– Это ты обязан кое-что мне объяснить, Барт. Ты – осужденный преступник и, согласно законам штата, должен был зарегистрироваться в полиции по прибытии. А ты этого не сделал.
– Этот закон не распространяется на приговоры, вынесенные иностранным судом, Ал, и тебе прекрасно это известно. Вот уж не думал, что ты настолько глуп.
– Да, не распространяется, но англичане могут потребовать твоей выдачи, и в таком случае мы обязаны знать твое местонахождение, чтобы отправить тебя обратно, если они решат, что ты должен отбыть свой срок до конца там.
Одна только мысль об этом вызвала у Крамнэгела внезапный приступ тошноты.
– И еще, Барт. Я не желаю, чтобы ты болтался по городу и угрожал моей жене.
– Я никогда не угрожал Эди.
– Ты заявил, что изобьешь ее, если она не даст тебе денег.
– Разве я ее избил? Я тебя бил, Эди?
Мгновенно ожившая Эди приподняла край юбки:
– Смотри, что со мной сделал этот подлец...
– Заткнись! – приказал ей Ал на тот случай, если она имела в виду его самого.
– Это мои деньги! – заорал Крамнэгел.
– Суд, который слушал дело о разводе, такого решения не выносил. Если ты хочешь получить хоть цент из денег Эди, опротестуй решение суда.
– Ах ты грязная скотина! Ты что, не знаешь, что это сбережения всей моей жизни?
– Ты мне угрожаешь?
– Ладно, Барт, пошли, – тихо, но убедительно сказал Армстронг. – Ничего хорошего ты не добьешься, если попытаешься решить все прямо на улице. Я здесь нахожусь только в качестве свидетеля, ты ведь это понимаешь, правда? И мне не хотелось бы ни видеть, ни слышать ничего такого, что потом скомпрометировало кого-либо. И так уж хватит, верно? Пошли, парень, со мной, устроим тебе адвоката и прокрутим всю процедуру в управлении, ты же понимаешь.
Крамнэгел, оказавшись в дружелюбном объятии стиснувших его рук Армстронга, сделал довольно вялую попытку броситься на Карбайда; из глубины «Кадиллака» леди Макбет наблюдала за происходящим широко раскрытыми глазами.
– Пошли, Барт.
– Как мне известно, ты сумел угрозами, насилием и вымогательством получить у миссис Карбайд чек на две тысячи долларов, – холодно сказал Ал.
Тут уж Крамнэгел ринулся на него всерьез, но Армстронг мужественно удержал его.
– Ну что ж, попробуй только получить по нему деньги, – продолжал Карбайд. – И если ты не оставишь миссис Карбайд в покое, я предъявлю тебе обвинения по всем статьям, начиная с бродяжничества и кончая вымогательством. Ты видел, как он пытался напасть на меня, – сказал Карбайд Армстронгу.
– Хотите, чтобы я его отпустил, да? – довольно неожиданно спросил Армстронг. – Чтобы прямо сразу можно было пришить ему обвинение в нападении на должностное лицо?
Карбайд почувствовал себя так, будто его ударили ножом в спину, а Крамнэгел мгновенно понял, что слова Армстронга предназначались ему. Он сразу же затих и перестал вырываться. Армстронг отпустил его.
– Ладно, Марв, пошли, – сказал Крамнэгел, глядя в землю.
– Желаю вам хорошо поужинать. Спокойной ночи, Эди! – выкрикнул Армстронг.
Когда Армстронг и Крамнэгел скрылись в темноте, Ал чуть не взорвался от приступа холодной ярости. Вены на висках вздулись так, что рельефно выделялись в тусклом свете уличного фонаря.
– Садись в машину, Ал, промокнешь, – позвала его Эди.
Ал отошел от машины на несколько шагов.
– Ты хочешь, чтобы я села за руль, милый?
Ал вернулся в машину, сел на свое место, взглянул на жену и ударил ее по голове. Теперь он уже снова полностью владел, собой.
– Что я такого сделала?! – взвизгнула Эди.
– Ничего особенного, но на кой ляд эта сволочь Армстронг приперся сюда сам, когда я приказал просто выслать дежурного... Нарочно приехал, разумеется. Далеко метит, мерзавец.
Эди улыбнулась сатанинской улыбкой.
– Вам, полицейским начальникам, вечно не везет ни с женами, ни с заместителями. Подумать только, сколько неприятностей у Барта из-за тебя... И из-за меня. Ей-богу, он заслуживает того, чтобы дать ему вздохнуть спокойно. Жены и заместители... Так трудно всегда от них отделываться…
Ал, в нарушение всех правил дорожного движения, развернул машину в обратную сторону, отчаянно нажимая на клаксон.
– Куда мы едем? – встревоженно спросила Эди.
– Домой. Я не хочу есть.
– Зато я хочу.
Но они поехали домой.
Тем временем в полицейской машине Армстронг рассказал Крамнэгелу все последние новости. Близились выборы в местные органы власти, и мэр Калогеро вновь выставил свою кандидатуру, хотя против него были выдвинуты обвинения в вымогательстве. И чем больше его имя связывали с подозрительными элементами, тем прочнее становились его политические позиции. Всевозможные бесстрашные журналисты, или, вернее, журналисты, которые писали так, как будто были бесстрашными, атаковали мафию, но никогда не называли имен, и каждое их выступление до такой степени дышало духом истинной демократии в действии, что не могло не рассеять сомнений читателей. Люди стали более тертыми, но оставались такими же легковерными, как всегда. Они больше не раскисали перед разряженным в пух политиканом, пощипывающим струны народных инструментов, или спустившимся на десять минут в неглубокую угольную шахту, или целующим детей, отчаянно пытающихся уклониться от этой чести. Но достаточно было подкупленному аналитику общественного мнения объявить, что в ходе избирательной кампании мэр оставил за флагом своих соперников, чтобы очень многие поверили этому, даже если отдельные личности и высказывались против. Поскольку подобных опросов проводилось пять или шесть, а выводы их не отличались друг от друга, очень трудно было сказать, кто состоит на содержании мафии, а кто – нет. На одних догадках, разумеется, далеко не уедешь, но Армстронг полагал, что организация, помпезно именуемая Институтом народного мнения, которая постоянно подчеркивала успехи мэра Калогеро, целиком и полностью существует за счет преступного мира. Одним из ее руководителей был Милт Роттердам.
– Ал не пытался перебить мафии хребет? – поинтересовался Крамнэгел.
– Если между нами, то Ал оказывает им всяческую помощь, – ответил Армстронг.
– Кто же тогда выдвинул обвинения в вымогательстве?
– Тут уж никуда нельзя было деться – до того все далеко зашло, что шила в мешке не утаишь. По-моему, эти ребята даже сами поощряют обвинения против себя – уверены, суд их всех обелит и оправдает.
– Ты что, смеешься?
– Нисколько. Все знают: мафия существует. Но никто не понимает, что она спокойно может выйти из зала суда чище чистого.
– Кто же судья?
– Уэйербэк.
– Ясно. До того ясно, что блевать хочется, – сказал Крамнэгел.