Сорин пожал молодой даме руку, хотя эту ухоженную красивую руку надо бы поцеловать, но не то воспитание.
Она спросила очень серьезно:
— Можно приступать?
— Да, — слегка недоумевая, ответил Сорин, а старик хитро улыбался.
— Хорошо. Значит, мне была предложена лингвистическая экспертиза…
— Какая? — опешил Сорин.
— Экспертиза по лингвистике, Всеволод Иванович, — в голосе Седова прозвучала легкая насмешка. — Сравнительный анализ по лингвистике тех материалов, которые мы дали Элле Аркадьевне. Письмо, написанное якобы Дворецкой, и документы Светланы Локтевой, с тем, чтобы проверить, кто из них писал вам письмо. Из больницы.
— Ага, — кивнул Сорин, сделав вид, что все понял.
— Да, — строго сказала молодой эксперт. — Мы проводим такую экспертизу с тем, чтобы с вероятностью в девяносто три процента доказать подлинное авторство или подлог, подделку текста под стиль письма другого человека.
— Подождите… Это не графология? — спросил Сорин.
— Ни в коем случае! — милостиво улыбнулась эксперт. — Графология дает невысокий процент точности, если за дело берется опытный имитатор чужого почерка. Мы исходим из того, что каждый человек имеет свой литературный стиль и словарный объем, использует свои обороты речи. Все это выдает его, когда он пишет от имени другого лица.
— Ага! — обрадовался Сорин, сообразив, что к чему. — Но ведь, насколько я помню, девятая глава «Евгения Онегина» так подделана под язык Пушкина, что не отличить!
— Что вы, Всеволод Иванович! — укоризненно улыбнулась эксперт. — Давно доказали, что это не Пушкин! Экспертов-лингвистов с опытом обмануть практически невозможно! Мы работаем надежней, чем специалисты по разоблачению фальшивомонетчиков, а уж у тех и аппаратура, и многовековой опыт! Я могу продолжить?
— Да-да, конечно, — виновато заторопился Сорин.
— Итак, у нас было письмо, написанное якобы Анной Николаевной Дворецкой, а также документы ее дочери Светланы Дмитриевны Локтевой-Дворецкой. Результат экспертизы: письмо на пишущей машинке на имя Всеволода Ивановича Сорина написано не Анной Николаевной Дворецкой. У Анны Николаевны была строгая манера письма, абсолютно грамотная, сухая, выверенная годами преподавания литературы и русского языка в школе. Второе: с достоверностью на девяносто два процента можно утверждать, что это письмо написано ее дочерью, Локтевой Светланой Дмитриевной. Наши выводы подтвердила, кстати, и компьютерная проверка.
— Приехали! — расстроился Сорин. — Опять компьютер! Без него молодежь никуда! Ладно, каюсь. Я доживу на службе без этого мозгозаменителя. Проще говоря, вместо мамы письмо мне написала дочка?
— Экспертиза утверждает именно это, — гордо заявила двуцветная инопланетянка.
— И больше ничего? — с преувеличенной надеждой спросил Сорин.
В ее глазах засветилось растерянное недоумение.
— А что еще?
— Да мне бы знать, зачем это письмо написано? Почто такой обман мне, старикашке, сунули?
Седов засмеялся и повернулся к коллеге:
— Не поддавайтесь, Элла Аркадьевна! Не обращайте на него внимания! Он любит представляться многоопытным старцем-аксакалом, а сам годится мне во внуки. Просто мальчишка еще. А сейчас он опробует на вас один из любимейших своих приемов — ошарашить человека идиотизмом, чтобы тот растерялся и сказал то, о чем не думает и чего не знает. Вернее, не подозревает, что знает. Иногда этот варварский прием дает поразительный эффект! — он повернулся к Сорину: — Всеволод Иванович, не пугай молодого специалиста.
Сорин взглянул на молодую женщину — самоуверенности в ней было еще через край, а это всегда настораживало. Он спросил, не скрывая своих сомнений:
— Вы убеждены в правильности своего вывода?
— Да, — спокойно и твердо ответила она. — Видите ли, когда у нас всего одно или два письма, работа осложняется. Но нам была предоставлена целая папка документов, написанных рукой Анны Николаевны Дворецкой в течение многолетней работы в школе. Так же много письменных работ разного рода и ее дочери, Светланы Дмитриевны Локтевой-Дворецкой. Вместо матери письмо писала дочь.
Она принялась было рассказывать о тонкостях своего дела, похвалилась, что именно ее методом во Франции доказали подделку известного письма Наполеона. Следователь вопросительно глянул на Седова, тот кивнул, сохраняя вежливое лицо, — ему Сорин верил на все сто процентов.
Перед тем как поспешить за своей спутницей, Седов спросил тихо и озабоченно:
— Агафонский раскололся?
— Нет, — ответил Сорин.
— А ты его повязал, арестовал?
— Нет. Даю фрукту созреть.
— Правильно! — одобрил Седов.
Оба ушли — старый и начинающий эксперты, а Сорин принялся прикидывать, во имя чего Светлана Дворецкая, по мужу Локтева, написала письмо, попыталась бросить тень на членов ансамбля «Мятежники», посетивших якобы Княжина в ночь или вечер его смерти. Зачем было бросать на них тень подозрения? Чтобы спасти кого-то другого?
Сорин собрался спуститься в столовую, но зазвонил телефон.
— Следователь прокуратуры Сорин.
— Здравствуйте, — нервно ответил женский голос. — А я та самая, вы меня помните, которая звонила на квартиру Княжина, он уже был мертвый, а вы там, наверное, обыск делали?
Сорин сел, пытаясь вспомнить минувшие события и смысл разговора с этой девчонкой.
— Да… Помню.
Он едва удержался, чтобы не назвать ее по имени. Конечно, это Надежда Казанская. Она исчезла, появилась, потом ее взяли в заложницы, затем она утонула и теперь, воскресшая, говорит по телефону. Так, все-таки надо дать понять девчонке, что она не одинока и существовать в качестве фантома ей никак не удастся при всей своей буйно-пестрой жизни.
— Вы не потонули? — легко спросил Сорин. — Поздравляю. А то мы всю реку обшарили, разыскивая ваш труп.
— Ой! Вы и про это знаете?
— Да, дорогая, мы многое про тебя знаем. Еще не все до конца, но знаем. — Ах, чем бы ее зацепить? И тут же вспомнил: — И кассету твою ищем, думаю, скоро найдем.
— Вот здорово! Но я…
— Но тебе надо заскочить к нам и поговорить. А если боишься, можем где-нибудь встретиться.
Он чувствовал, что девчонка колеблется. С первых звуков ее голоса он уже уловил, что она чего-то боится, чем-то напугана.
— Нет. Я боюсь встречаться с вами, — ответила она.
— Правильно делаешь, — одобрил Сорин. — Тогда что хочешь сказать?
— Я хочу сказать… Я должна сказать, что Княжина убил телохранитель Корецкой Крикун.