Самая распространенная и серьезная ошибка современности — мнение, будто древность давно мертва.
В конце концов Джим попытался поесть. Снова остановившись возле «У Рене», он заглянул в переулок позади здания. Естественно, никаких следов ребенка там уже не оказалось — возможно, никакой девочки там и не было с самого начала.
Заказав завтрак, он сел за столик возле окна и уставился на принесенную еду. Она почти ничем не отличалась от картинки в меню и хорошо пахла. Однако после пяти или шести глотков ему пришлось поспешно встать и на негнущихся ногах дойти до туалета, где его вырвало.
Утирая рот рукавом, он вернулся назад и снова сел.
Есть он больше не пытался: от одного запаха у него начинала кружиться голова. Больше ни у кого, похоже, подобных проблем не было. Несколько водителей грузовиков и местных ранних пташек поглощали пищу с таким усердием, будто завтрашний день для них уже не наступит.
Джим был настолько голоден, что с трудом соображал — отчасти еще и из-за того, что Джеймс никогда не отличался особой проницательностью ума. Это куда в большей степени было свойственно Джиму. Джеймсу же словно все еще было семнадцать, и большую часть времени он делал то, что хотел. Однако сейчас Джим вдруг обнаружил, что не может вспомнить, что годится в пищу, а что нет. В любом случае эту дрянь он точно есть не мог. Он нуждался в еде, но не в такой.
Джим знал, о чем думает Джеймс. Он думал об этом уже два дня. Ничего особенного, но вполне достаточно, чтобы утолить голод. А если уж ты зашел настолько далеко, то почему бы и…
Нет. Однозначно — нет.
Он допил кофе, расплатился и вышел.
Машина снова куда-то ехала.
На этот раз Нина была к этому готова. В прошлый раз она лежала скорчившись на полу, погруженная в странный сон — возможно, даже не сон, а некое состояние ожидания, тупого призрачного страха, но в любом случае это было лучше, чем находиться в полном сознании.
Словно в тумане, она слышала звук открывающейся двери, снова отметив его металлический тембр, а затем — шум включенного двигателя. Прежде чем она успела понять, что это означает, машина неожиданно пришла в движение.
Ее бросили на пол в каком-то тесном закутке, по пути ударив обо что-то головой. Она вскрикнула, почувствовав резкую боль в колене, но рот ее до сих пор был заткнут кляпом и не издал почти ни звука. Все, что она могла, — ждать, пытаясь превозмочь боль и изменить позу так, чтобы испытывать меньше мучений.
Когда машина наконец остановилась, он, видимо, заметил, что происходит, и, зайдя сзади, толкнул ее так, что она обо что-то ударилась — о стол, кровать или вроде того. Он вел себя с ней так, будто она была просто вещью.
Колено продолжало болеть. Хуже того, она ощущала приступы тошноты, то ли из-за тряски, то ли из-за паров бензина. Ей показалось, что ее сейчас вырвет, но этого не произошло. Она просто лежала, и ей было очень плохо. Нина даже не могла чем-то занять свою голову, как до этого, когда пыталась вспомнить все ингредиенты, которые Уорд положил в тот дурацкий салат тогда в Шеффере, и представляла, будто на этот раз она доедает все до конца, чтобы порадовать Уорда. Она попыталась представить, как они вместе сидят у озера возле их домика, но поняла, что такого никогда больше не будет и она лишь вгоняет себя в еще большую тоску.
На этот раз Нина заранее подготовилась, услышав, как он возвращается в фургон. Теперь она уже догадывалась, что это именно фургон. Судя по звуку двигателя — старый «фольксваген».
Когда машина тронулась с места, Нина уже была готова к тому, что ее мягко отбросит назад, и даже ни обо что не ударилась. Она всегда очень быстро училась.
Фургон ехал минут двадцать, затем остановился. Двигатель смолк. Открылась передняя дверца, затем снова закрылась. Собирался ли он ехать куда-то еще?
Нет. Послышался металлический звук отодвигающейся боковой двери. Нина почувствовала дуновение свежего воздуха и услышала пение птиц. Он вывез ее куда-то за город. Зачем? Что он собирался с ней сделать?
Неужели?..
Пол слегка наклонился — водитель забрался внутрь и задвинул дверь за собой.
Он был очень близко. Она почувствовала, как напряглось все ее тело. С чего он начнет? И как?
— Не бойся.
Что ж, подумала Нина, я не боюсь. Забавно — эта мысль прозвучала почти так же, как если бы она подумала: «Я не пьяна».
Она попыталась что-то произнести, надеясь, что он поймет, что она имеет в виду.
— Нет, пока что ты не сможешь ни видеть, ни говорить, — сказал он. — Рано или поздно ты скажешь не то, что следует. Я уже совершил несколько ошибок. В отеле все пошло не совсем так, как предполагалось, и я знаю, что мне придется заплатить за это Прозорливцу. Так что… просто лежи. Не беспокойся, все будет хорошо.
Нина в этом сомневалась, и притом весьма серьезно. Он разговаривал не с ней. Он разговаривал сам с собой. Убеждая себя в своих собственных намерениях, порой становишься весьма снисходителен к тому, что в конечном счете все это оказывается ложью.
Однако она просто лежала и слушала, и какое-то время спустя он начал говорить — медленно, словно у него очень долго не было никакой аудитории, кроме него самого.
В средней школе у него был учитель, кое-какие слова которого запомнились ему на всю жизнь. Джеймс не помнил, когда именно это было, но день тогда был жаркий, и никто не слушал особо внимательно. Пытаясь подчеркнуть некую мысль, учитель начал говорить о том, что одна и та же разница может означать совершенно различные вещи. Слова эти звучали не слишком многообещающе и даже довольно непонятно, но они проникли в сознание Джеймса, и он стал слушать, что учитель скажет дальше.
