Рано утром, когда они проехали Дижон, Алиса проснулась. Она села, и Хьюго увидел ее заспанное лицо.
Хьюго снова спросил, не хочет ли она позвонить отцу, но девочка ответила, что у нее нет номера его телефона. Они проехали еще несколько километров, прежде чем Тороп озабоченно спросил:
– Но адрес-то у тебя, по крайней мере, есть?
– Да… есть… ну… последний адрес…
– И где он?
Алиса наклонилась вперед, и Хьюго увидел, как она дотронулась до своего лба.
Он обернулся и ответил ей хитрой улыбкой сообщника. Да-а, эта малышка могла бы стать лучшей ученицей Ари.
– Еще у меня есть фотография. Снимок дома. Она протянула ему через плечо полароидный снимок, и Хьюго искоса взглянул.
– А сколько лет фотографии и адресу?
– Наверное, года полтора…
«Неплохо, – подумал Хьюго, – это может пригодиться».
Около девяти они остановились на большой площадке для отдыха на южной окраине Лиона: бензозаправка, туалеты, кафе, супермаркет. Быстро проглотили плотный, но жутко невкусный завтрак и снова тронулись в путь. Алиса успела привести себя в порядок в туалете автозаправки,
– Что ж, прекрасно. Так почему вы еще здесь? Все утро Хьюго, как выпущенная из ствола
пушки ракета, летел по автобану вдоль русла Роны. В какой-то момент – он и себе не смог бы объяснить почему – Тороп поддался искушению; с сухим щелчком открыл дверцу бардачка. Достал диктофон. Убедился, что кассета вставлена, отвернулся от Алисы, изучавшей пейзаж за окном. Вдоль дороги тянулись вверх, убегали назад тополя. Хьюго прижал микрофон к губам, медленно заговорил:
– О необходимости «прямого действия». Здесь и немедленно. Сейчас мы едем сквозь урбанистическую цивилизацию, в то время как неумолимо приближается конец света или некто на него похожее. Мысль – это вирус. Он будет распространяться или мгновенно уснет, до лучишх времен, дожидаясь когда его случайно разбудят.
Возможно, книги – опаснейшие бомбы замедленного действия. Итак, в этот прекрасный день благословенного 1993 года машина едет по французской автостраде. Волей невероятной игры судьбы и хаоса двое людей пересекают континент из конца в конец, простые тени времен заката Европы. Каким-то чудом это рядовое событие рождает беспорядок, потрясение. Значит, остается только рассказывать ожизни, воспринимая опыт как бесконечную трансформацию…
Да, теперь они переживают закат вдвоем. Алису надо внести в сценарий. Она становится движущей силой действа, питаемого энергией самой жизни. Хьюго продолжил:
– Можно начать так: В субботу, 10 апреля 1993 года, в девятом часу утра, юная девочка-подросток явилась в Центральный комиссариат полиции Амстердама… Никто в тот момент не подозревал, что очень скоро она поставит на уши полицейские службы всей Европы…
Хьюго прервался, обернулся к девочке:
– Проголодалась?
Алиса отрицательно покачала головой. Потом, перекрикивая шум мотора, спросила:
– Вы писатель? В каком жанре?
Хьюго мгновение помедлил, сомневаясь, что она сможет его понять.
– Не знаю, как тебе объяснить… Это мой первый роман… Роман о конце мира… сегодня я вижу его жанр как боевик на дороге… за маленькой девочкой гонятся полиция и ее мать… один взрослый тип вернулся из настоящего ада… – Тороп подавил смешок.
– Но… это ведь наша история, правда?
Он слегка кивнул, потом, нарушив молчание, повисшее в машине, сказал:
– Вернувшись оттуда, я знал, что замысел романа и события моей жизни переплетутся Правда, тебя в первоначальном варианте сценария не было…
Хьюго снова ухмыльнулся.
– Это эксперимент, я хочу показать, как реальность врывается в вымысел, и наоборот.
Алиса надолго замолчала. Он понял – девочка размышляет над сказанным.
– Хьюго, – наконец начала она, – вы говорили, что работаете для какой-то международной организации… и у вас есть оружие… Только что вы вспоминали ад… Может, объяснить все по-настоящему?
– Объяснить тебе что? – Вопрос Хьюго прозвучал как выстрел.
