Лучник попытался убедить себя, что погода не является ничьим союзником, но понимал, что это не так. Небо было чистым, северо-восточный ветер, дующий из холодного центра Сибири, обжигал ледяным прикосновением. Лучник мечтал об облаках. Теперь моджахеды могли двигаться только в темноте. Ввиду этого продвижение было медленным, и, чем дольше они находились на советской территории, тем больше была вероятность, что их кто-то заметит, а после того как заметят…
Думать о последствиях этого не имело смысла. Достаточно было поднять голову и увидеть бронетранспортеры на шоссе, ведущем в Дангару. Там размещался по крайней мере батальон, скорее полк, мотопехоты, непрерывно патрулирующий шоссе и соседние дороги. Отряд Лучника был большим и хорошо вооруженным – по стандартам моджахедов, – но в бою против русского мотострелкового полка на советской территории спасти моджахедов мог только Аллах. А может быть, и Он будет бессилен? – подумал Лучник и тут же упрекнул себя в невысказанном богохульстве.
Его сын находился где-то здесь, поблизости, может быть, на расстоянии меньше того, что они уже прошли, – но где? Это место ему никогда не найти. В этом Лучник не сомневался. Надежда покинула его уже давно. Его сын будет воспитан по чужим обычаям неверных, и отцу оставалось лишь молиться за него, просить Аллаха, чтобы он вернул к себе мальчика еще до того, как станет слишком поздно. Красть детей – это, несомненно, самое отвратительное из всех преступлений. Лишить их родителей, веры… не стоит думать об этом.
Каждый из его бойцов имел достаточно оснований, чтобы ненавидеть русских. У одних погибли семьи, у других уничтожены дома во время бомбежек, родственники рассеяны по свету. Его люди не знали, что такова современная война. Будучи «примитивными варварами», они полагали, что в битвах принимают участие одни воины. Лучник знал, что ситуация переменилась задолго до того, как любой из них появился на свет. Он не понимал, почему «цивилизованные» нации мира решили изменить это разумное правило, но ему было известно лишь то, что правила ведения войны изменились. После познания этого к нему пришло понимание того, что его судьба не та, которую он выбрал для себя. Интересно, подумал Лучник, а может ли человек действительно выбирать свою судьбу или это находится в более могущественных руках, чем те, что держат книгу или винтовку? Но это была еще одна сложная и бесполезная мысль, поскольку для Лучника и его людей мир являлся упрощенным до нескольких элементарных истин и нескольких объектов глубокой ненависти. Возможно, это когда-нибудь изменится, но для моджахедов мир был ограничен тем, что они могли видеть и чувствовать сейчас. Приниматься за более глубокие поиски означало потерять из виду самое важное, а это влекло за собой смерть. Единственная великая мысль, которая объединяла его людей, – это вера, и пока этого было достаточно.
Последний бронетранспортер колонны исчез за поворотом шоссе. Лучник покачал головой. Хватит думать об этом. Русские, за которыми он только что следил, сидели внутри своих гусеничных бронетранспортеров, где их согревали батареи боевых машин; находясь внутри, они не могли внимательно наблюдать за происходящим вокруг. Это было на пользу моджахедам. Он поднял голову, взглянул на своих людей, одетых в русские камуфляжные комбинезоны; они прятались за камнями, в расщелинах, распределенные попарно, что позволяло одному спать, пока другой, подобно их командиру, бодрствовал и нес охрану.
Лучник поднял голову к небу и увидел, что солнце близится к закату. Скоро оно соскользнет за горные хребты, и отряд сможет возобновить движение на север. Он заметил солнечный блик на алюминиевой обшивке самолета, совершающего поворот высоко над их головами.
Полковник Бондаренко сидел у окна и смотрел вниз на грозные вершины. Он вспомнил свое непродолжительное пребывание в Афганистане, бесконечные, убийственно трудные переходы по горам, где можно пройти целый круг и все время вверх. Полковник тряхнул головой. По крайней мере это осталось позади. Он отслужил свое время, испытал вкус боя и теперь мог снова заниматься прикладной наукой, которая являлась, в конце концов, его первой любовью. Боевые операции – это игра для молодых людей, а Геннадию Иосифовичу уже за сорок. Однажды доказав, что может карабкаться по скалам не хуже молодых солдат, Бондаренко решил никогда больше не повторять этого. К тому же сейчас его беспокоило нечто совсем другое.
Что происходит с Михаилом Семеновичем? – спросил он себя. Когда тот исчез из Министерства обороны, Бондаренко, вполне естественно, предположил, что старый полковник заболел. Когда прошло несколько дней и Филитов не появился на работе, он пришел к выводу, что болезнь оказалась серьезной, и даже обратился к министру, чтобы узнать, не положили ли Филитова в больницу. Он получил успокоительный ответ, но теперь сомнения вернулись. Ответ маршала Язова был слишком поспешным – и затем Бондаренко получил приказ вернуться на объект «Яркая звезда» и провести там детальную инспекцию. Полковнику показалось, что его хотят временно убрать, чтобы он не мешал, – но почему? Неужели такой оказалась реакция министра на его самый естественный вопрос о здоровье Филитова? Да и слежка, которую он заметил. А вдруг эти вещи связаны между собой? Их взаимосвязь была настолько очевидной, что Бондаренко отбросил ее, даже не задумавшись. Совершенно немыслимо считать Михаила Семеновича объектом расследования и уж еще более невероятно предположить, что в результате такого расследования могли обнаружить убедительные доказательства темных дел. Наиболее вероятно, сделал вывод Бондаренко, что маршал Язов послал полковника Филитова в какую-то совершенно секретную командировку. Он и в прошлом часто выполнял подобные поручения министра. Бондаренко посмотрел вниз на массивную плотину Нурекской ГЭС. Вторая линия электропередач уже почти протянута, заметил он. Авиалайнер выпустил закрылки и колеса для посадки в аэропорту Душанбе. Сразу после приземления Бондаренко встал, пошел к выходу и первым спустился с 'трапа.
– Добро пожаловать, Геннадий Иосифович!
– Здравствуйте, товарищ генерал! – удивленно поздоровался Бондаренко. Он не ожидал, что в аэропорт приедет сам Покрышкин.
– Пойдемте, – пригласил его тот, ответив на приветствие полковника. – Зачем вам трястись в этом старом автобусе? – Он сделал знак своему сержанту, тут же подхватившему чемодан Бондаренко.
– Мне как-то неловко, что вы сами приехали в аэропорт.
– Чепуха. – Генерал возглавил процессию, направившуюся к его личному вертолету, несущий ротор которого уже набирал обороты. – Надеюсь, мне когда-нибудь удастся прочитать отчет, написанный вами. Вчера на объект приезжали сразу три – да-да, три! – министра. Теперь все понимают, насколько важен наш проект. Финансирование увеличили на двадцать пять процентов. Хотелось бы мне уметь писать такие доклады!
– Но ведь я…
– Полковник, не хочу слышать возражений. Вы увидели подлинное положение вещей и сумели донести это до других. Теперь вы являетесь частью нашей семьи, одним из тех, на кого возлагает свои надежды «Яркая звезда». Я попрошу вас серьезно подумать о том, чтобы перебраться к нам сразу после окончания срока службы в Москве. Судя по вашему досье, у вас блестящее техническое образование и хорошие административные способности. Мне нужен заместитель, на которого я мог бы положиться. – Он повернулся к Бондаренко с заговорщицким видом. – Как вы считаете, мне не удастся уговорить вас перейти в ВВС?
– Товарищ генерал, я…
– Знаю, знаю. Офицер Советской Армии всегда останется офицером Советской Армии, Мы не будем рассматривать это как недостаток, К тому же вы поможете мне справиться с офицерами КГБ, солдаты которых охраняют наружное ограждение по периметру объекта. Они хвастают своим опытом перед старым летчиком-истребителем, но этот фокус не пройдет, когда им придется говорить с боевым офицером, награжденным орденом Красного Знамени за бои в Афганистане. – Генерал жестом дал команду пилоту взлетать. Бондаренко удивило, что в кресле пилота не сидит сам генерал. – Уверяю вас, Геннадий Иосифович, через несколько лет у нас появится совершенно новый род войск – войска космической обороны, может быть, их назовут именно так. Появится возможность сделать блистательную карьеру и продвинуться очень высоко – Прошу вас, подумайте о моем предложении самым серьезным образом. Генералом вы станете, наверно, и так через три-четыре юла, но я вам гарантирую, что здесь вы получите больше звезд на погонах, чем в армии.