— Например. Какова разница между двумя и тремя?
Некоторое время стояла тишина, нарушаемая лишь жужжанием мухи, бившейся в окно класса.
Кто-то, кажется девушка, наконец предложил ответ «один».
— Верно, — коротко кивнул учитель. — Их значения различаются на единицу, и это почти все, что мы можем сказать. Но теперь объясните — какова разница между одним и двумя?
И опять кто-то, похоже, та же самая девушка и после такой же паузы сказала, что различие составляет «один». Учитель снова кивнул, но на этот раз с самодовольной полуулыбкой, говорившей, что у него припрятано в рукаве нечто такое, благодаря чему все станут считать его чертовски крутым, хотя на самом деле ученикам лишь сильнее хотелось, чтобы его прямо здесь и сейчас хватил инфаркт.
— Тоже верно, — сказал он. — Но давайте подумаем. Разница между двумя и тремя лишь означает, что у вас чего-то больше. Три доллара в кармане лучше, чем два. Три нерешенных задачи хуже, чем две.
Никто не рассмеялся. Может быть, лишь одна из девушек улыбнулась. Девушки порой очень милые — по крайней мере, делают такой вид.
— Это лишь разница на единицу, что может быть как лучше, так и хуже, смотря как считать. Не более того. Так?
Ответа не последовало. Учитель устало посмотрел в окно, словно считая годы, оставшиеся до пенсии, и понимая, что их еще слишком много. Однако он продолжал:
— Разница между одним и двумя намного существеннее. Это различие между одним и многими, между уникальным и всеобщим. Если кто-то утверждает, что существует два бога, а другой возражает, что их три или пять, вряд ли кого-то это обеспокоит. Политеисты, как правило, все по одну сторону. Но если монотеист встретится с политеистом — пора бежать в укрытие. Один истинный бог против кучки каких-то языческих идолов? Их разногласия носят фундаментальный характер. Шерсть наверняка полетит во все стороны. Допустим, кто-то спит с одним, а кто-то с двумя. Подобная разница имеет значение, верно? Понимаете, о чем я говорю?
Похоже, никто не понимал, по крайней мере в достаточной степени для того, чтобы выразить это на словах. Муха продолжала жужжать. На некоторое время она смолкла, потом начала снова.
— Но затем мы приходим к еще более значительному различию. К различию между нулем и единицей. И опять-таки — не волнуйся, Карла, на этот раз я посчитаю сам, за это мне платят кучу баксов, — внешне разница между ними составляет все ту же единицу. Берем ноль, добавляем единицу и получаем единицу. Так?
Джеймс теперь смотрел прямо на него. Слова учителя начали врезаться в мозг так, словно он действительно внимательно слушал. Ощущение было совершенно новым и оттого казалось несколько странным.
— Но на самом деле, — учитель поднял палец, — это вовсе не единица. Мы считаем так лишь для математического удобства, но на самом деле все иначе, и именно поэтому мы переходим от мира чисел к тому, что философы называют онтологией. Мы больше не говорим о числах, о количестве; мы говорим о качестве, о природе самого мира.
— Что? — спросил кто-то. — Что именно говорим?
— О многом. Например. Когда у вас один ребенок или близнецы — разница не так уж и велика…
— Думаете? — возмущенно спросила одна из девушек.
— Не в том смысле, — поспешно сказал учитель. — Один или два — это вопрос степени, и, конечно, существует большая разница в расходах, и в практическом смысле, коляски и все такое прочее… Но разница между не беременной и беременной по-настоящему меняет жизнь. Это разница между женщиной и матерью. Когда ноль сменяется единицей, именно тогда полностью меняется все. Понятно?
— Угу, — пробормотала девушка, то ли успокоившись, то ли снова задремав.
— Поняли, в чем суть, ребята? — переспросил учитель. — Либо бог есть, либо его нет. Что-то либо существует, либо не существует. Жизнь или смерть.
— Истина или ложь, — тихо сказал один из мальчиков.
— Верно, Джеймс, — довольно кивнул учитель, и только сейчас Джеймс понял, что это сказал он сам. — Спасибо, а то я думал, ты впал в кому. Ноль, один. Включено, выключено. Истина, ложь. Если чего-то никогда не случалось — мир идет одним путем, но если оно все же случится — он пойдет совсем другим. Шаг от нуля к единице навсегда меняет реальность.
Джеймс уставился на него. Он все понял.
А потом раздался звонок, и все разошлись.
Некоторое время он молчал, погруженный в воспоминания. Что-то в тоне его голоса навело Нину на мысль о том, что он уже довольно давно к ним не возвращался.
— Каждый помнит свою первую женщину, — наконец сказал он. — Для меня ею была Карла. Не думай, будто я не люблю женщин. Вовсе нет. Просто далеко не всех. С теми, кто мне нравится, у меня все в порядке. У меня была жена, была… жена. Просто для того, чтобы женщина для меня стала что-то значить, должно пройти время. Она должна быть особенной, не такой, как все. Никогда не понимал, когда другие смотрят на официантку или кого-то вроде нее и говорят, мол, какая она симпатичная. А я вижу, что да, у нее приятное личико, и грудь, и попка, или что там еще им в ней нравится, но и только. Примерно как если бы тебе предложили сандвич, и ты бы подумал: «Да, хлеб вкусный и свежий, слегка поджаренный по краям, начинка тоже выглядит неплохо, и перца как раз в меру. Отличный сандвич. Но… мне его не хочется. Дело не в том, что я не люблю сандвичи. Люблю. Просто… не хочется». Вроде того. А потом ты встречаешь ту, которую действительно хотел бы. Которая тебе нужна. Настоящую женщину. Но в конце концов все получается совсем не так. Всегда.
Он тяжело вздохнул.