– Ну-у, вы – писатель, но у вас есть пулемет и пистолет, и работаете вы на организацию, которая запросто помогает нам менять машины, достает документы и…
Она обвела руками саму себя, намекая на измененную внешность.
«И личность тоже», – мысленно дополнил этот ряд Тороп.
– Что ты хочешь знать? Шум двигателя.
– Итак?
– Откуда вы приехали? Что это был за ад? «Браво, девочка! – растерянно подумал Хьюго. – Так с чего же ты начнешь?»
Самолет описал широкий круг над океаном и начал заходить на Фару. Небо над побережьем очистилось, на всем Иберийском полуострове стояла великолепная погода.
Сидевший рядом с Анитой молодой португалец – они перекинулись парой слов во время полета – убрал книгу в небольшую спортивную сумку.
Анита придвинулась к иллюминатору, внимательно наблюдая за приближавшейся землей.
Сияющая охра, солнечная белизна домов, и до самого горизонта – синева, смешивающаяся с зеленью, припудренная серебром. Анита никогда прежде не была в Фару и не знала, почему из глубин памяти всплыли воспоминания о Лиссабоне.
Лиссабон, думала она, представляя себе исторический квартал этого города, серьезно пострадавший от пожара как раз накануне ее приезда летом… 1988-го. Да, именно тогда. Извилистые улочки с тенистыми портиками, рассеянные по всему городу, узенькие площади, зажатые между фасадами домов с висящим на балконах бельем, – все это способствовало быстрому распространению огня. Те дома, что не сгорели дотла, были украшены огромными черными фресками, написанными копотью.
На сей раз Аните было не до туристических красот. Она не сможет прогуляться ночью под мелодии фадо [1] , доносящиеся из открытых окон домов, остывающих от дневной жары.
Удар шасси по бетону полосы, скрежет, запах керосина на трапе, формальности – все прошло очень быстро. Инспектор из Центрального комиссариата Фару приехал за Анитой в аэропорт, и через двадцать минут после приземления она входила в здание.
Капитан Жоашин да Кошта был невысоким полноватым человеком, с пышными усами и манерами, слишком грубыми для португальца. Быстро разделавшись с формальностями, он провел ее в свой кабинет и молча предложил жесткий расшатанный стул.
Сам он уселся в кресло по другую сторону стола и тяжело вздохнул, выражая вековую покорность судьбе.
– Кажется, вы немного говорите по-португальски?
– О, совсем чуть-чуть…
Капитан да Кошта мгновение смотрел на Аниту.
– Ладно. Мы постарались кое-что разузнать об этом англичанине, Стивене Тревисе.
Анита промолчала.
– Последний дом, в котором он жил, сдан одной немецкой паре. Он съехал около трех месяцев назад. Мы пока не знаем куда.
Анита переваривала информацию.
– У вас есть адрес этого дома? Инспектор снова молча взглянул на нее:
– Вам это ничего не даст. Наш инспектор расспрашивал немцев и сотрудников агентства по недвижимости. Тревис уже освободил дом к моменту заключения сделки. Новые жильцы въехали неделю спустя. Агентство никогда больше ничего не слышало о вашем англичанине.
Анита попыталась все проанализировать за несколько мгновений.
– Они действительно ничего не знают о том, куда он мог уехать?
Полицейский безнадежно махнул рукой. Этот жест означал одно: Тревис мог сейчас находиться где угодно, но уж никак не в Алгарве и, скорее всего, даже не в Португалии,
Анита наклонилась вперед:
– Послушайте, капитан, дайте мне адрес. Это единственная зацепка, с которой я могу начать.
Да Кошта снова вздохнул, всем своим видом выражая непонимание: и зачем это голландской полиции так нужен адрес бывшего английского моряка, живущего в Португалии? Он что-то черкнул на клочке бумаги.
– И еще… не хочу вас затруднять, но…
Анита замолчала, пытаясь привлечь внимание собеседника.
Тот вопросительно поднял бровь.
– …смогу ли я поговорить с тем инспектором, который опрашивал новых арендаторов и сотрудников агентства?
Капитан с трудом удержался от недовольного возгласа.
– С инспектором Оливейрой? Вы найдете его в четвертом отделе на втором этаже.
