– Я так и думал.
– Но, знаете, Барт, я ведь всегда помог бы человеку в беде, даже если бы и не вспомнил, просто такой уж у меня характер.
– Ага, это я знаю. Ваш сын позаботился о том, чтобы именно таким вы и были, – повернул Крамнэгел нож в ране, Арни вздрогнул и посмотрел на часы.
– Ну вот, – медленно продолжал Крамнэгел, – так получилось, что я выпал из общества. И не по собственному, как вы понимаете, желанию. Меня просто, так сказать, вытолкнули, спихнули с края обрыва. И теперь мне нужна ваша помощь, Арни.
– Почему же вы не пришли ко мне в клинику...
– Потому что мне некогда, Арни, вот почему, – несколько повысил голос Крамнэгел. – Вы ведь знаете: я убил человека.
– Да, я читал об этом, – вздохнул Арни.
– Что ж, это был глупый поступок, верно?
– Да, раз вы сами так говорите, раз все так повернулось…
Крамнэгел наклонился вперед, чтобы больше походить на заговорщика.
– Да, это было глупо. Но вы знаете – почему?
– Разумеется.
– Скажите мне – почему.
– Но... но это всегда глупо – убивать людей. – Арни не нравились подобные разговоры.
– Э, нет, – отвечал Крамнэгел тоном профессора, разочарованного ответом своего любимого ученика. – Убивать людей само по себе не глупо, глупо убивать людей без причины. У этих, значит, строительных рабочих и у этих паршивцев-ветеранов была причина убивать того буддиста – ненависть, обыкновенная ненависть. А у меня такой причины не было. И приговор мне дали заслуженный, потому как был я просто обормот и кретин. Убил человека, которого даже и знать не знал. А сейчас я выяснил кое-что еще. За убийство того буддиста никого даже и не собираются арестовывать. Это раз. А убивала его целая толпа. Это два. Вот толковое убийство, Арни. Но у меня таких преимуществ нет. Я – один, сам по себе. Поэтому не приходится рассчитывать на помощь. У меня ведь нет ничего, кроме ненависти. Ненависти, которой я научился прямо здесь, в моем родном Городе.
Побледневший Арни больше уже не смотрел на часы.
– Барт, – сказал он, – еще не родился такой человек, которому рано или поздно не требуется помощь. Психиатрия медленно проникает в потемки человеческого разума...
– Весь этот треп я от вас уже слышал раньше, – грубо перебил его Крамнэгел, – вы мне даже говорили тогда, что я, видно, болен, потому как не хочу лететь тринадцатого числа. Так вот что я вам скажу: потемки человеческого разума меня не касаются и не интересуют, меня интересуют активные действия, таким уж я всегда был, таким и помру – но только не в газовой камере, а в открытом бою с оружием в руках. Только... – Он помолчал. – Только я пока не собираюсь помирать, мне еще кое-кого нужно самому сперва убить. А потом и пожить немножко.
– Убить? – безучастно спросил Арни.
– Убить. Завтра вечером. На открытии стадиона. Там ведь все будут, верно? И Эди, и Ал.
– Вы хотите убить Эди?
– С чего вы взяли, что я хочу убить Эди? Эту жалкую глупую сучонку? Я не намерен убивать людей, чтобы избавлять их от их собственных несчастий. Если они такие жалкие и несчастные, то, наверное, того и заслуживают, и кто я такой, чтобы класть их несчастьям конец? Что же до Карбайда, то мелкие счеты я так не свожу. С меня хватит того, что он схлопочет по первое число за плохую организацию охраны. Нет, сэр, если уж Крамнэгел берется убивать, то впредь он будет убивать людей на самом верху.
– На самом верху?
– Вот именно. Я не желаю тратить пули на всякую сволочь вроде Реда Лейфсона. Когда-нибудь он захлебнется собственным ядом и утонет в нем. Я не стану охотиться даже на такое жулье, как мэр Калогеро, – рано или поздно его прикончит либо Шиллигер, либо Роттердам, либо Тортони, либо какой-нибудь из подпольных синдикатов. Матч начинается ровно в восемь, так? Губернатор штата Дарвуд Макалпин пожмет руки игрокам обеих команд и откроет памятную доску. Так вот, позвольте вам сообщить, что на свое место он уже не вернется. И матча ему не видать, потому как он умрет.
– О боже! – в ужасе вскричал Арни. – Но что он сделал вам плохого? Ал Карбайд – еще могу понять...
– Этот сукин сын вручил мне билеты для кругосветного путешествия, так ведь? – устрашающе напряженным голосом перебил его Крамнэгел.
Ход мыслей Крамнэгела внезапно открылся Арни, как вдруг открывается исследователю мир, никому доселе не известный. Он лежал перед ним, ярко освещенный и четко видимый, и хотя в нем было слишком много деталей, чтобы усвоить их все сразу, в общих очертаниях не могло быть никаких сомнений, а остальное легко угадывалось.