— Я голоден, — сказал он. — И едва могу удержаться. Впрочем, тебе это ничем бы не повредило, но мне не хотелось бы с этого начинать.
Нина понятия не имела, что он имеет в виду. Ей страшно хотелось пить, и очень трудно было сосредоточиться. Особенно если учесть, что ей постоянно приходилось думать о том, что в подкрепление своих слов он может вогнать нож ей под кожу, или под ногти, или в глаз. Однако вступать в схватку с миром, который он сам для себя создал, она тоже не собиралась.
Ей немало приходилось общаться с всевозможными психопатами, и при наличии разделявшей их толстой решетки это порой бывало даже увлекательно. Но в итоге, как правило, оказывалось, что большинство из них неумолимо движутся по одному и тому же пути, словно поврежденный вагон, катящийся к одному и тому же темному и кровавому конечному пункту. Они словно застряли в детстве, считая, будто их собственная жизнь намного важнее любой другой. Их мучили постоянные воспоминания о пережитых травмах и унижениях. Они не в силах были вырваться из замкнутого круга неких кажущихся крайне важными событий, словно привязанная цепью к столбу бешеная собака. Не в состоянии понять, что для всех остальных — это лишь давно минувшие мгновения ничем не примечательного прошлого. Однако в их головах эти события отчаянно бились, подобно безумному сердцу.
Он довольно долго молчал, а потом она почувствовала запах сухого табака.
— И ничего хорошего в этом нет, — сказал он, и голос его звучал подобно голосу человека, проигрывающего сражение.
Она услышала звук зажигающейся спички, а затем ощутила запах горящей сигареты. Ей это нисколько не мешало. Она сразу вспомнила Уорда.
Затем он подошел ближе, и она напряглась. Казалось, он слегка колеблется, а затем его руки обхватили сзади ее голову. Быстрое движение, и повязка слетела с глаз.
Ей потребовалось несколько секунд, чтобы глаза привыкли к свету, несмотря на то что освещение в фургоне было довольно слабым. Прямо впереди она увидела деревья, а между ними и собой — мужчину. Немолодого, высокого, с грустными глазами. Однако жалел он явно себя самого, а не ее.
Моргнув, она окинула взглядом внутренность фургона. Там было почти пусто, и в боковых стенках не было окон. Вдоль внутренней стороны двери тянулось несколько тонких царапин, короткие параллельные линии, словно кто-то царапал ее ногтями, отчаянно пытаясь выбраться.
Возможно, даже не один раз.
Постепенно он снова заговорил, и хотя он снял с ее головы повязку, но ни разу не посмотрел ей в глаза.
Обычно всегда помнится последнее, слегка запинаясь, сказал он, но лучше всего всегда запоминается первое. Когда ноль становится единицей. Например, первое выпитое пиво или первый секс с девушкой, когда ты лежишь рядом с ней, смущенный, возбужденный и слегка разочарованный — она теперь кажется тебе чуть более взрослой, а ты чувствуешь себя еще в большей степени ребенком, чем в самом начале вечера. Ты с нетерпением ждешь этих вечеров и ночей, словно решающих сражений в битве за незнакомую территорию зрелости.
Ты не вполне уверен в том, к чему стремишься и зачем. Ты просто есть. И все остальные тоже. Первым приходит алкоголь. Ты начинаешь понимать, что взрослые пьют нечто такое, что тебе пить не положено, и когда дома тебе удается сделать глоток, ты обнаруживаешь, что вкус у него довольно странный. Но догадываешься, что как раз в том и суть, что в этом есть нечто взрослое и восхитительное, раз его пьют, даже несмотря на не столь уж приятный вкус.
Насколько же все это сложно и не по-детски!
А потом оказывается, что кто-то в школе уже опередил тебя на несколько месяцев. Начинают ходить завистливые разговоры про какую-то вечеринку на выходных, про старшего мальчика, раздававшего банки с пивом, и про мальчика из твоего класса, который выпил три банки и его не вырвало, а потом он поцеловал девочку…
Далее оказывается, что про поцелуи все неправда. Маленькие мальчики порой любят приврать, и большие, конечно, тоже. Но все остальное действительно правда, и когда ты узнаешь, кто этот мальчик, тебя это вовсе не удивляет.
Это Прозорливец.
Такой есть в каждом классе. Он всегда оказывается на месте первым, постоянно оставляя тебя позади, и на полной скорости несется во взрослую жизнь, так что даже его собственный голос за ним не поспевает.
После того как он перешагивает черту, отделяющую его от мира взрослых, неожиданно то же самое начинает казаться вполне приемлемым и для остальных. И однажды наступает вечер, когда ты с приятелями стоишь возле стойки бара, одному из них удается обмануть бармена — и вот вы уже держите в руках большие холодные бокалы, и это совсем не то, что глоток из теплой бутылки в саду прошлым летом. Ты делаешь глоток, ощущая металлический привкус пенистой жидкости, как будто вытекшей из какого-то автомата, но это действительно пиво, и ты понимаешь — отчаянно пытаясь допить содержимое бокала, которое всего лишь через несколько лет будет исчезать за пару небрежных глотков, — что взял первую высоту.
Ты получил первую из своих волшебных карточек. Теперь тебе знакома магия пива.
На следующий день ты становишься одним из парней, которые пьют пиво, постоянно хлебают его литрами — господи, иногда тебе кажется, будто ты можешь превратиться в законченного алкоголика, из-за того что очень много пьешь, — хотя оно до сих пор кажется тебе пенистым и кислым, если честно. Но честно ты никогда не скажешь, поскольку никто другой тоже ничего не говорит и ты не хочешь показаться маменькиным сынком, особенно теперь, когда уже доказал, что им не являешься.