Анита поняла, что беседа окончена. Толстяк полицейский уже смотрел в окно, на сияющую синеву неба, сливавшегося с морем.
– Прекрасно. Благодарю вас за все, что вы сделали.
Секунду спустя она покинула кабинет капитана.
Переступая порог ресторана, Анита вознесла мысленную хвалу «мачизму» инспектора, пригласившего ее пообедать.
Антонио Оливейра из четвертого отдела оказался молодым любезным и очень опытным полицейским. Он терпеливо изложил ей все подробности своих бесед с агентом по недвижимости и с новым арендатором дома Тревиса, объяснив, что потом его отвлекли другие срочные дела. Его улыбка говорила: «Ты ведь хорошо знаешь, какая собачья жизнь у всех полицейских, что в Амстердаме, что в Фару!» Анита все поняла – она умела читать между строк.
– Конечно, думаю, работы хватает, даже здесь…
– Да нет, сейчас еще не сезон.
Потом они заговорили о росте числа карманных краж, угонов машин, о дилерах и прочих подонках, «высаживавшихся» каждое лето вместе с туристами. Анита в основном поддакивала.
Она объяснила Оливейре подробности своего расследования, выделив несколько деталей и рассказав о главных направлениях, которые разрабатывала полиция Амстердама.
Во взгляде молодого сыщика Анита читала подлинный интерес, осознавая одновременно, что ее фламандский шарм не оставил его равнодушным.
У нее было мало времени. Необходимо было найти англичанина за пару дней, и Анита решила пойти ва-банк. В этой гонке не помешает надежный союзник – человек, хорошо знающий местную специфику и свое дело и заинтересованный в результате чуть больше остальных.
Анита собралась броситься в атаку, но Оливейра ее опередил:
– Может, поужинаем и обсудим дело за тарелкой рыбы?
И вот уже молодой официант подводит их к столику у окна с видом на скалистую бухту, покрытую белой скатеркой.
Усаживаясь, Анита думала о том, что ей необходимо точно понять, как бы повел себя на ее месте португальский коллега.
Подождав, пока принесут еду, она приступила к расспросам.
– Вы не рассказали мне, чем занимался этот Тревис.
Оливейра скорчил гримасу:
– Да вот это-то нам как раз не совсем ясно…
Анита настаивала:
– И все-таки, расскажите поподробнее? – попросила она, проглотив кусок удивительно вкусной рыбы-меч.
– Хорошо. Тем более что я успел собрать кое-какую информацию.
Улыбка тронула губы Оливейры, во взгляде блеснул хитрый огонек. Анита рассмеялась:
– Да уж, палец вам в рот не клади! Ладно, давайте, колитесь!
Молодой сыщик ответил неопределенным жестом, смысл которого Анита прекрасно поняла: когда-нибудь… Разве мы плохо сидим?
Она мгновенно рассмеялась в ответ, прикрывая рот ладошкой, поправила рыжевато-медную прядь волос, упавшую на лоб, и тут же почувствовала – кокетство действует!
Анита, конечно, мало напоминала топ-моделей с глянцевых суперобложек журналов: треугольное худое лицо с высокими скулами, худощавая фигура, не слишком пышные формы. Зато глаза часто вызывали у представителей мужского пола выброс адреналина, и она читала в их взглядах желание.
Похоже, сейчас именно тот случай.
«Спокойно, – подумала она. – Даже если он клюнул, сейчас не время для романтического приключения…»
Она «надела» на лицо серьезное выражение.
– Итак, чем он занимался?
Оливейра отвел взгляд и, немного подумав, приступил к рассказу:
– Начнем в хронологическом порядке. Лейтенант ВМС Великобритании. Служил сначала на Дальнем Востоке, потом в Гибралтаре. Семь лет преданной образцовой службы на благо ее величества. Отставка. Переезд в Барселону, потом в Андалусию. Осел в Алгарве. Знакомство с молодой голландкой Евой Кристенсен. Разнообразные занятия. Пишет картины и выставляет их в Португалии и в Испании. Летом катает туристов на яхте или на прогулочном катере. Жена часто ездит за границу по делам – она весьма успешная предпринимательница. После рождения дочери семья переезжает в Барселону. Все, конец. Однако в последние месяцы перед переездом Тревис, похоже, имел дело с разными темными типами в Лиссабоне и Испании. Все они были так или иначе связаны с итальянской мафией. И последнее. После развода, лет пять назад, он вернулся сюда, в Алгарве… Почти нигде не бывал, рисовал дни напролет, но выставлялся редко.