– А чем мы станем заниматься в ближайшее время? – Бондаренко решил обдумать предложение Покрышкина, но не в кабине вертолета.
– Сейчас мы изучаем материалы по зеркалам и компьютерам, которыми пользуются американцы. Руководитель нашей группы зеркал полагает, что ему удастся адаптировать эти планы к имеющейся у нас технике. По его мнению, на разработку материалов потребуется примерно год, но ему неизвестно, сколько времени займет работа над самой техникой. Тем временем мы собираем резервные лазеры и стараемся упростить их конструкцию, чтобы облегчить техническое обслуживание.
– На это потребуется еще два года, – заметил Бондаренко.
– По меньшей мере, – согласился генерал Покрышкин. – Я уже не застану окончательное завершение программы. Это неизбежно, Если нам удастся провести еще одно успешное испытание, меня отзовут в Москву, где я буду поставлен во главе министерства, и в лучшем случае системы не вступят в действие до того, как я уйду на пенсию. – Он печально покачал головой. – Трудно представить себе, сколько времени требуется для этих проектов. Вот почему вы нужны мне здесь. Мне нужен молодой офицер, способный довести до полного завершения все работы. Я познакомился с досье многих офицеров. Вы, Геннадий Иосифович, лучший из них. Я хочу, чтобы вы заменили меня, когда придет время.
Бондаренко был потрясен. Покрышкин выбрал его, предпочел армейского офицера многим кандидатам из своего рода войск!
– Но вы знаете меня недостаточно хорошо…
– Я получил генеральское звание не за то, что плохо разбираюсь в людях, У вас есть те качества, которые мне нужны. К тому же сейчас вы достигли именно того момента в своей карьере, когда обрели способность к самостоятельной работе. Цвет вашего мундира для меня не так важен, как достоинства человека, который его носит. Я уже послал телекс министру обороны с соответствующей просьбой.
Ясно. Бондаренко был слишком удивлен, чтобы почувствовать удовлетворение. Подумать только, и все это из-за того, что старый Михаил Семенович решил, что я лучше других справлюсь с инспекционной поездкой. Надеюсь, он не слишком серьезно болен.
– Вы дали ему больше девяти часов, – произнес один из офицеров, обращаясь к Ватутину чуть ли не с упреком. Полковник наклонился и заглянул в камеру по линии световода, наблюдая несколько минут за находящимся там человеком. Сначала он лежал, ворочаясь с боку на бок и пытаясь уснуть, однако все попытки были обречены на неудачу. Затем последовали приступы тошноты и поноса от кофеина; с помощью которого ему не давали уснуть. Наконец он встал и принялся расхаживать по камере и так продолжал ходить уже несколько часов, стараясь утомить свое тело и заставить его уснуть. Часть его организма требовала этого, тогда как другая часть протестовала.
– Приведите его сюда через двадцать минут, – приказал полковник КГБ. Он посмотрел на своего подчиненного с покровительственной улыбкой. Ватутин спал всего семь часов, после чего потратил еще два, проверяя, как выполнены отданные им перед сном распоряжения. Затем он принял душ и побрился. Посланный им сотрудник привез из его квартиры новый мундир, а ординарец до зеркального блеска вычистил сапоги. Ватутин позавтракал и с удовольствием выпил чашку кофе, принесенную из буфета для старших офицеров. Он не обращал внимания на взгляды остальных членов своей группы, даже загадочно не улыбался, чтобы показать – он знает, что делает. Если они до сих пор не поняли этого, ну и черт с ними. Закончив, он вытер рот салфеткой и прошел в комнату, отведенную для допросов.
Подобно оборудованию большинства таких комнат, стоящий здесь голый стол был на
самом деле не так прост, как казалось на первый взгляд. Под его краем, где столешница нависла над ножками, находилось несколько кнопок, которые он мог нажимать, не привлекая к себе внимания. В стенах располагались микрофоны, и единственное украшение на одной стене – зеркало – было таковым только с одной стороны. С противоположной стороны, из соседней комнаты, оно представляло собой прозрачное стекло и позволяло следить за объектом и фотографировать его.
Ватутин сел и раскрыл перед собой папку, которую он отложит, когда приведут Филитова. Он мысленно повторил все, что ему предстоит сделать. Разумеется, все было тщательно рассчитано, в том числе и формулировка его устного доклада председателю КГБ. Ватутин взглянул на часы, кивнул в зеркало и провел несколько минут, собираясь с мыслями и готовясь к тому, что ему предстояло сделать. Филитов вошел в комнату точно вовремя.
Да, он выглядит сильным, но очень усталым, сразу заметил полковник КГБ. Это из-за кофеина, обильно добавленного ему в пищу. Уверенность, с которой Филитов смотрел на Ватутина, была на самом деле хрупкой и нестойкой. На лице старого полковника проступила гримаса раздражения, тогда как раньше оно отражало только решительность.
– Доброе утро, Филитов, – произнес Ватутин, не поднимая головы.
– Извольте обращаться ко мне «полковник Филитов». Итак, когда закончится этот спектакль?
А ведь он, наверно, верит в это, подумал Ватутин. Арестованный так часто повторял, что Ватутин сунул ему в руку кассету с пленкой, что почти убедил в этом самого себя. Такое случалось нередко. Он опустился на стул, не спрашивая разрешения у Ватутина, и тот сделал знак надсмотрщику, чтобы он ушел.
– Когда вы решили предать родину? – задал Ватутин свой первый вопрос.
– А когда вы перестали совращать малолетних? – сердито буркнул старик.
– Филитов – извините меня, полковник Филитов, – вы знаете, что вас арестовали с кассетой в руке, в двух метрах от американского разведчика. На микрофильме, находящемся в кассете, содержались сведения о совершенно секретном оборонном объекте. Кроме того, вы передавали американцам и другую секретную информацию на протяжении ряда лет. Если вы забыли, напоминаю: у нас нет в этом ни малейших сомнений, – терпеливо объяснил Ватутин. – Меня интересует одно – сколько лет вы занимались разведывательной деятельностью?
– Не говорите глупостей, – произнес Филитов, и Ватутин заметил в его голосе легкую дрожь. – Я – трижды Герой Советского Союза. Я убивал врагов нашей страны задолго до того, как вы начали пищать в яйцах своего отца, и у вас хватает наглости называть меня предателем?
– Знаете, когда я учился в начальной школе, я зачитывался книгами про вас. Михаил Семенович Филитов, прогнавший фашистов от ворот Москвы. Филитов – бесстрашный танкист, герой Сталинграда, убивающий немцев. Капитан Филитов во главе контратаки на Курской луге. И вот наконец Михаил Семенович Филитов, – закончил Ватутин, – предатель родины.
Старый полковник махнул рукой, с раздражением заметив, как она дрожит.
– Я никогда не любил чекистов. Когда я вел в атаку свои танки, они тоже были там – позади нас. Они проявили удивительную эффективность при расстрелах пленных, которых захватывали в плен настоящие солдаты. У них также неплохо получалось, когда нужно было стрелять в отступающие войска – вынужденные отступать под натиском подавляющих сил противника. Я помню случай, когда ваш лейтенант взял на себя командование группой танков и завел их в болото. По крайней мере немцы, которых я убивал, были солдатами, воюющими против нас. Я ненавидел их, но уважал в них мужество и стойкость. А вот свиньи, подобные вам, с другой стороны… может быть, мы, простые солдаты, так и не поняли, кто наш враг. Иногда мне приходит в голову мысль: кто убил больше русских – немцы или такие, как вы?
Ватутин сохранял полное спокойствие.