К этому времени Прозорливец, внимания которого ты очень хочешь добиться (и вместе с тем слегка его боишься и даже в каком-то смысле ненавидишь), устремляется к очередным горизонтам. От него регулярно пахнет сигаретами, иногда он пытается сунуть руку под рубашку какой-нибудь симпатичной девчонке — и наконец он делает Это. То самое, что превращает мальчиков в мужчин, великое событие, после которого они наконец могут считать себя взрослыми, получившими новый опыт, который сразу же делает их на голову выше и круче всех остальных. И почему-то кажется, что тебе никогда не суждено ощутить это самому, что бы ты ни делал всю оставшуюся жизнь.
Но пока тебе все это лишь предстоит. Однажды ты попробуешь закурить, и тебе это либо понравится, либо нет, хотя ты вряд ли понимаешь, что этот выбор будет стоить тебе десятков тысяч долларов, бесчисленных перерывов на кофе, проведенных на холоде и под дождем в обществе таких же отверженных, и в конце концов твоей жизни.
А потом, при тех или иных обстоятельствах, твоя рука ощутит удивительное тепло и мягкость девичьей груди, и ты сам не поверишь в случившееся, словно тебе вопреки всему разрешили погладить маленькое безволосое мифическое существо в его гнезде. Ты не вполне уверен в том, что делать дальше — следующий логический шаг вовсе не кажется тебе столь очевидным, — но в конце концов ты оказываешься с девушкой в постели, и это приводит тебя в полное замешательство. Все быстро заканчивается, и ты оказываешься по другую сторону, в мире, где уже мало что осталось сделать, поскольку все главные события твоей жизни, кроме двух, уже свершились.
Рано или поздно ты начинаешь отмечать для себя очередные этапы жизненного пути, просто чтобы как-то заполнить время, и они могут быть чисто поверхностными и показными — крутая машина, крутой дом, крутая работа — или же малозначительными для кого бы то ни было, кроме тебя самого. Тебе кажется, будто ты делаешь эти отметки своей собственной рукой, но на самом деле она принадлежит тому, кто намного моложе.
Это та самая рука, державшая первую сигарету, рука, касавшаяся груди девушки, которая чувствовала себя замерзшей и уставшей и которой больше всего хотелось оказаться где-нибудь в другом месте.
Это рука, которой ты натягиваешь одеяло до подбородка, когда ложишься спать у себя дома под утро, после того как впервые испытал секс с девушкой. Лежа в постели, ты понимаешь, что мир теперь стал совсем другим, и думаешь, почему он кажется почти тем же самым, и не сделал ли ты что-нибудь не так, не вполне правильно, и почему в реальности все оказалось куда менее значительным, чем ты представлял.
Рука определяет все.
Если долго и пристально смотреть на чью-то руку, можно увидеть все, что этот кто-то из себя представляет, каким он был раньше и что успел сделать.
Руки действуют. Руки творят.
Когда ты берешь кого-то за руку — он полностью принадлежит тебе.
Точно так же, как первая сигарета может оказаться пожизненным приговором, им может стать и другое. В первый раз это тебе очень понравилось, но ты чувствуешь, что еще не добрался до самой сути. Ты понимаешь, что должно быть и нечто большее, нечто такое, что соединит воедино мысли и реальность, мир внутри твоей головы и тот, что существует вовне.
Для большинства мужчин подобный поиск становится делом всей жизни, в бесплодных попытках не отстать от Прозорливца. Ибо он первым берет предпоследний барьер, сделав девушку беременной, и с тех пор лидерство его больше не волнует. Отныне вся его жизнь сводится к тому, чтобы зарабатывать деньги, обустраивать дом и сидеть по вечерам в одиночестве на заднем крыльце с бокалом пива, которое теперь по вкусу мало отличается от воды, глядя во двор и думая о том, что принесет ему следующий день.
Зачастую он первым пересекает и последнюю черту, из-за которой нет возврата, но в школе об этом никто тебе не скажет. В юности быть первым всегда кажется лучше, и лишь позже ты понимаешь, сколько времени растратил зря в бессмысленной погоне за лидером.
В каком-то смысле этот парень никогда не умирает, даже после того, как его находят в искореженной машине где-нибудь на сельской дороге. Он бессмертен и навсегда заронил в твою душу зерно сомнения. Именно он заставил тебя понять, что в тебе нет ничего исключительного и что ты никогда не будешь первым ни в одной гонке, которыми столь богата жизнь.
Его больше нет, но рано или поздно ты его встретишь. Он будет старше и худощавее, но однажды ты поймешь, что большая часть того, что, как ты полагал, совершалось по твоей собственной воле, на самом деле происходила лишь благодаря ему. Он всегда будет опережать тебя на шаг вперед, зная тебя намного лучше, чем знаешь себя ты сам. Он будет дергать за веревочки, ведя тебя по темным переулкам, а его рука будет рисовать новые, странные и жуткие квадратики, где ты должен поставить очередные галочки.
А когда ты наконец выполнишь его работу и будешь стоять, тяжело дыша, перед зеркалом, отражающим мир, из которого некуда бежать, ты увидишь его лицо.
Неожиданно зазвонил его телефон, и он замолчал, не договорив фразу.
Телефон продолжал звонить. Так уже было сегодня днем или, возможно, ночью — Нина не в состоянии была отличить одно от другого. И день и ночь выглядели для нее одинаково темными. Звонок напомнил ей, что, возможно, где-то в фургоне лежит и ее собственный телефон. Но он наверняка был выключен, а она — связана. Так что телефон ничем не мог ей помочь, но она о нем не забыла.
Несколько минут было тихо.
Потом телефон зазвонил снова, и на этот раз он ответил. Некоторое время он слушал, а потом сказал лишь одно слово: «Хорошо».
На этом разговор закончился.
Он снова закурил. Нина сразу же поняла: что-то изменилось.
— Что ж, он едет сюда.