Анита не скрывала восхищения. Столько сведений при таком «пристрелочном» расследовании!
Оливейра рассказывал неторопливо и мягко, так что она без труда понимала его.
Ей было легко с этим молодым инспектором, она даже начала думать по-португальски…
– Хорошо, а теперь посоветуйте, как мне действовать.
Оливейра коротко рассмеялся:
– Что заставляет вас предполагать, будто он до сих пор здесь?
– Ничего. Но почему бы не начать отсюда? Оливейра бросил на нее взгляд, в котором читались удивление и любопытство:
– Начинайте не в Фару.
– Почему?
– Да потому, что я уже допросил все местные агентства по недвижимости и портовое начальство.
Анита чуть не поперхнулась вином.
– Что вы сделали?
– Сегодня утром, после звонка из Амстердама о вашем приезде, я побывал в агентствах и в порту. Тревиса здесь нет.
Анита не отводила от него внимательно-изумленного взгляда.
Оливейра сам заплатил по счету. Она знала, что мужчины Средиземноморья не допускают мысли о том, что женщина будет платить, и не стала настаивать
Инспектор проводил Аниту до Центрального комиссариата, напомнив по дороге, что едет на следующий день в Лиссабон, а возможно, отправится в Порто, на другой конец страны, чтобы забрать одного задержанного. Он посоветовал ей начать с восточной части города – она была ближе всего к испанской границе. Возможно, Тревис отправился на юг Андалусии и у нее будет пусть небольшой, но шанс хоть что-то узнать о нем.
Анита оценила весь фатализм его предположения и промолчала в ответ, не раскрывая рта всю дорогу, пока они ехали в комиссариат.
Сев за руль своей машины, она решила последовать совету Оливейры. В конце концов, его метод ничем не хуже любого другого.
К полудню разговор сам собой угас, и Хьюго обратил наконец внимание на настоятельное требование своего организма.
За последние несколько часов Алиса проявила такое жадное любопытство, что ему пришлось, не отрываясь от дороги, срочно систематизировать все свои знания по истории и попытаться объяснить ей глубинные причины конфликта, вернувшись аж к началу века и подробно описывая различные типы тоталитарных коммунистических режимов в Европе и мире.
Он как раз дошел до начала первой мировой войны, рассказывая о прекрасном июне 1914-го в Сараеве, когда почувствовал, что пора отлить. В любом случае он практически закольцевал повествование. Начало и конец двадцатого века, тот же город в самом сердце Балканского полуострова, который стал своеобразными скобками в истории. «Теперь вперед, – подумал он с привычным фатализмом, – на встречу с будущим». Поставил старую запись «Роллинг Стоунз» – авось поможет дотерпеть пятнадцать километров до следующей стоянки.
На площадке огромной заправки Эссо было полно машин, стоявших в очереди к колонкам. Грузовики стояли на специальной парковке вдоль дороги. В кафе толпились водители и туристы, юнцы, путешествующие автостопом и словно сошедшие со страниц иллюстрированной энциклопедии конца века. С порога Хьюго внимательно осмотрел весь зал, стараясь подметить необычную деталь, подозрительных типов, пристальные взгляды или выпирающие из-под одежды пушки. Инстинктивно взяв Алису за руку, он подвел ее к длинной стойке с выставленными на ней в ряд тарелками с едой. Не обнаружив ничего подозрительного, позволил себе умственную передышку, решив «отпустить вожжи».
– Возьми мне кусок лимонного пирога и пиво… себе – все, что понравится. Сядь вот там, в углу, за маленький столик, я вернусь через минуту. Он быстро пошел по направлению к туалету.
В кабинке, шумя, как Ниагарский водопад, Хьюго даже удовлетворенно застонал от облегчения, потом вымыл руки и сполоснул лицо, стоя рядом с водителями в клетчатых рубашках и засаленных майках и сотрудниками дорожной службы в строгих коричневых костюмах.
Он возвращался к Алисе, чувствуя себя невесомым, как воздушный шарик.
