— Вот и приехали, — свысока улыбнулась Локтева. — Да. Более того, я выросла на его коленях. А с коленок… В очень давнее время… Я предупреждаю ваш вопрос… С его коленок я перепрыгнула в его постель.
— Спасибо, что вы это сказали, — искренне похвалил Сорин. — А то бы я просто извелся, пока сформулировал. Так вы тоже хотели в свое время петь на эстраде?
— Ну, конечно же! Кто же из девочек не проходит через подобную глупость — хочу быть балериной, киноартисткой, эстрадной звездой!
— Чем это у вас кончилось?
— Хорошо кончилось, — в первый раз она улыбнулась по-человечески. — Пришел мужчина, который, как говорится, взял меня за жабры, пару раз набил морду, изнасиловал, заставил учиться, женил на себе, и теперь у нас двое детей и прекрасная семья. А я есть то, что есть, и потому ничего, кроме отвращения, у вас не вызываю.
— Угадали, — кивнул Сорин. — А самой вам этот… как его… ваш имидж нравится?
— Не всегда, Всеволод Иванович, если сказать честно. Но сегодня для русской женщины такой… Такая внешняя форма необходима. Как мундир офицеру или скафандр водолазу. Как вам ваша маска усталого от жизни и скучного простачка. Предупреждаю ваш следующий вопрос. Больше десяти лет я не имела с Княжиным никаких дел. Ни личных, ни общественных, ни деловых. Ведь это не слух, что у Княжина был СПИД?
— Врачи так утверждают, — ответил Сорин и почувствовал, что эта решительная и сильная женщина, сама ли себя сделавшая или вылепленная кем-то, начинает ему нравиться.
— Где вы сейчас работаете?
— Начинаем допрос?
— Беседу, без протокола, — безмятежно улыбнулся Сорин, а она вперила в него жесткий взгляд и отчеканила:
— Я — депутат Государственной Думы.
— О-ох, — обмяк Сорин. — Сказали бы сразу. У вас ведь депутатская неприкосновенность! В прошлом году один депутат, как известно, двух человек убил из автомата, а Дума не дала права на его уголовное преследование! Кстати, Светлана Дмитриевна, когда шло голосование за то, чтобы депутатов лишить этой неприкосновенности, вы как голосовали?
— Против, — уверенно сказала она. — Вы не понимаете или делаете вид, что не понимаете, что если этой защиты не будет, то любой депутат окажется облит грязью, подозрениями и будет не в Думе заседать, а бесконечно отбиваться от прокуратуры и милиции.
— Возможно. Ну, а как зарплаты депутатской — хватает? Не бедствуете?
— Не жалуюсь. Кроме того, у мужа, Ивана Локтева, солидная туристическая фирма. Предоставляем туры и круизы во все концы земли.
— Отдыхаете на Канарах? Во Флориде?
— На Оке. В Рязанской губернии.
— Поддерживаете имидж народного избранника?
— Не надо язвить. Канары — для дешевых пижонов. Муж любит охоту, а я собирать грибы.
— Сколько, извините, автомобилей в семье?
— «Волга» у мужа, гнилой «жигуленок» у меня. Разваливается.
— Дача…
— Ответила. Пятистенок на Оке.
— И кроме думской зарплаты, никакого дохода? Извините, но вы производите впечатление энергичного человека.
— Депутатам запрещено работать на стороне. Я законопослушна и в качестве развлечения состою членом попечительского совета студии «Граммофон XXI век». Без зарплаты. На студии и вокруг нее интересные люди.
— Простите, вас к этому «Граммофону» не покойный Княжин приобщил?
— Повторяю, я не общаюсь с Княжиным около десяти лет. На студию меня официально пригласил Евгений Андреевич Агафонский.
— А в стенах «Граммофона» вы не общались с Княжиным?
— Нет. Его выгнали оттуда месяца два назад за махинации. Агафонский делает честный бизнес чистыми руками. Мы следим за этим. Он подлинный культуртрегер, в России сейчас этого очень не хватает.
— Хорошо, — легко согласился Сорин. — Вопросов у меня больше нет, но есть предложение. И если вы согласитесь, Светлана Дмитриевна, то я бы даже нашел для вас кое-какую денежку. За научные консультации, вам это разрешено по закону.
— Заранее согласна, — сдержанно улыбнулась она. — Вы мне нравитесь.
— Спасибо. Сто лет не слышал от красивых дам комплиментов. Я предлагаю вам поработать у нас консультантом. По вопросам шоу-бизнеса.
Улыбка соскользнула с ее лица, и она неторопливо потянула очередную сигарету из пачки. Сказала раздельно и мягко:
— Нет. Этого, к сожалению, не могу.
— Почему? — без нажима спросил Сорин.
— Я не смогу быть с вами откровенна и беспристрастна. Работа не заладится.
— Что так? Я не совсем понял.
— В шоу-бизнесе и на эстраде сейчас очень запутанные отношения. Большие и порой шальные деньги. Тотальная халтура и низкий вкус. Тяжелейшие условия для продвижения подлинных талантов. Нет. Я не хочу впутываться в это дело ни под каким официальным флагом.
Она закурила, Сорину не хотелось ее отпускать, и они проговорили о многом, пока Локтева не выкурила еще пару сигарет. На этом они расстались.
После ее ухода Сорин разыскал Володина и велел ему взяться за разработку рок-группы «Мятежники».
— Двое парней из группы, бас-гитара Новиков и солист Галиев, посетили Княжина в день его смерти. Принесли торт.
— А в торте пистолет?
— Может быть.
— Или наркотик? — заржал Володин.
— Может быть.
— Но торт сожрала ненасытная Надя Казанская, и ей хоть бы что!
— А Княжин умер. Вот и разберись.
На рассвете Наде принесли завтрак: бутылку пепси, три горячие пиццы и пакет йогурта. Обслуживал ее Заяц-Станислав, который хотя и прихрамывал на простреленную ногу, но выглядел бодро.