– Вы вините во всем его...
– А где он? Сидит в своем кабинете или скорее всего потягивает коктейли у своего домашнего бассейна, пока в Городе убивают не тех, кого нужно, и не на тех, на кого нужно, сваливают вину. Я пристрелю этого мерзавца. Арни, а. затем объявлю о временном помрачении ума. Вот здесь-то вы мне и понадобитесь.
Арни почувствовал, как к горлу подкатила тошнота.
– Я не советую вам действовать подобным образом, Барт, право, не советую.
– А я к вам не за советом пришел. Вы всегда охотно выручали людей, которые насиловали малолетних детей, вы выручали убийц-педерастов и всяких прочих психов. Теперь моя очередь. Я ведь выпал из общества, вы не забыли, Арни? И вы поможете мне избежать приговора за убийство – это все, чего я прошу у вас и у Шпиндельмана.
– Шпиндельман? Да он никогда в жизни...
– Вы что, смеетесь? По-вашему, он откажется защищать начальника полиции, обвиняемого в убийстве губернатора штата? Да это ведь и есть одно из тех дел, за которые он берется не ради денег. Тут уж дело верное – вопрос его славы. Лучше не придумать – человек служил Городу верой и правдой почти что тридцать лет; служил настолько хорошо, что Город устроил ему чествование, на котором вручили памятный адрес и билеты в кругосветное путешествие, да еще первым классом, а не каким-нибудь туристским или чартером. Так вот, с тем же самым человеком несправедливо обошлись за границей, он возвращается обратно и видит, что его любимый Город превратился в помойку, в вертеп, где процветают коррупция, насилие, взяточничество – дальше можете продолжать сами. Так как же он поступает? Да очень просто – честно, по-настоящему, по-американски, – причем, заметьте, только потому, что он против насилия, взяточничества и воровства; поскольку все от него отмахиваются, он убивает этого чертова губернатора, чтобы привлечь внимание ко всем здешним безобразиям.
– Послушайте меня, Барт...
– Переведите все это на первосортный английский язык, и ваше дело в шляпе.
– Вы хотите подменить собой закон?
– А разве Иисус Христос спрашивал разрешения в муниципалитете, чтобы изгнать торгующих из храма? Нет, сэр, не спрашивал. Ему просто повезло, что тогда еще не было винтовок.
– Барт, – настойчиво сказал Арни. – Вам нужно на время уехать отсюда.
– В Колорадо-Спрингс? Слышал уже. Не пойдет.
– Я могу положить вас в больницу.
– Это пожалуйста, но только послезавтра. С удовольствием у вас полечусь.
Арни решил попробовать иной подход:
– Я ведь понимаю, что вы все это говорите не всерьез, Барт. Не понимаю только, за что вы мстите мне. Довольно жестоко с вашей стороны – у меня не такое уж здоровое сердце. – Он прикрыл его руками. – У меня был приступ, пока вы отсутствовали, врачи говорят, мне не так-то много осталось жить.
Неожиданно для Арни Крамнэгел вскочил и затряс его, как тряпичную куклу.
– Ты добьешься моего оправдания, Арни. Ты и Шпиндельман. Вы оба добьетесь этого. А своему сердцу ты велишь подождать, пока не кончится мой процесс. Ты дал мне обещание, и ты его выполнишь, ясно? Скажешь, что я был не в своем уме, когда убивал губернатора, а потом я, значит, поправлюсь, благодаря твоему лечению и твоим лекарствам. Это будет чудесное исцеление, одно из самых больших чудес в истории медицины. И оно прославит тебя. Тебя и Шпиндельмана. Ты только подумай об этом. Если вам нужен продажный судья, найдите его... Вы же всех их знаете. Не мне вас учить. Сделайте так, я потом заплачу вам за это.
– Вы мне заплатите? Как?
– Я напишу книгу. Книгу о своей жизни. Можете рассматривать весь этот эпизод как начало рекламной кампании для моей книги. Мне-то самому и строчки написать не придется – я выяснил еще в Англии. Лишь продам свое имя, а все остальное за меня сделают. Я даже не читал своих чертовых мемуаров; все, что мне пришлось делать, – это просто жить своей жизнью. А потом по книге поставят фильм – и вот он я, во всех журналах, пожимаю руку актеру, исполняющему роль Большого Барта.
Арни хотел высмеять Крамнэгела, но ядовитое красноречие отказало ему. Ведь примеров подобного рода множество. Кэрил Чессмен32, скажем, продержался так долго, что читающая публика успела привыкнуть к нему и стала протестовать против беспричинной казни выдающегося литературного таланта. Так называемый сладкий аромат удачи уже щекотал ноздри Крамнэгела. А ведь если бы не эта двуличная Далила – Эди, он уже тратил бы свои гонорары. Арни сделал последнюю попытку заговорить с позиции человеческого достоинства и прочих добродетелей, которую человек обычно занимает, когда остается наедине с собой.