– Ладно, – начал он, садясь за оранжевый пластиковый стол, – а теперь расскажи мне об отце. О человеке из Португалии.
И набросился на пирог. Черт, что за вкус, сплошная синтетика… Алиса смотрела на него снизу вверх, жуя крабовую палочку:
– Я не видела его уже четыре года.
– Что такого страшного произошло между твоими родителями, что отца лишили права видеться с тобой? Ты больше не носишь его фамилию?
Алиса опустила глаза в тарелку. Хьюго не деликатничал, он должен наконец узнать правду.
– Я точно не знаю. Я тогда была маленькая. Моя мать подала на развод, а потом что-то произошло. Адвокаты. Судебный процесс. Отец проиграл. Год спустя после развода мы виделись в последний раз… Потом мама объяснила, что по документам я теперь не Алиса Барселона Тревис Кристенсен, а просто Алиса Барселона Кристенсен.
Хьюго улыбнулся. Не слишком весело.
– Ты действительно не знаешь почему? Что случилось на самом деле?
Алиса отрицательно покачала головой. Потом как будто решилась и открыла было рот, чтобы ответить, но снова передумала и, не говоря ни слова, проглотила следующую крабовую палочку.
Хьюго не упустил ни одного движения ее души.
– Почему ты не можешь ничего мне рассказать?
Алиса подняла на него глаза, в которых плескалась тревога. Мгновение молча смотрела, потом проглотила очередной кусок сурими и уронила:
– Эти штуки из крабов совсем невкусные. Хьюго прикрыл глаза:
– Ладно, как хочешь…
Он доел, одним глотком допил пиво и собрал грязную посуду на один из подносов.
– Ты больше ничего не будешь?
– Нет, я и есть-то не хотела.
– Хорошо, тогда уходим.
Хьюго встал и направился к кассе.
Алиса шла следом, сохраняя дистанцию как минимум в метр.
Следующие двести километров они проехали в молчании. На выезде из Нарбонна произошло непредвиденное осложнение: столкнулись две машины, и возникла многокилометровая пробка. Хьюго сверился с картой Витали, лихорадочно обдумывая ситуацию. Можно съехать с автострады, ведущей к южной границе на Перпиньян. Добравшись до главной трассы через Центральные Пиренеи, он избежит крупного таможенного поста по пути в Барселону. И въедет в Испанию по горным дорогам Страны Басков и Наварры: Памплона, потом Бургос. Оттуда он спустится прямо к Саламанке и попадет в Португалию с севера, где его вряд ли ждут. Десять минут спустя Хьюго ехал прямо на запад, в сторону Каркассона, Тулузы и Тарба, там он собирался свернуть к границе. Да, он правильно составил маршрут на день и поэтому мог – во имя сохранения полной тайны – увеличить время прохождения маршрута на несколько часов.
Через некоторое время Алиса заерзала на сиденье. Поставив локти на подголовник, она спросила вкрадчивым голосом:
– Вы сердитесь, Хьюго? Он не знал, что отвечать.
– Вы хотели, чтобы я вам все рассказала, там, в закусочной…
Она скорее утверждала, чем спрашивала, но Хьюго решил развеять ее опасения:
– Да нет, не беспокойся, полагаю, у тебя были веские причины…
Он сам, пытаясь объяснить ей, что за ад имеет в виду, тоже не был до конца честен: не назвал ни одного имени, ни разу не упомянул Витали и других членов организации, придумал какую-то гуманитарную организацию, работающую на боснийское правительство, наврал, что отвечает за безопасность ее членов, потому и носит оружие. Он смешал достаточно реальных фактов с ложью, чтобы все выглядело вполне правдоподобно. Он ничего не рассказал девочке ни о поставках оружия, ни о боях в Черске и Сараеве, ни о горном селе, в котором они нашли сотни трупов, ни словом не обмолвился об изнасилованных девушках, которых обезглавили на их собственных кухнях или в маленьких спальнях на кроватях, загаженных нечистотами. Он не стал расписывать в деталях тот случай, когда они с Беширом Ассиневичем, Марко Людовичем и двумя французами, неожиданно осветив фонарем дверь погреба, увидели распятую девочку со вспоротым животом. Стоило ему вызвать эту картину в памяти, и она часами не выходила у него из головы. Хьюго умолчал и о том, что показали ему боснийские офицеры: десятки маленьких девочек сидели взаперти в школьном зале – похожие на дешевых кукол с переломанными ногами. Многие боснийцы не могли сдержаться – слезы катились из их глаз, опустевших навсегда, навечно…
– Знаешь, это мой отец…
Хьюго не сразу включился. Душа его витала далеко от тела, которое вело черный «БМВ» по французской дороге. В некотором смысле это не было преувеличением: огромная часть его памяти и личности навсегда осталась там, перед той дверью в жуткий пыльный погреб, набитый мертвыми телами, разрушенными жизнями.