Голос звучал по-другому, снова так же твердо, как и раньше.
— Стоит помянуть дьявола, как он тут как тут. Сам Прозорливец скоро будет здесь. И значит… мне все-таки придется это сделать.
Нина попыталась что-то сказать, однако сквозь кляп раздалось лишь бессвязное бормотание. Он снова быстро завязал ей глаза, и все вокруг опять погрузилось во тьму.
Фургон покачнулся — он встал и прошел мимо нее. Она услышала над головой нечто похожее на звук открываемого ящика. Последовало еще несколько тихих звуков, а затем он снова шагнул к ней. Раздался сухой щелчок.
Похоже, ее сфотографировали поляроидом.
Что-то с легким стуком положили на пол. Потом он оказался совсем рядом. Взял ее за правую руку, и она услышала его частое дыхание.
Ей стало страшно.
Он крепко перевязал ее плечо. Она попыталась оттолкнуть его, но тщетно. Что-то острое вонзилось в сгиб локтя. Она в ужасе замерла.
Снова его дыхание, неглубокое и частое.
Острый предмет оставался в ее теле несколько минут, может быть, пять или десять. Потом его вытащили.
Какое-то время он неподвижно стоял над ней, словно это был его последний шанс, затем отошел в сторону.
Что дальше? Что он собрался делать?
Она услышала, как из шкафа достали несколько металлических предметов — она вовсе не была уверена, что это не ножи. Легкий стук, звук чего-то поворачивающегося, запах, похожий на бензин. Затем — звук зажженной спички, хотя на этот раз за ним не последовал запах табачного дыма.
Она изо всех сил попыталась мысленно перенестись куда-нибудь в другое место. Вернуться к озеру. Увидеть его сверкающую черную поверхность под затянутым тучами небом, поверить, что стоит ей проснуться и повернуть голову — и она увидит сидящего рядом Уорда с легкой улыбкой на лице, явно озадаченного тем, как она кричала во сне.
Но перенестись туда она не могла. Слишком далеко.
Нина вынуждена была оставаться здесь, в фургоне, с этим человеком. Она прекрасно понимала, что он делает. Ее даже не слишком пугал звук ее собственной крови, льющейся в металлический сосуд, хотя при мысли о том, сколько крови у нее забрали, ее начало мутить. Но это еще можно было вытерпеть.
Куда хуже был запах, когда кровь начала кипеть.
Я почти не спал, хотя и пытался изо всех сил заснуть, не видя никакого иного способа быстрее дождаться наступления следующего дня. Без труда получив номер в «Холидей-инн», я лежал на широкой кровати, глядя в потолок и желая, чтобы тот исчез и дал мне возможность унестись в какое-нибудь другое место, где у меня не так бы болела голова. Однако потолок не хотел исчезать, и, возможно, мне тоже этого по-настоящему не хотелось.
Сон ничем не мог мне помочь — время лишь все дальше уносило от меня Нину, словно ветер осеннюю листву. Где-то около двух ночи я встал, достал из кармана телефон и в очередной раз попытался ей позвонить. Ответа все так же не последовало, и сразу же включился автоответчик.
Перед рассветом я, похоже, все-таки провалился в полудрему, поскольку оказался вдалеке от Торнтона. Какое-то время я стоял на непрочном балконе дома Нины в Малибу, ожидая, когда она ко мне присоединится. Она все не шла, а когда я вошел в дом, оказалось, что внутри это вовсе не ее дом, а тот, где я провел детство, в сотнях миль к северу от Лос-Анджелеса, в Хантерс-Роке.
В доме было холодно и пусто. В углах потолка и кое-где на стенах проступали пятна сырости. В одной из комнат стояла кровать, а на столике рядом с ней телефон, но он молчал. Я немного подождал, думая, что, возможно, могла бы позвонить моя мать, а потом вдруг оказался среди деревьев, не тех низкорослых, что растут в пригородах, но в густом бескрайнем лесу вокруг Шеффера.
Недавно прошел снег, и высокие молчаливые стволы отбрасывали быстро движущиеся тени. Тени эти обладали разумом и знали мое имя, но ни у одной из них не было желания разговаривать. Они просто довольно доброжелательно наблюдали за мной, по мере того как я забирался все дальше и дальше.
Наконец я очутился на кушетке в квартире в Сиэтле, где обитал десять лет назад, на пятом этаже, с видом на залив Эллиот. Это было одно из самых приятных мест, где мне когда-либо доводилось бывать.
Я тогда жил с женщиной, отношения с которой оказались самыми долгими из всех, что у меня были. Она терпеть не могла праздности и пессимизма, всегда оставаясь деловой и энергичной. У меня имелось для нее прозвище — Надежда. Она действительно была похожа на актрису, игравшую героиню с таким именем в сериале «Тридцать с чем-то». А главное, ей были свойственны надежда и уверенность, что в мире все хорошо и осмысленно и что лучше всего в нем живется добропорядочным и честным людям.
Но иногда, похоже, в душу ее закрадывались сомнения. Я видел порой, как она смотрит куда-то в пустоту, или на свои руки, или мимо телевизора. Ее движения становились напряженными, глаза расширялись. Когда я замечал подобное, то спрашивал, что случилось. Она отвечала, что ничего, и я снова возвращался к крайне важным делам, продолжая пить пиво, посмеиваться над Чандлером или есть чипсы.
И вдруг, чуть позже, она ни с того ни с сего спрашивала:
«Все и вправду будет хорошо?»
«Что именно?»
«Все, — отвечала она, и я уверен — каждый раз не осознавала, что подобный обмен репликами у нас уже был. — Все будет хорошо?»
И я говорил ей, что наверняка будет, и обнимал ее, и мы возвращались к повседневным занятиям.
