Она нахмурила брови и сказала: «Это не так просто, как кажется. Мы должны поговорить немного дольше».
– Говори, – сказал он. Он полез в карман и достал пачку «Лайф Сэйверс», положив одну в рот.
– Не здесь.
– Где?
– В комнате, которая у тебя на пути.
Такер посмотрел на часы: 6:06. Он не рассчитывал закончить операцию при дневном свете, однако, им деваться некуда, если они собирались это всё сделать. Он сказал: «Мы не можем вести долгие переговоры. Становится чертовски поздно».
– Мне нужно всего две минуты.
– Тогда пошли.
Она переступила через труп на полу в коридоре, милые обнажённые пальцы ног хлюпали на влажном ковре, когда они с Такером шли в спальню охранников. Харрис за ними выпустил очередную пулемётную очередь по лестничной клетке.
––––––––
В спальне она села на угол матраца и подвернула свои длинные ноги под себя, выглядя в это время скромной и невинной в этой фланелевой ночной рубашке. Она сказала: «Как ты собираешься выбираться отсюда?»
Он засомневался, но потом сказал: «Вертолёт».
Она скривилась. «Я серьёзно».
– Я тоже.
Она сказала: «Я не хочу иметь никаких дел, если вы на самом деле кучка клоунов, которые не продумали этот вопрос».
Он объяснил, подробно, но быстро, как только возможно, о Нортоне и вертолёте с маркировкой полиции штата.
– Я поражена, – сказала она.
– Сейчас, – сказал он, – порази меня. Ты знаешь, что случается с людьми, которые расстраивают Роза Баглио?
– Я знаю.
– Но ты готова всё же рискнуть?
– Девушка должна думать о себе, – сказала она. Она говорила как серьёзная ученица первого класса обычной средней школы, решившая заставить расчувствоваться программу делопроизводства, чтобы подготовить их к оплате счетов за оставшиеся четыре года. Она была очаровательной.
– Баглио знает твоё имя. Будет достаточно просто тебя выследить.
– Имя можно изменить, – она намекала на то, что, так или наче, Лорейн не было её настоящим именем.
– Ты не можешь изменить свою внешность. Каждый мужчина, которые видел тебя, сможет тебя вспомнить.
– Ты преувеличиваешь мою привлекательность, – сказала она. – Более того, я кое-что понимаю в косметике и изменении внешности. – Она встала с кровати и сказала. – Ты пытался сказать мне, что тебе требуется моя помощь?
– Нет, – сказал он. – Я просто хочу до конца понять, почему ты делаешь это, но у меня есть лучшее представление о том, что произойдёт позже. Например, мне бы не хотелось, чтобы ты вышла из всего этого с идеей о том, чтобы вернуть свои двадцать процентов обратно Баглио и рассказать ему всё, что тебе стало известно о нас, когда тебя начнут принимать как друга.
– Должно быть, я дура, – сказала она.
– Я знаю.
– Но я не такая.
Он вздохнул. Так похожа на Элиз. «Это я тоже знаю».
– И?
– По рукам, – сказал он снова.
Она пошла в кладовку и начала выкидывать оттуда костюмы, брюки и рубашки к костюмам. Когда всё было убрано с пути, она попросила его отступить и посветить фонариком на пол между ними. Стоя на коленях, она мгновение осматривала половые доски, запустила ногти в трещины по обеим сторонам одной из них, дёрнула за неё и вытащила. Она попыталась вытащить ещё одну, которая находилась рядом и выглядела идентично первой, вздохнула, когда она с грохотом выскользнула из её рук, деревянная рейка толщиной в два дюйма и длиной в четыре фута[63]. Она убрала её с пути, показав рычаг, который находился под плотно подогнанной, но вытащенной с помощью ногтей доской.
– Я не потратил бы столько времени на то, чтобы это найти, – сказал он.
– Конечно, – сказала она. – И ты бы добрался до Бахмана тоже. Но только я одна могу помочь тебе получить деньги, о которых ты даже не знал, что они здесь.
– Продолжай, – сказал он.
Она нажала рычаг вниз своей ладонью. Справа от Такера вся задняя стена кладовки повернулась вовнутрь, функция, которая противоречила здравому смыслу человека, который искал бы шов в середине стены, где обычно и находятся секретные двери.
Он сказал: «Баглио – хронический параноик?»
– В числе всего прочего.
Стена отодвинулась немного шире.
– Не думай, что ты должна записать их в прейскурант.
Дверь за кладовкой была почти такая же большая, как спальня охранников с другой стороны, освещалась флуоресцентными лампами, свисавшими с потолка, без окон. Мерл Бахман был привязан ремнями к кровати вдоль дальней стены, смотрел в их сторону и пытался смеяться.
––––––––
Такер увидел одновременно, почему Бахмана невозможно было заставить сказать Баглио то, о чём он знал, почему он до сих пор оставался живым и почему они всё ещё имели шансы сохранить свои личности в невредимости. Крушение «шевроле» уничтожило привлекательную улыбку маленького человека, вырвав восемьдесят процентов его зубов и разделив каждую из его губ надвое. Верхняя губа была рассечена прямо до перегородки и раздулась в четыре или пять раз больше, чем она должна быть. Он должен был дышать своим ртом, так как губа закрывала его ноздри, и его дыхание было таким шумным, что Такер удивился, что оно не было слышно сквозь эти стены.
Бахман издал рвотный звук, который, несомненно, можно было считать в некотором роде приветствием, но он не смог показать улыбку лучше, чем эта.
– Ты не можешь говорить? – спросил Такер.
Бахман издал фыркающие звуки.