– Твой отец? – хрипло переспросил он.
– Да… это он меня попросил… и я ему обещала… Никому не рассказывать того, что он писал…
Хьюго нахмурился.
Тем хуже – в любом случае через двадцать четыре часа Алиса Кристенсен навсегда исчезнет из его жизни. Пусть подавится своими проклятыми секретами!
Перед ним расстилалась лента дороги, у него была кассета Джимми Хендрикса, а зажигательная гитара Перпл Хейз в конце концов все «устаканила».
Ему даже удалось прогнать из памяти то проклятое видение. Ту гребаную дверь с распятым на ней человеческим телом.
Она оказалась на восточной дороге, шедшей вдоль побережья. Раствориться в пейзаже. Узнать эту землю, эту страну, насладиться ее ароматами и языком, привыкнуть к лицам и видам…
Чтобы быстро продвинуться, придется рассчитывать на интуицию и везение.
Один из каналов передавал безликую мелодию в стиле диско. Слева тянулись пляжи, обсаженные кипарисами и соснами. Анита начала отбивать такт по рулю, слушая песню Уитни Хьюстон.
По широкой скоростной дороге № 125 она проехала Ольяно, несясь вперед по серой ленте шоссе.
Солнце давно нырнуло за горизонт, упав по другую сторону Атлантики, – наше светило всегда точнее любых часов и приборов.
Деревья, выхватываемые фарами из темноты, напоминали огромных призраков.
Анита решила остановиться в небольшой харчевне, которая возникла перед ней на мысе, в стороне от пустынной дороги, словно свалившись с неба. Она поставила машину на пустую стоянку и вошла во влажно-жаркий зал с белыми оштукатуренными стенами, на которых были развешаны рыболовные сети и чучело рыбы-меч.
Внутри, за столом у окна с видом на океан, ужинали двое старых рыбаков. Вглубине четверо мужчин помоложе играли в карты. Один из них оказался хозяином. Он сразу поднялся навстречу Аните с обычным для этих мест простым и сдержанным гостеприимством, улыбнулся, произнеся несколько слов, состоявших преимущественно из шипящих звуков.
Анита коротко ответила и прошла к столику у окна, позади того, где сидели рыбаки.
Она заказала большой стакан сервесы, съела несколько оливок.
Через окно она видела белые перила ограждения над растущими на склоне соснами, спускавшимися к пляжам. По морю бежала легкая зыбь, волны складывались в затейливые фигуры, а над водой самоуверенно сияла полная Луна.
Тихонько пела старая пластинка. Простая мелодия, в которой звучала традиционная португальская печаль. Песня рыбаков – таких, как эти двое стариков, молча попивающих свой бакальхао.
Четверть часа спустя они поднялись и вышли из ресторанчика, негромко попрощавшись с остальными и почтительно, но с достоинством, поклонившись Аните.
Она подозвала хозяина, чтобы заказать кофе, а когда тот подошел, достала из сумки фотографию Стивена Тревиса:
– Я ищу этого человека, он мой друг. Англичанин, бывший моряк. Мне сказали, что он жил в окрестностях Фару.
Хозяин внимательно и вежливо изучил снимок, потом, отрицательно покачав головой, вернул Аните:
– Нет, я его не знаю… Эй, Жоакин, посмотри, знаешь этого типа? – Он обращался к картежнику в красной рубашке. Тот поднял на него взгляд:
– Что там, Антонио? Что за тип?
– Вот, гляди… – Хозяин помахал снимком. – Иди сюда, посмотри, он друг нашей маленькой иностранной гостьи.
Мужчина положил карты, встал, подошел к хозяину.