Просыпаясь по утрам, я обычно слышал ее доносившееся из ванной пение. Голос у нее отсутствовал напрочь, но я рад был его слышать.
Мы прожили вместе десять месяцев, а потом наши пути постепенно разошлись. Ничего хорошего не вышло. Ни для нас, ни вообще.
В этом мире ничто никогда не может закончиться хорошо. Но я рад, что тогда я этого не знал, и рад, что так и не сказал ей об этом.
Я проснулся в пять утра, оттого что мне показалось, будто слышу кого-то в ванной. С трудом поднявшись с кровати, я потащился на звук. Но там никого не оказалось. Пение, которое мне послышалось, видимо, доносилось из другого номера или вообще из другого времени. Поняв, что снова ложиться нет никакого смысла, я немного постоял под душем.
Информация в отелях распространяется очень быстро, и когда я появился в кафе задолго до открытия, мне быстро приготовили кофе. Вероятно, я их даже как следует не поблагодарил, потому что не был готов к подобному проявлению заботы о пострадавших. Взяв чашку с кофе, я вышел наружу.
На автостоянке было почти пусто, и она напоминала зимнее море, холодное, серое и безмолвное. Глядя на нее и страстно желая, чтобы здесь каким-либо волшебным образом появилась Нина, я понял, что если не найду ее, то ничего хорошего действительно никогда больше в этом мире не будет.
И еще я чувствовал, что время безвозвратно уходит.
— Тебе уже один раз удалось ее разговорить, — сказал я. — Может, удастся и еще?
Джон покачал головой.
— Сомневаюсь.
Я все еще стоял на парковке, где Джон обнаружил меня десять минут назад. Выпив изрядное количество кофе и выкурив несколько сигарет, я слегка взбодрился, хотя это вовсе не означало, что у меня улучшилось настроение. Утро было прохладным: за ночь температура упала на десять градусов. Если бы мы решили сегодня отправиться на раскопки в лес, нам потребовались бы кирки, чтобы раздолбить землю.
— К тому же не вижу, чем это могло бы нам помочь, — добавил он. — Нину похитила не она.
— Кто-то говорил мне, что расследование нужно пытаться вести любыми возможными путями, в надежде, что в конце концов окажешься именно там, где надо. Погоди… это ведь ты говорил, верно? Вчера?
— Если бы ты только знал, как ты меня достал…
— Кто-то постоянно пытается меня убить, так что, полагаю, причина именно в этом. Джон…
— Монро не позволит мне допросить ее еще раз.
— Почему бы и нет? Ты добился от нее признания. Чего не удалось ни ему, ни Рейделу. И Нине тоже.
— Я ничего от нее не добился. Она решила рассказать мне нечто, что может быть, а может и не быть правдой, по какому-то своему собственному странному разумению. А потом она перестала говорить. Ты же сам видел, что было дальше. Я мог просидеть с ней еще неделю и не узнать больше ничего.
Я разочарованно отвернулся.
— И что нам теперь делать?
— Нина, скорее всего, уже даже не в Торнтоне. Зачем похитителю держать ее в городе?
— Потому что он здесь живет.
— Если предполагать, что это местный сумасшедший, то да, но в камере уже сидит человек, сознавшийся в убийствах. Если же это имеет отношение к «соломенным людям», то Нина, вероятно, находится за многие мили отсюда. Это-то ты хоть понимаешь?
Он серьезно посмотрел на меня и, видимо, решил сменить тему.
— Тебе также стоит быть готовым к тому, что она…
— Черт побери, только этого не говори! — Внезапно я почувствовал, что не могу больше сдерживаться. — Я понятия не имею, где она. Каждый раз, стоит мне закрыть глаза, мне кажется, что ее уже нет в живых. Но пока я не буду точно об этом знать — она жива.
— Уорд, я просто пытаюсь…
— Знаешь, ты не единственный, кому доводилось терять близких. Спустись в конце концов на землю, черт возьми.
— Что ты имеешь в виду?
— То, как ты смотришь свысока на меня и на весь остальной мир, как будто для тебя не существует никого, кроме убийцы твоей дочери. Я все прекрасно понимаю, Джон, и мне очень жаль, что он — мой брат. Но ведь «соломенные люди» убили и моих родителей, помнишь? Они сломали мне жизнь, и я не намерен это так оставлять. Нина жива, пока у меня не останется иного выбора, кроме как смириться с непоправимым. Можешь выбросить ее из своей головы, если тебя это устраивает, но со мной это, черт возьми, не пройдет.
Джон плотно сжал губы и посмотрел в сторону, затем быстро вернулся в отель. Мне как раз хватило времени, чтобы выкурить еще сигарету и успокоиться, когда он появился снова.
— Все слишком запутано, — сказал он, держа в руке листок бумаги. — Следствие идет по трем направлениям: серийный убийца, убийство полицейского и похищение. И пока что везде они зашли в тупик. К тому же вчера кто-то оставил бомбу в торговом центре в Лос-Анджелесе, и у них и без того хлопот полон рот.
— Бомбу?
— Судя по всему, ничего серьезного, просто какой-то мальчишка решил поиграться на этот раз не с пистолетом, а со взрывчаткой. Так или иначе, Чарльз Монро рано утром уехал из отеля, но куда именно — мне не сказали.
— Тогда я позвоню ему на мобильный, — решил я. — Это я и так мог бы сделать, а тебе не пришлось бы беспокоить фэбээровцев.
— Не звони. У меня есть другая идея.
— Да? — с сомнением спросил я. — И какая же?
Здание находилось в нескольких кварталах от отеля, в другом конце исторического района, недалеко от «Старбакса», и выглядело довольно обшарпанным, хотя носило явные следы реконструкции девяностых. Мы приехали в самом начале девятого и ждали уже минут десять. Полицейских вокруг не было видно.
