– Ибо никому из нас не понять, что такое быть американским легавым в американском городе. Попробуйте осмыслить с английской точки зрения мотивы, которые заставляют человека подобного сорта применять оружие, и вы не найдете никакого смысла. Английская кровь обладает намного более высокой точкой кипения, чем ее американский эквивалент. Да, нам предстоит одно из тех злосчастных дел, где судебная ошибка просто неизбежна.
– Неизбежна, сэр? Но ведь такого никак не может быть в Англии.
– Если бы я опустился до того, чтобы застрелить человека в американском городе Де Мойн, миссис Шекспир, я бы не хотел подвергнуться суду по американским стандартам или – что еще хуже – по американским стандартам, видоизмененным во имя проявления доброй воли в духе Дэвида Копперфилда и миссис Минивер.
– Я понимаю, сэр, понимаю, – в суровом раздумье пробормотала миссис Шекспир. Большую часть того, что говорил ей сэр Невилл, она не понимала, именно поэтому ей он это и говорил. Возможность еще утром разогреть свой мыслительный механизм на глазах свидетеля, не способного ни на какие инициативы, которые могли бы затуманить обдумываемый вопрос, вызывала у него удивительное чувство освобождения от бремени.
– А сейчас я приму ванну, миссис Шекспир.
– Вы еще не доели яйцо, сэр Невилл.
Сэр Невилл скрылся в ванной, никак не обосновав свой отказ доесть яйцо.
Придя на работу, он принял своего помощника Билла Стокарда и высокого чина из Скотленд-Ярда – Пьютри, главного инспектора уголовной полиции. Они сидели, попивая чай.
– И ведь он отнюдь не рядовой полицейский, – говорил Пьютри.
– Он начальник полиции города с почти миллионным населением.
– Я этого не знал. – Сэр Невилл задумчиво помешивал ложечкой чай.
– О боже, да это же намного осложняет дело, не правда ли?
– Почему же?
– Видите ли, нам будет еще труднее судить его.
Стокард еле заметно улыбнулся. Он хорошо понимал ход мыслей своего начальника.
– О господи, да начни мы размышлять над тем, что судить легко, что трудно, а что вообще невозможно, мы бы уже давно все свихнулись, – заметил Пьютри, раскуривая трубку.
– Вы только вспомните все эти обрядовые дела – ритуальные убийства и каннибализм в районе Ноттингхилл-гейт!11 А кровная месть в Беркемпстеде, когда сводились счеты вражды, начавшейся пятьсот лет назад в Северной Нигерии! Вы думаете, его светлость судья Бекуит и судья миссис Макквистон были способны принять в том случае справедливое решение, а? Что скажете? Нам тогда нужен был колдун в полном боевом облачении, который в порядке наказания отрезал бы виновнику полагающийся орган – и точка.
– Но потом все равно последовала бы, я полагаю, апелляция, – сухо улыбнулся сэр Невилл.
Пьютри рассмеялся. Загудел зуммер селектора, и Стокард щелкнул рычажком.
– К вам господин из министерства иностранных дел, – раздался голос секретарши.
– О? – Стокард вопросительно глянул на сэра Невилла, тот кивнул.
– Хорошо, просите. – Стокард выключил аппарат.
– Что же теперь? – спросил он.
– Янки, наверное, пригрозят направить Шестой флот, если мы не выпустим их человека, – пошутил Пьютри.
– Вряд ли они пошлют Шестой флот из-за какого-то полицейского чиновника. Рональда Рейгана или Ширли Темпл12 еще куда ни шло, но Шестой флот – маловероятно, – заметил Стокард.
Отворилась дверь, и вошел коротенький, очень неопрятный человечек, который как-то очень странно держал голову – то ли собираясь извиняться, то ли играя на воображаемой виолончели и прислушиваясь к ее звучанию. Глаза его бегали вверх, вниз и по сторонам, и при этом на губах бродила жеманная улыбочка. Когда он переставал гримасничать, лицо сразу становилось утонченным и достойным, однако это обстоятельство, казалось, очень его смущало, и он изо всех сил старался произвести впечатление неприглядной никчемности. Представился он как Гайлз де Монтесано. Он был отпрыском одной из старых английских католических семей, и звук «р» раскатывался в его устах далекой барабанной дробью.
– Сегодня утром мы получили сообщение из консульства Соединенных Штатов по поводу мистера Крамнэгела, – заявил он.
– Уже? Однако быстро они работают, быстро, – заметил сэр Невилл.
Улыбнувшись, Монтесано стал похож на святого, умирающего мученической смертью на костре. – Сообщение, полученное нами, носит неофициальный характер, поэтому мы так быстро и получили его, – пояснил он.
– Прошу учесть, однако, что оно носит неофициальный характер только потому, что за ним пока еще не последовало официальной памятной записки или чего-либо подобного.
– Не понимаю, – сознался Пьютри.
– Видите ли, – еще отчаяннее скривился Монтесано, – видите ли, сообщение поступило в форме телефонного звонка мистера Элбертса, личного помощника генерального консула США, и он вполне ясно дал понять, что его звонок не следует считать сугубо неофициальным, поскольку за ним, безусловно, последует письменное извещение. Не знаю, право, достаточно ли понятно я изъясняюсь...
– М-м... Не могли бы вы изложить нам содержание сообщения американцев? – мягко направил его в нужное русло сэр Невилл.
– Полагаю, что именно в этом и заключалась цель вашего визита к нам.
– Совершенно верно, совершенно верно, – захлебнулся безрадостным смехом Монтесано.
– По всей видимости, американцы хотят заверить нас, что не рассчитывают на какое-то особое отношение к этому человеку. Говоря словами мистера Элбертса, он должен был бы лучше соображать. И сам виноват, если не сообразил.
– То есть никакого давления, – сказал Пьютри.
– Что есть отсутствие давления, как не способ оказать давление? – заметил сэр Невилл.
– А-а... – с мудрым видом протянул Стокард.
– Должен отметить, что сначала именно так восприняли звонок мистера Элбертса и мы, – заявил Монтесано. – Сообщение показалось нам слишком уж поспешным... И все же у меня сложилось впечатление, что они искренне смущены случившимся.
– Они и должны быть смущены, – сказал Пьютри.
– Они полагают, что он подвел свою страну.
– Это только потому, что он – за границей, – заметил сэр Невилл.
– Дома, по всей вероятности, он получил бы за это медаль.
– Ну, что вы! – Стокард никак не мог поверить, что существует такая огромная разница между англичанами и людьми, которых он любил называть «нашими американскими кузенами».
Зазвонил телефон. Стокард снял трубку. Послушав немного, сказал: – Ясно. – И положил трубку на рычаг. Сэр Невилл даже не взглянул на него.
– Умер шотландец, не так ли?
– Да.
– Рассуждать больше не о чем, – сказал Пьютри.