– Вас завербовал предатель Пеньковский, верно?
– Чепуха! Это я раскрыл Пеньковского и сообщил о нем. – Филитов пожал плечами. Он был удивлен своим поведением, но уже не мог остановиться. – Пожалуй, такие, как вы, тоже нужны. Олег Пеньковский был несчастным, не видящим выхода человеком, и его заставили платить своей жизнью, как обычно заставляют платить таких людей.
– И вас тоже, – сказал Ватутин.
– Я не могу помешать вам убить меня, но мне приходилось видеть смерть много раз. Она забрала мою жену и сыновей. Смерть отняла у меня многих товарищей, да и мне самому часто приходилось смотреть ей в лицо. Рано или поздно смерть настигнет меня – от вас ли она придет или от кого-нибудь еще. Я уже забыл, что такое страх смерти.
– Скажите мне, чего вы боитесь?
– Не вас. – Он произнес это не с улыбкой, а с холодным презрением во взгляде.
– Но все люди чего-то боятся, – заметил Ватутин. – В бою вы не испытывали страха? – Ага, Михаил Семенович, вы разговорились – и даже не замечаете этого, сказал себе Ватутин.
– Сначала боялся. Первый раз, когда в мой Т-34 попал снаряд, я напустил в штаны. Но только в первый раз – После этого я понял, что танковая броня отразит большинство попаданий. Человек может привыкнуть к физической опасности, а будучи офицером, вы часто слишком заняты, и вам не до страха. Вы боитесь потерпеть неудачу, выполняя боевое задание, потому что от вас зависят жизни других. Страх перед болью испытываешь всегда, именно не перед смертью, а перед болью. – Филитов действительно сам удивлялся, понимая, что слишком уж разговорился, но он устал от этого слизняка из КГБ. Его охватило волнение, похожее на волнение боя. Это и походило на бой: он сидит в этой камере и сражается с этим человеком.
– Я читал, что все люди испытывают страх в бою, но поддерживает их дух чувство самоуважения. Они знают, что не должны уронить свою репутацию в глазах товарищей. Таким образом, мужчины боятся трусости больше, чем опасности. Они боятся подвести самих себя и своих боевых товарищей. – Михаил Семенович кивнул. Ватутин нажал одну из кнопок под столом. – Филитов, вы предали своих людей. Неужели вы не понимаете этого? Разве вам не ясно, что, передав противнику оборонные тайны, вы предали всех тех, кто служил с вами?
– Потребуется нечто больше, чем ваши слова, чтобы…
Беззвучно открылась дверь. Молодой человек, вошедший в комнату, был одет в грязный промасленный комбинезон, голову его покрывал шлем танкиста. Не были упущены самые мелкие детали: сзади тащился провод от танкового интерфона и вместе с молодым человеком в комнату ворвался запах пороха. Комбинезон выглядел порванным и обожженным, лицо и руки танкиста была забинтованы. Из-под бинта, закрывающего один глаз, сочилась кровь, оставляя след на грязной щеке. Это был двойник Алексея Ильича Романова, ефрейтора Красной Армии, или по крайней мере человек, настолько похожий на него, насколько КГБ удалось сделать это в течение нескольких лихорадочных часов этой ночью.
Филитов не слышал, как открылась дверь, но повернулся, почувствовав запах пороха. Рот у него открылся от изумления.
– Скажите мне, Филитов, – произнес Ватутин. – Как, по-вашему, отнесутся ваши люди, если они узнают, что вы сделали?
Молодой человек – вообще-то он был ефрейтором и служил в Третьем главном управлении – не произнес ни слова. Химический раздражитель в его правом глазу заставил глаз слезоточить, парень старался удержаться от причиняемой этим болезненной гримасы, и слезы текли у него по щекам. Филитов не знал, что ему в пищу подкладывали наркотики. От своего безвременного пребывания в Лефортовской тюрьме он утратил всякую ориентацию и уже не мог понять, что с ним здесь делают. Доза кофеина оказывала ни него воздействие, диаметрально противоположное состоянию алкогольного опьянения. Он остро ощущал все происходящее вокруг, словно в бою, все его органы чувств искали раздражения, замечали каждую мелочь – однако на протяжении всей ночи регистрировать было нечего – Не получая данных для последующей передачи мозгу, его органы чувств начали создавать воображаемые явления, и, когда охранники пришли за Филитовым, его окружали галлюцинации. В полковнике Ватутине он видел цель, на которую устремил свой интерес, излил душу. Но Михаил Семенович также безумно устал, был измучен процедурой, которой подвергли его, и сочетание бодрствования и невероятной, безумной усталости привело его и состояние, при котором он больше не мог отличить воображаемые вещи от действительно происходящих.
– Повернитесь ко мне, Филитов! – рявкнул Ватутин. – Смотрите на меня, когда я разговариваю с вами. Я задал вопрос: что подумают люди, служившие вместе с вами?
– Кто?
– Кто? Солдаты, воевавшие под вашим командованием, старый глупец!
– Но… – Филитов снова обернулся. Фигура исчезла.
– Я просматривал ваше досье, все эти наградные листы, которые вы писали на своих людей – и не только на командиров. Там были и Иваненко, и Пухов, и этот ефрейтор Романов. Эти люди, которые лишились жизни за вас, что подумают они теперь?
– Они поймут меня! – упрямо повторил Филитов, чувствуя, как гнев охватывает его, побеждая все остальное.
– Что они поймут? Скажите мне, что они должны понять?
– Их убили такие, как вы, – не я, не немцы, но люди, подобные вам!
– И ваших сыновей тоже?
– Да! Обоих моих сыновей, моих смелых мальчиков, они пошли по моим стопам и…
– Значит, мы убили и вашу жену?
– Конечно! – яростно выкрикнул Филитов. Он наклонился вперед, глядя на Ватутина. – Вы отняли у меня все, чекистские ублюдки, а теперь удивляетесь, почему я решил бороться с вами? Никто не служил государству лучше меня, и чем оно отплатило мне, какую благодарность получил я от партии? Все, что было моим миром, вы забрали у меня. а теперь утверждаете, что я предал родину, да? Это вы предали ее и предали меня!
– Значит, из-за всего этого Пеньковский завербовал вас и вы снабжали Запад информацией – вы обманывали нас все эти годы!
– Невелика заслуга обманывать таких дураков! – Филитов стукнул кулаком по столу. – Тридцать лет, Ватутин, тридцать лет я… – Он замолчал, и на его лице появился удивленный взгляд. Филитов понял, что он только что сказал.
Ватутин сделал паузу, прежде чем ответить, и, когда он заговорил, его голос был мягким и спокойным:
– Спасибо, товарищ полковник. Пока этого достаточно. Позднее мы поговорим о том, какие сведения конкретно вы передавали на Запад. Я презираю вас, Михаил Семенович, за то, что вы совершили. Я не могу понять или простить предательство, но вы – самый бесстрашный человек, которого мне доводилось встречать. Надеюсь, вы сумеете прожить остаток своей жизни с таким же мужеством. Сейчас очень важно, чтобы вы смотрели в лицо себе и своим преступлениям так же бесстрашно, как вы смотрели в лицо фашистам. Это позволит вам закончить свою жизнь с такой же гордостью, с какой вы прожили ее. – Ватутин нажал на кнопку, и дверь открылась. Охранники увели Филитова, который с изумлением несколько раз оглянулся на Ватутина. Михаил Семенович был действительно изумлен тем, как легко его заманили в ловушку. Он так и не поймет, как это было сделано, но такие, как Филитов, редко понимали тонкости допроса, сказал себе полковник из Второго главного управления. Он тоже встал, по-деловому собрал бумаги со стола, вышел из комнаты и поднялся наверх.
– Из вас вышел бы хороший психиатр, – сразу заметил врач. Ватутин повернулся к техникам.
– Надеюсь, вы все записали, – полувопросительно сказал он.
– На все три магнитофона, и к тому же сделали видеозапись, – доложил старший техник.
– Он оказался самым крепким орешком, который когда-либо мне попадался, – заметил майор.