Внимательно изучив фотографию, он тоже отрицательно покачал головой.
– Эй, ребята, а вы его знаете?
Жоакин отнес карточку своим приятелям, они смотрели, передавая из рук в руки, вежливо отвечали:
– Нет, нет…
Жоакин вернул фотографию хозяину, тот протянул ее Аните:
– Мне жаль, мадемуазель, мы не знаем, кто это. Вряд ли он здесь живет… А вы-то сами откуда?
– Из Голландии… Из Нидерландов, – почему-то растерявшись, уточнила она, пряча снимок.
– Вы знать эти места? – Хозяин перешел на ломаный «туристский» – голландский.
– Нет, я здесь впервые. – Анита ответила ему по-португальски. – У вас есть свободная комната. На эту ночь?
– Ну конечно! – Хозяина восхитило то обстоятельство, что молодая иностранка с севера решила остановиться в его гостинице. – У меня есть очень красивая комната с окнами на море, на втором этаже.
Он поднял глаза к потолку, затянутому сетью цвета сушеной морской травы.
– Отлично… А можно мне коньяку к кофе?
– Коньяку? – переспросил хозяин. Анита молча кивнула.
Он вернулся через три минуты с кофе и бокалом, в котором плескалась янтарная жидкость, поставил посуду на стол так торжественно, как если бы угощал Аниту амброзией или частицей крови из чаши Святого Грааля.
Анита благодарно улыбнулась и поблагодарила по-португальски, потом сделала глоток обжигающего напитка с французским коньяком.
Хозяин вернулся к столу и спокойно продолжил игру.
Луна над океаном заигрывала с волнами и пеной.
Анита залюбовалась видом сливающихся с морем небес. Она не смогла бы вспомнить, когда поднялась с места, взяла ключи от комнаты и поднялась наверх в сопровождении хозяина (он счел своим долгом донести ее маленький чемоданчик до дверей).
Анита вошла, бросилась на кровать, зашвырнув одежду на кресло у окна, и нырнула под свежие простыни с забытым ощущением счастья и легкости. Она проспала десять часов, ни разу не проснувшись.
Оранжевое круглое слепящее солнце опускалось за горизонт прямо перед ними. На небе волшебного густо-синего цвета не было ни облачка, и только огненный шар освещал вселенную теплым светом.
Стрелка показателя уровня бензина собиралась вот-вот поцеловаться с нулем.
– Так, – объявил Хьюго, – на следующей остановке писаем и заправляемся!
Десятью километрами дальше под фонарем они заметили рекламный щит «Тексако». Хьюго остановился, залил полный бак высшего сорта и снова прыгнул за руль.
Оказавшись на дороге, ведущей к Памплоне, достал упаковку дезоксина и, не запивая, проглотил сразу две таблетки. Не прошло и двух минут, а нога по собственной воле решила вдавить в пол педаль газа, но он совладал с собой, включив на всякий случай противорадарную «квакушку».
Хьюго вел машину, как загипнотизированный: нервы на пределе из-за скорости, во рту – горький вкус, губы потрескались и высохли.
Он больше не включал ни радио, ни магнитофон, ему хватало мерного гудения мотора в ночи.
Немного недоезжая до Торрес-дель-Рио Хуго заметил боковым зрением какое-то движение. Невероятным – почти гимнастическим – движением Алиса перекатилась через сиденье и очутилась рядом с ним. Хьюго повернулся к ней, удивленно подняв бровь.
Девочка слабо улыбнулась в ответ.
Она будто хотела сказать: «Мы ведь в одной лодке, правда?» Ему нечего было возразить.
Несколько часов спустя Алиса сделала шаг к примирению. Сразу после Бургоса, недоезжая до Квинтана-дель-Пуэнте, девочка внезапно напряглась, съежилась. Он не понимал, в чем дело: только что она казалась ему невероятно сосредоточенной, погруженной в глубокие размышления. Наступила ночь. Чтобы разрядить атмосферу, он включил радио, покрутил ручку, ища что-нибудь приличное на средних волнах. Диско, кантри, диско, диско, местное варьете, диско, ага, вот классика, ну уж нет, только не Оффенбах, снова диско, фольклор, какой-то нудный спор, диско и… Одна фигня!