— Разве они не должны были поставить кого-нибудь снаружи?
— Полагаю, все заняты, — ответил Джон.
Когда мы выходили из машины, у него зазвонил телефон. Он ответил и некоторое время слушал.
— Нет, — тихо сказал он. — Это не я.
Потом еще немного послушал.
— Чем дольше, тем лучше. Местным полицейским ничего не говорите. Даже не звоните им. И не возвращайтесь ни домой, ни в контору, не связавшись предварительно со мной.
Закончив разговор, он некоторое время смотрел в окно, покусывая губу.
— Кто это?
— Помнишь тот сайт с пропавшими картинками? Им занимается Оз Тернер. Картинок не оказалось из-за того, что с сервера стерли информацию. Вчера в его контору явился какой-то подозрительный тип испанской внешности и искал его. К счастью, Оз что-то почувствовал и на работу не пришел. Прошлую ночь провел у друга. Утром он возвращается и обнаруживает, что в его доме вынесена задняя дверь вместе со всеми его бумагами и компьютером.
— Так кто он такой? И что это за картинки?
— Они имеют прямое отношение к истории «соломенных людей».
— Насколько давней?
— Настолько, что ты наверняка сочтешь это полной чушью.
— Что ж, в таком случае я даже не хочу ничего слышать.
В квартиру Джулии Гуликс вел отдельный вход, по лестнице за углом здания. Дверь была опечатана полицейской лентой и заклеена знаками «Не входить».
— Монро говорил, что они тут уже все перерыли, — напомнил я.
— Да, местные копы обыскали квартиру после ее ареста, но искали они лишь основные улики. А со вчерашнего утра приоритеты поменялись.
Я наблюдал за улицей, пока Зандт разрезал ленту ножом и извлек кольцо с гибкими металлическими инструментами. Через пару минут замок поддался. Мы проскользнули внутрь и закрыли за собой дверь.
Квартира была не слишком просторной. Входная дверь открывалась прямо в гостиную с кухней в дальнем конце. Вдоль одной из стен тянулись книжные полки, а большой деревянный стол явно служил как для еды, так и для работы. Две двери в другом конце вели в ванную и спальню — очень маленькую, где оставался лишь узкий проход вокруг двуспальной кровати. Даже двери шкафов едва можно было открыть полностью. Все помещения носили следы организованного обыска.
Мы с Джоном обошли всю квартиру и меньше чем через минуту вернулись в гостиную.
— Есть идеи?
— Только то, что тут мы ничего не выясним, — ответил я. — Копы обшарили все, что можно. К тому же, по словам коронера, безымянная жертва где-то лежала, прежде чем с нее срезали мясо. А где тут можно поместить труп?
— На полу гостиной. Вдоль стола или на кровати, причем сама она могла лежать рядом. Ты не можешь себе представить, в каких условиях порой живут психопаты.
— Если предположить, что это действительно сделала она. Нина так не считала.
— Нина ошибалась.
— Хотелось бы посмотреть, как ты станешь ей это объяснять.
Я подошел к стене с полками и постучал по ней костяшками пальцев. Послышался гулкий звук.
— Дешевые перегородки, — сказал я. — Мне бы не хотелось кого-нибудь тут убивать с такой звукоизоляцией. Тем более что я в таких делах далеко не специалист.
— Она дала Уидмару снотворное. Второму, вероятно, тоже.
— Но она ведь не убивала Уидмара прямо здесь, верно? К тому же, пока кто-то окончательно не лишился сознания, нет никакой гарантии, что он не закричит — а тогда соседи начнут звонить в полицию, и начнется сущий ад. Так что — если предположить, что это все-таки она прикончила тех мужиков, — должно быть какое-то другое место, которым следует поинтересоваться.
— Ты знаешь, где оно?
— Нет.
— Я тоже. Так что давай поищем здесь.
Зандт направился в спальню. Я быстро осмотрел кухню и гостиную. Заглянув в ящики и шкафы, я обнаружил небольшое количество довольно приличной посуды и консервов с еще не истекшим сроком годности. На шкафах и под ними не было ничего, кроме пыли и трех резиновых колечек.
Передвинув мебель в гостиной, я тоже не нашел ничего примечательного. Прошелся по книжным полкам, открывая и встряхивая каждую книгу, переворачивая каждую вазочку и декоративную фигурку. Четыре скрепки, семь квитанций на подписку, использовавшихся в качестве закладок, сломанная брошка. Книги представляли собой стандартные романы в мягком переплете; пособия «Как добиться успеха в бизнесе/диете/жизни» с почти неотличимыми друг от друга фотографиями лысеющих шарлатанов на обложках; справочник по системе «Windows» для чайников и два специальных издания по бухгалтерскому делу.
В нижнем ящике оказалась маленькая деревянная шкатулка, набитая фотографиями, изображавшими ничем не примечательных людей вместе с Джулией или без нее. Я отнес шкатулку на кушетку и подождал, пока Зандт закончит осмотр ванной.
Он вышел оттуда с пустыми руками.
— Ничего интересного, — сказал он.
— Естественно, мы ведь понятия не имеем, что уже забрали копы.
— Я не видел ничего похожего на записную книжку или ежедневник.
Я кивнул в сторону шкатулки.
— Если что и есть, то только тут.
В течение нескольких минут мы просматривали фотографии. Лучшее доказательство того, что ты хоть чем-то отличаешься от других, — это изображения, которые представляют для тебя ценность. Они выглядят столь стандартно, что кажутся поддельными. Красноглазые женщины с завитыми волосами, мужчины с потными лицами, поднимающие бокал с пивом, неуверенно глядящие в камеру старики — и все натянуто улыбаются, словно готовясь к чему-то неприятному.
Я быстро потерял к ним интерес, и у меня вдруг возникла странная мысль о том, существует ли хоть одна фотография, где мы с Ниной вместе, и не случилось ли так, что нам не удалось оставить во времени даже столь малый след.