– Да, это волевой и смелый человек. Не какой-нибудь авантюрист или диссидент. Филитов – патриот, или по крайней мере этот бедняга так о себе думает. Он стремился спасти страну от партии. – Ватутин удивленно покачал головой. – Откуда у них берутся такие идеи?
Наш председатель, тут же напомнил он себе, наоборот – хочет спасти страну для партии, а если быть более точным – то для самого себя. Ватутин прислонился к стене, пытаясь понять, насколько похожими – или насколько разными – являются эти два побудительных мотива. Он быстро пришел к выводу, что не дело простому офицеру-контрразведчику заниматься такими проблемами. По крайней мере еще не время, Филитовым овладели эти идеи из-за того, как жестоко поступила партия по отношению к его семье. Несмотря на то что партия утверждает, что никогда не совершает ошибок, мы знаем – это не правда. Как жаль, что Михаил Семенович оказался таким непримиримым. В конце концов, у нас нет ничего, кроме партии.
– Доктор, примите меры, чтобы он отдохнул, – сказал полковник Ватутин, направляясь к выходу. Внизу его ждал автомобиль.
Ватутин сощурил глаза от дневного света и с удивлением увидел, что сейчас утро. Он сконцентрировал свои душевные и физические силы на том, чтобы получить признание от Филитова. и последние два дня не обращал внимания ни на что другое, и ему казалось, что сейчас должна быть ночь. Тем лучше, подумал Ватутин, он сможет встретиться с председателем прямо сейчас. Самым поразительным было то, что полковник оказался теперь в более или менее нормальном распорядке дня. Вечером он может поехать домой и выспаться, снова увидеть семью, посидеть у телевизора. Ватутин улыбнулся. Помимо всего прочего, он может предвкушать и более высокую должность, и новое звание. В конце концов ему удалось сломить Филитова быстрее, чем он обещал. Председатель будет им доволен.
Ватутину удалось застать Герасимова в промежутке между совещаниями. Председатель стоял у окна и задумчиво смотрел на поток машин, несущихся по площади Дзержинского.
– Товарищ председатель, я получил признание, – громко заявил Ватутин, едва войдя в кабинет.
Герасимов обернулся.
– Филитов признался?
– Да, конечно, товарищ председатель. – На лице Ватутина отразилось изумление.
Через мгновение Герасимов улыбнулся.
– Извините меня, полковник. Я думал о предстоящей операции. Значит, вам удалось добиться от него признания?
– Пока ничего конкретного, конечно, но он признался, что переправлял на Запад секретные сведения и делал это в течение тридцати лет.
– Тридцать лет… И столько времени мы не сумели разоблачить его, – тихо заметил Герасимов,
– Совершенно верно, – кивнул Ватутин. – Но теперь мы арестовали его, он у нас в руках, и мы потратим недели, выясняя, какие именно сведения он посылал противнику. Думаю, мы узнаем, что занимаемое им положение и оперативные методы, которыми он пользовался, затрудняли его бегство, но из этого случая мы извлечем немало полезного опыта, как делали это в прошлом. Как бы то ни было, вы потребовали признания, и мы его получили.
– Превосходно, – ответил председатель КГБ. – Когда будет готов письменный доклад?
– Завтра, – произнес Ватутин не задумываясь. Он тут же внутренне сжался, ожидая резкого выговора, но Герасимов задумался лишь на мгновение, прежде чем кивнуть в знак согласия.
– Да, меня это устраивает. Спасибо, товарищ полковник. Можете идти.
Ватутин вытянулся, поднес руку к козырьку фуражки и только после этого вышел из кабинета.
Завтра? – спросил он себя, оказавшись в коридоре. После всего этого он готов ждать до завтра?
Что происходит, черт побери? Нечто необычное. Но у Ватутина не было объяснения происходящему, и ему требовалось подготовить доклад. Полковник прошел в свой кабинет, положил перед собой блокнот и начал писать черновик отчета о допросе.
– Это и есть то самое место? – спросил Райан.
– Да. Раньше прямо напротив находился магазин детских игрушек. Назывался «Детский мир», можете себе представить? Думаю, кому-то наконец пришло в голову, насколько безумно такое соседство, и магазин перевели в другое место. Памятник в центре площади – статуя Феликса Дзержинского. Это был хладнокровный палач; по сравнению с ним Генрих Гимлер кажется прямо-таки ребенком.
– Гимлер не был таким умным, – заметил Джек.
– Это верно. Феликсу удалось раскрыть по крайней мере три попытки свергнуть Ленина, и одна из них едва не оказалась успешной. Правдивый отчет об этом так и не был опубликован, но можете не сомневаться, что все документы хранятся именно здесь, – убежденно произнес шофер. Он был австралийцем, входил в состав группы охранников, присланных в Москву фирмой, с которой был заключен контракт о внешней охране посольства, и раньше служил в австралийских войсках специального назначения. Он никогда не привлекался к разведывательной деятельности – по крайней мере в пользу Америки, – но часто выполнял различные поручения, делая странные вещи. Он научился замечать слежку и избавляться от нее, и потому русские сделали вывод, что он из ЦРУ или какой-то другой спецслужбы. И он являлся превосходным гидом.
– Наши друзья по-прежнему следуют за нами, – сказал он, глянув в зеркало. – Вы не ожидаете чего-нибудь серьезного?
– Нет, не думаю. – Джек обернулся. Они даже не пытались вести скрытое наблюдение, но Джек и не думал, что русские пойдут на такие ухищрения с ним. – А где улица Фрунзе?
– К югу от посольства, приятель. Вам следовало бы сказать об этом раньше, мы сначала поехали бы туда. – Он развернулся на улице в разрешенном месте, пока Райан смотрел назад. Да, конечно, следующий за ними автомобиль – «Жигули», выглядящий как «фиат» старой модели, – тоже развернулся и поехал следом, не отставая и не приближаясь, словно преданный пес. Они проехали мимо американского посольства еще раз, миновали бывшую церковь, которую посольские остряки называли «Церковь Богоматери с Микросхемами» – столько приборов наблюдения за посольством в ней находилось.
– А чем вообще мы сейчас занимаемся? – спросил водитель.
– Просто разъезжаем по городу. В прошлый раз, когда я был в Москве, все, что я увидел, была дорога в Министерство иностранных дел и обратно, а также внутреннее убранство какого-то дворца.
– Что, если наши друзья захотят приблизиться?
– Ну что ж, раз им захочется поговорить со мной, думаю, мне следует пойти навстречу их желанию, – ответил Райан.
– Вы серьезно? – Он знал, что Райан из ЦРУ.
– Можете не сомневаться, – усмехнулся Джек.
– Вы понимаете, что я обязан представить письменный доклад о подобных происшествиях?
– У вас своя работа, у меня своя. – Они ездили но городу еще час, но ничего не случилось, к разочарованию Райана и облегчению шофера.
Они приехали, как все. Пункты пересечения границы постоянно менялись, и их автомобиль – на этот раз это был «плимут», выпущенный четыре года назад, с номерными знаками штата Оклахома – остановился у пограничного поста – В машине сидели трое мужчин, один из них дремал, и его пришлось будить.
– Добрый вечер, – сказал пограничник, – Попрошу документы, удостоверяющие личность, пожалуйста. – Каждый из сидящих в машине достал и протянул водительское удостоверение с фотографией. – Есть что-нибудь, облагаемое налогом?
– Только спиртное. Две кварты – то есть две литровые бутылки – у каждого из нас. – Водитель с интересом смотрел, как собака обнюхивает автомобиль. – Может быть, отъехать в сторону и открыть багажник?
– Цель вашей поездки в Мексику?
– Мы представляем компанию, занимающуюся трубопроводами и нефтеперегонным оборудованием «Каммингс-Оклахома», – объяснил водитель. – Компания производит главным образом вентили и клапаны большого диаметра. В эту поездку вели переговоры с мексиканской компанией «Пемэкс». Образцы в багажнике.
– Ну и как – успешно? – спросил пограничник.
– Это всего лишь первая встреча. Потребуется еще несколько-Обычно так все и происходит.