Напев блюзовой гитары плыл в пространстве, как жар недуга. Он не узнал отрывка, но решил, что это Элберт Кинг.
– Хьюго… Я ужасно хочу поспать в настоящей кровати…
Он не отрываясь смотрел на дорогу. Брошенное в ответ «что?» прозвучало рассеянно, почти бессвязно – спасибо амфетаминам!
– Давайте остановимся, мне надоело ехать в этой машине.
Она снова играет в «капризную малышку».
Хьюго с трудом подавил вздох. Да что ей нужно, черт побери, пульмановский спальный вагон?
И все-таки он расслышал в ее голосе, бесцветном от усталости и сумятицы чувств, невероятное напряжение.
«Будь подобрее, хрен моржовый! – ругнул себя Хьюго. – Она – ребенок, которого взрослые сволочи ткнули лицом в кошмар…»
Он повернул голову, улыбнулся ей самой теплой улыбкой, на какую был способен в сложившихся обстоятельствах.
– Ладно, ладно, – произнес он, опьяненный скоростью, – мы остановимся…
Как по волшебству, фары выхватили из темноты металлический щит – рекламу гостиницы.
Хьюго въехал на большую стоянку – площадка была посыпана гравием, – примыкавшую к дому с башенками, освещенному красивыми фонарями. Розовый камень оживал в электрическом свете, стиралась вековая патина.
Хьюго выключил радио, вынул ключи из зажигания.
Сидевшая рядом Алиса блуждала в лабиринте своих мрачных мыслей. Ситуация оставалась сложной, и Хьюго боялся, как бы у девочки не случился нервный срыв. Он знал – даже если это произойдет, он ее поймет.
Тяжело вздохнув, он взялся за ручку дверцы.
– Знаете что, Хьюго… Я правда вам очень благодарна за все, что вы для меня делаете…
Он открыл дверь.
Поставил ногу на землю.
– Хьюго, вы должны меня выслушать, пожалуйста.
Притормозив, он повернулся к девочке. Снова улыбнулся. Алиса пристально смотрела на него глазами неестественного цвета, на лице читалось невозможное отчаяние. Она вцепилась в его руку:
– Хьюго, пообещайте мне одну вещь… Он сделал ей знак продолжать.
– Моя мать не должна вас отыскать! Понимаете? Он не отводил взгляда.
Она сказала «вас»? Почему? Вопрос ясно читался на его лице, и Алиса прекрасно его поняла. Она так волновалась, что ореховый цвет радужки глаз казался почти натуральным.
– Поклянитесь, что не станете пытаться… победить ее… если вы встретитесь… бегите…
Хьюго постарался скрыть самоуверенную ироничную улыбку.
– Послушай, Алиса, давай все проясним… Ты залезла ко мне в машину, и я согласился довезти тебя до Португалии. Я обратился за помощью к некоторым друзьям и теперь еду в Фару, чтобы передать тебя отцу. Только не спрашивай меня, почему я это делаю, а если однажды кто-нибудь начнет задавать тебе вопросы, отвечай, что ничего не знала. Идет?
Он смотрел на нее почти жестко. Вот дьявол, пора ей вернуться на грешную землю! За ней гонятся вооруженные бандиты во главе с чокнутой матерью-преступницей. Так что задний ход давать поздно…
– Мы летим вперед… Как ракета, которая не способна остановиться после пуска… Ты понимаешь?
Она понимала.
Девочка согласно кивнула, но не остановилась на сказанном.
– Вы не поняли… Моя мать…
– Что твоя мать? – выдохнул он.
– Она не должна вас найти…
– Перестань, Алиса…
– Вы не понимаете… не знаю, что она сделает со мной, но я совершенно уверена в том, что будет с вами, если вы ей попадетесь!
В ее голосе звучала совершенная убежденность.
Хьюго снова взялся за ручку.
– Если она вас найдет, то убьет, понимаете, Хьюго, убьет!
Он выскочил из машины, хлопнул дверью, обежал вокруг.
Лицо Алисы совершенно изменилось под влиянием страха и отчаяния. Он терпеливо ждал, пока она решится наконец выйти, протянул ей руку дружеским жестом, словно хотел доказать, что на свете все еще существуют человеческое тепло и доверие.
Он никому не позволит убить себя…
Португальская народная песня