Проводник собаки отрицательно покачал головой. Его Лабрадор не проявил к автомобилю никакого интереса. Значит, ни малейшего запаха наркотиков или взрывчатки. Да и люди в машине не походили на контрабандистов. Они выглядели более или менее аккуратно одетыми, но не слишком, и не выбрали более напряженное время суток для проезда через пограничный пост.
– Добро пожаловать домой, – сказал пограничник. – Счастливого пути в Оклахому-
– Спасибо, сэр. – Водитель кивнул и включил первую скорость, – До встречи.
– В это трудно поверить, – произнес сидящий на заднем сиденье, когда они были в сотне метров от пограничного поста. Он говорил по-английски. – Они не имеют ни малейшего представления о бдительности.
– Мой брат – майор, служит в пограничных войсках. У него случился бы сердечный приступ, если бы он увидел, как это просто, – заметил водитель. Он не засмеялся. Самым трудным будет выехать из страны, и к тому же с этого момента они находились на вражеской территории. Он вел машину, строго соблюдая разрешенную скорость, даже не глядя на обгоняющие их автомобили местных жителей. Ему нравились американские автомашины. Он еще никогда не водил машину с двигателем, имеющим больше четырех цилиндров, и потому сразу заметил разницу. В прошлом он уже четыре раза бывал в Соединенных Штатах, но еще ни разу не принимал участие в такой поспешно подготовленной операции.
Все трое говорили на безупречном английском – американском – языке с гнусавым выговором Среднего Запада, совпадающим с документами, удостоверяющими их личность, – именно так думали они о водительских удостоверениях и карточках социального страхования, хотя их вряд ли можно назвать настоящими «документами». Странным было то, что водителю действительно нравилась Америка, в особенности доступность недорогой питательной пиши. Он подумал, что сделает остановку в закусочной по дороге к Санта-Фе, лучше всего в закусочной фирмы «Бургер-кинг», где он сможет удовлетворить свою любовь к гамбургерам, жаренным на углях и поданным с салатом-латуком, помидорами и майонезом. Это одна из сторон жизни, которая изумляет русских в Америке, – возможность хорошо поесть, не выстояв сначала в очереди длиной в квартал. Как правило, это была вкусная и недорогая пиша. Интересно, подумал водитель, почему американцы умеют производить и готовить пищу, что совсем непросто, и в то же самое время неспособны организовать такую элементарную вещь, как безопасность собственных границ? Это совершенно непонятно, даже глупо, но было бы грубой ошибкой презирать их за это. Русский понимал, что занимать такую позицию не правильно. Американцы играли по настолько отличающимся правилам, что игра становилась непонятной – в ней было слишком много произвольных элементов. Это пугало сотрудника КГБ, нарушало веру в фундаментальные основы. Невозможно предсказать поведение американцев, подобно тому как нельзя предсказать поведение водителя на шоссе. Именно такая непредсказуемость постоянно напоминала ему, что сейчас он на вражеской территории. Самое главное теперь быть осторожными, строго выполнять все, чему их учили. Потеря бдительности, расслабленность на вражеской территории – верный путь к гибели, так им говорили в академии. Слишком много случайностей, которые невозможно предвидеть заранее. КГБ не в состоянии предугадать действия американского правительства, и уж тем более его сотрудники не могут предсказать индивидуальные действия более двухсот миллионов людей, принимающих то одно решение, то другое.
В этом все дело, подумал он. Им приходится принимать так много решений каждый день. Какие продукты купить, по какому шоссе ехать, какой автомобиль выбрать. Как бы отреагировали его соотечественники, выпади на их долго ежедневно принимать столько решений? Да, конечно, это ввергло бы их в хаос. Хаос приведет к анархии, а этого русские всегда боялись больше всего.
– Жаль, что у нас дома нет таких дорог, – сказал сидящий рядом мужчина. Третий, на заднем сиденье, заснул, на этот раз по-настоящему. Для обоих это был первый приезд в Америку. Подготовка операции велась в крайней спешке. Олег отлично проявил себя в Южной Америке, всякий раз действуя под маской американского бизнесмена. Он был москвичом и хорошо помнил, что стоит чуть отъехать от кольцевой автодороги, как все шоссе превращаются в проселочные или даже грунтовые дороги. В России не было ни одного шоссе, которое бы проходило от одной границы к другой.
Водитель – его звали Леонид – задумался.
– Где на это взять деньги? – качнул он головой.
– Что верно, то верно, – согласился устало Олег. Они ехали в машине уже десять часов. – Если не такие, как здесь, то хотя бы, как в Мексике.
Леонид хмыкнул. Но ведь тогда люди захотят ехать куда угодно, подумал он, только по своему желанию, а этому их никто не потрудился научить. Он посмотрел на часы. Еще шесть часов езды, может быть, семь.
Капитан Татьяна Бизарина пришла к тому же заключению, взглянув на часы в щитке своего «вольво». Подготовленный для них «безопасный дом» – место укрытия – был в данном случае вовсе не домом, а представлял собой старый трейлер, который больше походил на передвижную контору на колесах, используемую обычно при строительстве. Этот трейлер начинал жизнь как ломик для жилья во время путешествий и теперь заканчивал ее в качестве передвижной конторы, и то брошенной несколько лет назад строительной фирмой, которая не завершила и половины работ нулевого цикла в холмах к югу от Санта-Фе. Прокладка водопровода и канализации для нового жилого района так и не была закончена. У строительной фирмы иссяк источник финансирования, и право собственности на участок земли все еще оспаривалось в суде. Расположение участка было идеальным – рядом с шоссе, неподалеку от города, укрытое за небольшим холмом. О его существовании напоминала только грунтовая дорога, что вела от шоссе. Место было настолько удачно спрятано, что даже здешняя молодежь еще не успела обнаружить его и использовать для любовных утех после танцев.
Укромное расположение трейлера имело свои достоинства и недостатки. Невысокие сосны, скрывая его от посторонних взглядов, одновременно позволяли скрытно приблизиться к нему. Придется выставлять наружную охрану, решила Бизарина. Ничего не поделаешь – во всем есть какой-нибудь изъян. Она подъехала к трейлеру с выключенными фарами, удачно рассчитав момент подъезда к грунтовой дороге, когда шоссе опустело. Из багажника «вольво» она достала два пакета с продуктами. В трейлере не было электричества, поэтому еду придется покупать часто – иначе она будет портиться. А пока вместо мяса она привезла колбасу в вакуумной упаковке и дюжину банок сардин. Русские любят сардины. Управившись с продуктами, она достала из машины небольшой чемодан и поставила его в крохотном туалете рядом с двумя канистрами воды.
Она хотела было повесить на окна занавески, однако сочла опасным изменять внешний вид трейлера – Да и стоящая рядом с ним машина тоже могла привлечь нежелательный интерес. После того как прибудет группа оперативников, они найдут место дальше по грунтовой дороге, где лес погуще, и будут ставить автомобиль там. Это тоже было не слишком удобно, но с этим приходилось мириться. Вообще подготовка мест для проживания оперативников совсем непростое дело, намного сложнее, чем кажется на первый взгляд, даже в такой открытой стране, как Америка. Все прошло бы гораздо проще, если бы ее предупредили заблаговременно, однако операцию подготовили буквально за ночь, и единственным подходящим местом, где она могла разместить приезжающих агентов, было это. Обнаружив этот трейлер вскоре после своего прибытия в Америку, она рассчитывала укрыться здесь в случае крайней необходимости или в случае надобности спрятать тут на несколько дней своего агента. Для настоящей операции трейлер совсем не подходил, но другого выхода просто не было – оставалось только разместить их у себя дома, а это было исключено. У нее мелькнула мысль, что ее могут наказать за то, что она не позаботилась о другом укрытии. Это исключено, решила она, я всегда точно выполняла все поручения и на этот раз тоже поступила самым оптимальным образом.
Внутри трейлера была кое-какая мебель, простая и довольно грязная. Поскольку делать все равно было нечего, она немного прибралась. Во главе группы стоит старший офицер КГБ. Она не знала его имени, никогда с ним не встречалась раньше, но догадывалась, что руководить такой операцией поручат сотруднику званием старше ее. После того как в трейлере стало почище и единственный диванчик уже не выглядел отталкивающе грязным, она вытянулась на нем и решила немного вздремнуть, поставив предварительно будильник, чтобы не проспать больше пары часов. Казалось, она едва успела уснуть, как звонок будильника поднял ее с подушек.
Они приехали за час до рассвета. Придорожные знаки на обочине шоссе облегчили поиски трейлера, и к тому же Леонид запомнил дорогу наизусть. Проехав пять миль по главному шоссе, он свернул на асфальтированную дорогу, ведущую направо. Затем, сразу после щита с рекламой какого-то сорта сигарет, показалась грунтовая дорога, заканчивающаяся на первый взгляд тупиком. Леонид выключил фары, затем двигатель, и автомобиль беззвучно подкатил к трейлеру, остановившись у входа, причем водитель постарался не нажимать на педаль тормоза, чтобы яркий свет тормозных фонарей не выдал появление машины в темноте среди деревьев. Дорога уходила дальше вниз и сворачивала вправо. У трейлера стоял «вольво» и рядом с ним – женская фигура.
Первые несколько секунд всегда были тревожными. Леониду предстояло встретиться с другим офицером КГБ, но он знал случаи, когда все проходило далеко не так успешно. Он затянул ручной тормоз и вышел из машины.
– Заблудились? – послышался голос из темноты.
– Я ищу «Маунтин вью», – ответил Леонид.
– Это на другой стороне города, – произнесла Биэарина.
– Господи, я, наверно, слишком рано повернул с шоссе. – Он заметил, что напряжение покинуло женщину.
– Здравствуйте. Я – Таня Бизарина. Зовите меня Энн.
– А я – Боб, – ответил Леонид. – В машине – Билл и Пенни.
– Устали?
– Мы едем со вчерашнего рассвета, уже сутки, – заметил Леонид – он же Боб.
– Выспитесь в трейлере. Я оставила вам продукты и воду. К сожалению, ни электричества, ни водопровода. Там два фонаря и бензиновый примус – на нем вы сможете приготовить кофе.
– Когда операция?
– Сегодня вечером. Пусть ваши люди заходят внутрь, а я покажу вам, где поставить машину.
– Как относительно обратного пути?
– Еще неизвестно. То, что предстоит сделать сегодня вечером. уже само по себе достаточно сложно. – И Бизарина начала рассказывать об операции. Ее сразу удивил – хотя этого следовало ожидать – профессионализм всех трех оперативников. Каждый из них, несомненно, думал о том, каковы планы Московского центра, давшего команду на проведение операции, которая была безумной сама по себе, даже если не принимать во внимание крайней спешки при ее подготовке. И тем не менее ни один из четырех не допускал, чтобы личные чувства помешали проведению операции. Приказ о ней был отдан Московским центром, и Москва знала, что делает. Так говорилось в наставлениях, и офицеры-оперативники верили им, хотя и понимали, что делать этого не следовало.
Беатрис Тауссиг проснулась часом позже. Дни становились длиннее, и теперь солнце уже не светило ей прямо в лицо, когда она ехала на работу. Вместо этого оно сияло прямо в окно ее спальни подобно персту обвиняющего судии. Сегодня, напомнила она себе, рассвет отмечает начало совершенно нового дня, меняющего ее судьбу к лучшему, и Беа приготовилась встретить его должным образом. Начала она с душа и затем высушила волосы феном, Кофеварка была уже включена, и она выпила первую чашку, раздумывая, что лучше надеть. Сегодняшнее решение, сказала она себе, слишком важно, чтобы ограничиться чашкой кофе с булочкой на завтрак. Потребуется энергия, и Беа приготовила яичницу. Надо не забыть, напомнила она себе, взамен ограничиться легким ленчем. Она следила за своим весом на протяжении последних четырех лет, стремясь сохранить фигуру, и не без успеха.
Итак, что надеть? Что-нибудь с кружевами, решила она. У нее было немного таких туалетов, но, может быть. синий… Сев завтракать, она включила телевизор и успела выслушать новости Си-эн-эн, где речь шла о переговорах по ограничению вооружений, проходивших в Москве. Может быть, мир действительно станет безопаснее. Приятно работать, когда знаешь, что стремишься к какой-то нужной цели. Будучи опрятной, она уложила грязную посуду в раковину, прежде чем вернуться в спальню. Синий костюм вышел из моды еще год назад, но кто из сотрудников проекта заметит это? Разве что секретарши – впрочем, их мнение ее не интересовало. К костюму она добавила пестрый шарф, чтобы показать, что Беа остается Беа.
Она поставила машину в отведенном для нее в обычное время месте. Затем достала из сумочки специальный пропуск, повесила его на шею – он был на золотой цепочке – и прошла через контрольно-пропускной пункт.
– Доброе утро, доктор, – поздоровался с ней один из охранников. Такая вежливость вызвана, несомненно, синим костюмом и шарфом, подумала Беа. Она все-таки заставила себя улыбнуться, что для обоих было в высшей степени необычно, но не ответила на его приветствие – не хватало еще разговаривать с человеком, не
сумевшим закончить даже среднюю школу.
Как всегда, она приехала на работу первой. Это позволило включить кофеварку на такой режим, чтобы получить самый крепкий кофе, как ей нравилось. Пока слышалось бульканье, она открыла свой сейф и достала оттуда папку с документами, которыми занималась накануне.
Удивительно, но утро прошло гораздо быстрее, чем она ожидала. Работа способствовала тому, что время мчалось с необычной быстротой. К концу месяца нужно было представить предварительную смету стоимости работ по проекту «Чайный клипер», и потому ей приходилось просматривать множество документов, большинство которых она уже сфотографировала и передала Энн. Так удобно иметь свой собственный кабинет с дверью и секретаршей, которая стучала, прежде чем войти. Секретарше это не нравилось, но Беа не обращала на ее недовольство внимания – сухая дура, подумала она, для такой предел радости – распевать церковные гимны. Ну что ж, скоро все переменится, напомнила она себе. Все начнется сегодня. Она уже заметила, подъезжая утром, что «вольво» стоит в условленном месте.
– Ты бы только посмотрел, какие костюмы покупает эта лесбиянка, – заметила Пегги Дженнингс.
– А вдруг это простая эксцентричность? – Уилл Перкинс отличался терпимостью. – Ты видишь в ней что-то, чего я не вижу, Пег. К тому же я посмотрел сегодня на нее, когда она приехала на работу, – вполне приличная одежда, разве что шарф…
– А ты не заметил чего-нибудь необычного? – спросила Дженнингс, забыв о своей личной неприязни к Тауссиг.
– Нет. Она очень рано встает, но ей, может быть, по утрам требуется время, чтобы втянуться… Не вижу никаких оснований продолжать наблюдение за ней. – Список сотрудников «Чайного клипера», подлежащих проверке, был длинным, а число сотрудников ФБР, выделенных для этого, небольшим. – Я знаю, Пег, ты испытываешь неприязнь к сексуальным меньшинствам, но ведь в данном случае у тебя даже нет никаких доказательств – по крайней мере пока нет. Может, она просто тебе не нравится… – предположил он.
– Этот объект резко выделяется своей необычной манерой поведения, но в то же время носит строгие костюмы. По многим проблемам откровенно выражает свое мнение, но никогда не говорит о своей работе. Она вся состоит из противоречий. – А это в точности соответствует психологическому профилю, подумала про себя Дженнингс. Впрочем, Уилл Перкинс тоже знал об этом.
– А вдруг она не говорит о работе лишь потому, что им это вообще запрещено – об этом им постоянно твердят сотрудники службы безопасности. Манера водить автомобиль – типичная для жителей восточного побережья, вечно спешит, зато одевается скромно – может быть, ей нравится, как она выглядит в строгих костюмах? Пег, ведь нельзя подозревать всех!
– Мне казалось, что именно в этом и заключается наша работа, – недовольно фыркнула Дженнингс. – Тогда объясни мне, что мы видели в тот вечер.
– Этого я не могу объяснить, но ты придаешь случившемуся какое-то особое значение. У нас нет никаких доказательств, Пег, даже для того, чтобы ужесточить наблюдение за ней. Слушай, давай поступим так: после того как проверим всех, кто имеется в нашем списке, посмотрим на нее еще раз.
– Но это безумие, Уилл. Нам поручено отыскать, где происходит утечка сведений из совершенно секретного исследовательского проекта, а мы ходим вокруг да около, словно боимся обидеть кого-то. – Агент Дженнингс встала и на мгновение подошла к своему столу. Он был тут же, рядом, – местное отделение ФБР запрудили приехавшие сюда сотрудники контрразведывательной службы, и им отвели обеденное помещение. Рабочие столы тут заменяли самые обычные столики, за которыми раньше обедали.
– Ну хорошо, давай поступим так – отберем всех специалистов, которые имели доступ к информации, попавшей в руки вражеского агента, и посадим в ящик. – «Посадить в ящик» означало подвергнуть проверке на детекторе лжи. Когда сотрудники ФБР попытались сделать такое в прошлый раз, в «Чайном клипере» едва не произошла революция. Ученые и инженеры не имели представления, что иногда это необходимо в целях безопасности, и сочли проверку на детекторе лжи оскорблением их патриотических чувств. А для некоторых из них это превратилось в игру: один из специалистов, занимавшийся компьютерным обеспечением программы, лаже прибегнул к методам обратной биосвязи, чтобы запутать полученные результаты. Главным результатом этой попытки, проведенной полтора года назад, стало убедительное доказательство, что персонал проекта испытывает глубокую враждебность по отношению к службе безопасности. Впрочем, это никого не удивило. Но окончательно программа проверки была остановлена после того, как в ФБР поступило письмо разгневанного ведущего ученого, который указал на несколько моментов, когда он намеренно солгал, а детектор лжи не сумел этого обнаружить. Это, а также серьезные нарушения деятельности различных лабораторий «Чайного клипера» прервали программу еще до ее завершения.
– В прошлый раз Тауссиг не подвергалась проверке на детекторе лжи, – напомнила Дженнингс, ознакомившаяся с материалами, – как и ни один из представителей управленческого аппарата. Мятеж научного персонала нарушил программу проверки. Она была одной из тех, кто…
– Это потому, что именно к ней обратились со своей жалобой программисты из группы компьютерного обеспечения. Она ведь является одним из администраторов, и, не забудь, в ее обязанности входит заботиться о благополучии ученых. – Перкинс тоже ознакомился с материалами. – Послушай, если тебе действительно так этого хочется, давай вернемся к ней позже. Сам я ничего не заметил, но полагаюсь на твои инстинктивные подозрения. А пока нам нужно заняться проверкой остальных.
Маргарет Дженнингс согласно кивнула. В конце концов, Перкинс прав. У них против Тауссиг не было ничего конкретного. Она всего лишь исходила из какого-то неопределенного интуитивного недоверия. По ее мнению, Тауссиг – лесбиянка, но теперь в этом не было ничего особенного – таково было заключение судебных инстанций во многих случаях, – к тому же необоснованные подозрения – всего лишь подозрения, она знала это. Три года назад, как раз перед тем как ее перевели в управление контрразведки, Дженнингс занималась розыском ребенка, которого похитили двое…
Дженнингс понимала также, что Перкинс ведет себя в данном случае с большим профессионализмом. Он был мормоном и честнейшим человеком и никогда не допускал, чтобы его личные чувства мешали работе. И все-таки она не могла отделаться от инстинктивного ощущения, что, несмотря на все то, что говорили ей логика и опыт, она права. Но права она или ошибается, им с Уиллом нужно составить шесть отчетов, прежде чем они смогут снова заняться оперативной работой. Теперь на нее приходилось не больше половины рабочего времени каждого оперативного агента, а вторая половина ухолила на писание за столом – или, как здесь, за обеденным столом – отчетов о том, чем вы занимались в тот промежуток времени, когда удавалось от этою стола оторваться.
– Эл, это Беа. Ты не мог бы прийти ко мне в кабинет?
– Конечно. Через пять минут.
– Отлично. Спасибо. – Тауссиг повесила трубку. Даже она восхищалась пунктуальностью Грегори.
Он вошел в кабинет ровно через пять минут.
– Надеюсь, я не оторвала тебя от чего-то важного?
– Нет, ничуть. Они моделируют еще одно устройство наведения, но мое присутствие там необязательно. Итак. в чем дело? – спросил майор Грегори и тут же добавил:
– Мне нравится твой костюм, Беа.
– Спасибо, Эл. Мне понадобится твоя помощь.
– В чем?
– Я имею в виду подарок Кэнди ко дню рождения. Сегодня после работы я поеду за ним, и кто-то должен мне помочь.
– А верно! Ведь у нее день рождения через три недели?
Тауссиг улыбнулась, глядя на Грегори. Этот урод к тому же еще и рассеянный.
– Тебе придется запоминать такие вещи.
– Ну и что ты хочешь ей подарить? – Он ухмыльнулся как ребенок.
– Это – сюрприз, Эл. – Она сделала паузу. – Одна вещь, которая пригодится Кэнди. Сам увидишь. Кэнди приехала сюда сама?
– Да, она собиралась после работы к зубному врачу.
– И не говори ей об этом, ладно? Пусть это будет для нее сюрпризом, – объяснила Беа.
Грегори увидел, что она с трудом удерживается от улыбки.
– Хорошо, Беа, – усмехнулся он. – Встретимся в пять.
Они проснулись после полудня. «Боб» пошел было в туалет и тут вспомнил, что в трейлере нет водопровода. Он выглянул в окно, убедился, что поблизости никого нет, и вышел наружу. К моменту его возвращения остальные уже готовили кофе. Бизарина оставила им только растворимый, зато это оказался неплохой сорт, трое оперативников съели типичный американский завтрак с большим количеством сахара. Они знали, что сегодня им это понадобится. Закончив эту утреннюю процедуру, они достали карты и все остальное, что понадобится для проведения операции, и еще раз обсудили детали. На протяжении трех часов они повторяли самые мельчайшие подробности, пока не убедились, что каждый из них знает совершенно точно, что ему предстоит.
Вот он, наконец, сказал себе Лучник. В горах отличная видимость, и с их вершин открывается великолепная панорама. В данном случае до цели придется идти еще двое суток, хотя они уже воочию видели ее. Пока его командиры распределяли боевиков по укрытиям, Лучник положил бинокль на скалу и принялся вглядываться в объект, находящийся на расстоянии… двадцати пяти километров? – подумал он и проверил по карте. Отряду нужно спуститься по склону горы, пересечь небольшую бурную речку, затем подняться вверх по убийственно крутому склону. На последнюю ночевку они остановятся… вот тут. Лучник направил бинокль на выбранное им место. В пяти километрах от объекта, скрытое горами от посторонних взглядов… Снова придется подниматься по крутому склону. Но выбора не было. Перед штурмом он даст своим людям час отдыха. Пока они отдыхают, он объяснит им – каждому из них, – какие задачи будут решаться, и они смогут помолиться. Он снова принялся изучать объект.
Строительство, несомненно, еще не было завершено, но тут оно никогда и не закончится… Очень удачно, что штурм состоится именно сейчас, потому что через несколько лет объект превратится в неприступную крепость. А пока…
Лучник напряг глаза, всматриваясь в цель и стараясь разглядеть детали. Даже с помощью бинокля он не мог различить ничего меньшего по размерам, чем сторожевые вышки. В первых лучах рассвета были видны отдельные возвышения – это здания. Придется подобраться поближе, чтобы все получше рассмотреть и наметить все летали штурма, но в данный момент его интересовали общее расположение объекта и близлежащая местность. Откуда лучше всего приблизиться к цели? Как использовать соседнюю гору с выгодой для себя? Если объект охраняют войска КГБ, как говорилось о документах ЦРУ, которые ему удалось просмотреть, то он знал, что их состав так же жесток, как и ленив.
Сторожевые вышки – три с северной стороны. Там должно быть и заграждение. А минное поле? – подумал он. Есть мины или нет, первым делом придется уничтожить вышки. На них располагаются крупнокалиберные пулеметы, и оттуда открывается обзор всей окружающей местности. Как сделать это лучше всего?
– Значит, это и есть наша цель? – К Лучнику подошел бывший майор афганской армии и остановился рядом.
– Как наши люди?
– Все в укрытии, – ответил майор и около минуты молча рассматривал объект. – Помните рассказы о замке асасинов в Сирии?
– Замок асасинов? – Лучник резко повернулся к майору. Так вот о чем напоминает майору этот объект! – Ну, и как же захватили этот замок?
Майор улыбнулся, продолжая рассматривать цель.
– У них больше возможностей, чем у нас, мой друг… Если они когда-нибудь укрепятся на всей вершине, потребуется целый полк с воздушной поддержкой только для того, чтобы проникнуть за наружное заграждение. Итак, как вы предполагаете организовать штурм?
– Разделимся на две группы.
– Правильно. – На самом деле майор не был согласен ни с одной стороной предстоящей операции. На основе полготовки – полученной им от русских – он считал безумием штурмовать такой объект со столь малочисленным отрядом, но прежде чем возражать человеку, подобному Лучнику, ему нужно продемонстрировать свой боевой опыт и мужество. А это значит, что придется пойти на невероятный риск. И майор решил приложить все силы, чтобы подтолкнуть Лучника в правильном направлении при обсуждении тактики штурма.
– Промышленные объекты на северном склоне. Жилые помещения – на холме к югу. – На объекте показались светящиеся огни фар – от одной вышки к другой передвигались автобусы. Смена караула. Лучник подумал об этом, но он знал, что атака начнется в темноте и должна закончиться до наступления утра – иначе никто из нападающих не останется в живых.
– Если нам удастся подобраться вплотную незаметно… вы позволите мне высказать предложение? – тихо спросил майор.
– Продолжайте.
– Собрать всех на возвышенности в центре и затем сверху штурмовать обе цели.
– Это рискованно, – тут же возразил Лучник. – И с той и с другой стороны до цели придется бежать по открытой местности.
– Зато легче незаметно занять исходную позицию. Труднее заметить приближение одной группы, чем двух. Если установить наше тяжелое вооружение на возвышенности, оно сможет контролировать и поддерживать огнем обе штурмовые группы.
Действительно, признал Лучник, существует немалая разница между воином, который руководствуется одной интуицией, и профессиональным военным. Майор лучше его понимал, как следует сравнивать различные опасности и выбирать наименьшую.
– Что мы будем делать со сторожевыми вышками, как вы считаете?
– Надо подумать. Я… – Майор резким движением прижал голову своего командира к земле. Через мгновение вдоль долины промчался самолет.
– Это МиГ-21, разведывательный вариант истребителя. Нам противостоят совсем не дураки. – Он оглянулся и увидел, что все бойцы находятся в укрытии. – Не исключено, что нас успели сфотографировать.
– Вы думаете, что…
– Я не знаю. Нам придется положиться в этом на волю Аллаха, мой друг. Вряд ли он позволил проникнуть так далеко только затем, чтобы погубить нас в последний момент, – ответил майор, не осознавая, правду ли говорит он или нет.
– И куда мы направляемся? – спросил Грегори, когда они с Беа вышли на стоянку.
– Давай встретимся у торгового центра, с южной стороны, ладно? Я надеюсь, что мой сюрприз поместится в машине.
– Хорошо, я подожду тебя там, – Грегори сел в машину и уехал.
Беа подождала несколько минут, прежде чем последовать за ним. Будет лучше, если никто не заметит, что они поехали вместе. Ее охватило волнение. Стараясь справиться с ним, она ехала медленно, но это оказалось так необычно для нее, что волнение всего лишь усилилось, и, словно по собственной воле, «датсун» менял скорости и переходил с одной полосы на другую. Через двадцать минут ее машина была на стоянке у торгового центра.
Эл поставил свою машину позади чьего-то фургона, далеко от входа в ближайший магазин. Он даже выбрал совсем неплохое место, подумала Тауссиг. Она остановилась рядом и вышла из автомобиля.
– Что это ты так долго? – спросил Грегори.
– А куда спешить?
– Ну, и что теперь?
Этого Беа не знала. Ей сообщили, что должно здесь произойти, но подробности ей были неизвестны – она даже не имела представления, сколько человек примет участие в операции. Может быть, Энн собирается справиться с делом в одиночку. Беа засмеялась, стараясь скрыть растерянность.
– Пошли, – сказала она и сделала знак, приглашая Грегори следовать за ней.
– Представляю, что это за подарок… – пробормотал Эл. Он заметил, что сзади выезжает какой-то автомобиль.
Беа обратила внимание, что огромная площадка, отведенная для стоянки автомобилей, заполнена машинами, но на ней совсем нет людей. Дневные посетители торгового центра разъехались по домам на ужин, а вечерние еще не успели приехать. Посетители кинотеатров начнут собираться только через час. Несмотря на это, она нервно оглядывалась по сторонам. Ей нужно быть вблизи входа в кинотеатр. Время совпадало. Если что-то сорвется – Беа едва удержалась от нервного смеха, – ей придется найти какой-нибудь большой тяжелый подарок. Впрочем нет, теперь этого не понадобится. Навстречу ей шла Энн. В руках у нее не было ничего, кроме сумочки.
– Привет, Энн! – воскликнула Тауссиг.
– Привет, Беа… О-о, да ведь это майор Грегори!
– Привет, – произнес Эл, стараясь припомнить, знает ли он эту женщину. У него была плохая память на лица – он использовал свой мозг для математических вычислений.
– Мы встречались прошлым летом, – заметила Энн, еще больше запутав Грегори.
– Как ты здесь оказалась? – спросила Тауссиг офицера КГБ.
– Да вот понадобилось кое-что купить. У меня сегодня вечером свидание, вот я и решила… подожди, сейчас покажу. – Она сунула руку в сумку и достала оттуда предмет, походивший, по мнению Грегори, на баллончик духов – или как там называются эти разбрызгивающие штуки, подумал он, остановившись рядом. Ему нравилось, что Кэнди подобные вещи не интересовали. Энн вроде побрызгала себе на кисть и поднесла к носу Беа как раз в тот момент, когда появился автомобиль, направляющийся в их сторону.
– Кэнди это очень понравится – как ты считаешь? – спросила Беа, и баллончик оказался у его лица.
– Что? – успел спросить он, и в это мгновение прямо ему в лицо брызнула струя нервно-паралитического газа.
Энн идеально рассчитала момент и направила на него струю в то самое мгновение, когда он начал вдох, и затем тут же направила газ под очки в глаза. Грегори показалось, что у него вспыхнуло лицо, и легкие пронизала ужасная боль. В следующее мгновение он упал на колени, прижимая руки к лицу. Он не мог дышать, не мог издать ни звука и не заметил, что рядом остановилась машина. Открылась дверца, и водителю понадобилось всего лишь наклониться, чтобы ребром ладони нанести ему удар по шее.
Беа увидела, как он опустился на асфальт, будто тряпочная кукла. Открылась задняя дверца, его схватили за плечи. Беа и Энн помогли затолкать в машину ноги. В то самое мгновение, когда задняя дверца захлопнулась, через открытое окно вылетела связка ключей, и «плимут» рванулся вперед, таким образом, он даже толком не остановился.
Энн тут же огляделась вокруг. Никто не заметил случившегося. Она была уверена в этом. Вместе с Беа они направились от магазинов туда, где стояли автомобили.
– Что с ним будет? – спросила Беа.
– А тебе разве не все равно? – быстро ответила Биэарина.
– Но вы не собираетесь…
– Нет, мы не убьем его. – Энн тут же подумала, что это может оказаться ложью. Она не знала, но полагала, что убийство не входит в планы оперативной группы. Они и без того нарушили до сего времени нерушимое правило. Этого было достаточно,