— Взгляни-ка сюда.
Я посмотрел на снимок, который держал Джон. Как ни странно, на нем никого не было. Он изображал участок леса, сфотографированный облачным днем.
— И что?
— Тебе это не напоминает то место, где нашли второй труп?
— В каком-то смысле да, хотя я не уверен, что это то самое место. Деревья выглядят иначе.
— Посмотри на тона. Либо эта фотография слишком долго пробыла на солнце, либо она старше большинства других в этой шкатулке.
Он был прав. Я посмотрел внимательнее, перевернул фотографию.
— Можно как-то установить год по этим цифрам на бумаге?
— Стоит попытаться. — Он встал. — Здесь мы закончили. По дороге мне надо будет кое-куда позвонить.
— Куда мы едем?
— Еще раз поговорить с ней.
— Ты же сказал, что это не имеет смысла?
— Возможно, теперь имеет. Если это действительно фото места преступления, оно может послужить подтверждением заранее существовавших мотивов. Если все ее странное поведение и попытка на меня напасть — способ изобразить невменяемость, то снимка может оказаться достаточно, чтобы привести ее в полное замешательство.
— Не похоже, что это окажется нашей волшебной пулей, — засомневался я. — Я все еще не уверен, что это то самое место.
— Не важно. Достаточно того, что это вполне возможно. — Он повернулся, стоя на фоне открытой двери. — И ты стреляешь достаточно метко для того, чтобы тебе хватило даже пуль из воздуха.
— Сейчас ее здесь нет, — сказал полицейский за столом, один из тех, кто помогал оттащить Гуликс от Зандта.
Вид у него был неприступный.
— Где она?
— В больнице.
Я уставился на него.
— Почему?
— Послушайте, парни, я вовсе не…
— Это ваша вина? — прервал его Джон.
Голос его звучал так, словно он сам работал в этом участке и совершал утренний обход постов.
— Черт, нет, конечно нет, — поспешно сказал полицейский, явно готовый выложить нам все, что знал. — Господи, я же… Я же был тогда в наряде. В четыре часа я проверил — она спала. Все было в порядке.
— А потом?
Полицейский судорожно вздохнул.
— А потом она попыталась покончить с собой.
— Каким образом?
— Встала на койку, заложила руки за спину и упала головой вперед. И так, кажется, три раза. И ни звука не издала.
— Превосходно. Еще один пункт в пользу симуляции невменяемости, — раздраженно бросил Зандт.
— Нет, — твердо ответил полицейский. — Думаете, вы могли бы сделать такое? Два раза? Три? Я бы не смог. Она пыталась умереть, черт побери. Пыталась изо всех сил. Эта женщина просто не хочет больше жить.
— В каком она состоянии?
— В таком же, в каком были бы вы или я. Ничего хорошего.
Он повернулся к зазвонившему телефону, и мы с Джоном отошли от стола. Я потер лицо руками, пытаясь привести мысли в порядок.
— Ну вот тебе и весь новый план. И что дальше?
Джон выглядел растерянным лишь несколько мгновений.
— Думаю, надо ехать в больницу. Хотя, полагаю, именно туда Монро первым делом помчался с самого утра. И это, вероятно, означает, что, по их мнению, она долго не протянет. Возможно, она даже не в состоянии говорить.
— Она должна заговорить. Если нет… — Я глубоко вздохнул и начал снова. — Иначе все пропало, Джон. Зацепиться больше не за что.
Зазвонил мой телефон. Я взглянул на экран, надеясь, что это Монро, но это был не он.
— Это Унгер, — сказал я Джону и ответил на звонок: — Слушаю вас, Карл.
— Где вы?
— В Торнтоне.
— Я недалеко. И хотел бы с вами поговорить.
Я давно уже перестал думать о том, что Унгер может иметь какое-то отношение к «соломенным людям». Если так — что ж, будь что будет. Либо мы с Джоном его прикончим, либо он прикончит нас.
— Отлично. Но сперва мне нужно кое-куда съездить. Вернусь через час. Встретимся в баре «Мэйфлауэр», на дороге в Оуэнсвилл.
— Договорились.
— Еще одно, — добавил я. — Лучше будьте с нами откровенны, Карл, иначе мы вас убьем. Сразу же. Имейте в виду.
Закрыв телефон, я увидел, что Джон и полицейский за столом таращатся на меня.
Я пожал плечами.
— Просто хотел удостовериться, что каждый знает свое место.
Самолет приземлился в Хантсвилле, штат Алабама, ранним утром. Выйдя из аэропорта, они направились прямо на автостоянку, где их ждали три автомобиля с работающими двигателями. Задняя дверца первого из них открылась, и оттуда вышел парень лет двадцати с небольшим, вид которого демонстрировал полную уверенность в себе. Ли он показался знакомым — возможно, он видел его во время первой встречи с Полом, или же тот был одним из парней, сидевших прошлым утром в ресторанном дворике торгового центра. Точно он не помнил.
Пол сел сзади, Ли рядом с ним. Парень — напротив, по соседству с другим человеком, худощавым и постарше, с пронзительными голубыми глазами. Незнакомец кивнул Полу.
— Привет, Ли, — сказал он. — Рад, что ты с нами.
Они выехали со стоянки, словно кортеж, и свободной колонной поехали через пригороды. Естественно, не прямо друг за другом — три больших автомобиля, быстро едущих в одну линию, не могли не привлечь внимания. Водители старались, чтобы между ними всегда оказывалось несколько других машин. Однако Ли понял, что эти люди не производят впечатления чересчур осторожных. На их месте он бы побеспокоился о том, чтобы машины были разных моделей или цветов или направлялись бы к месту назначения из разных точек. У него возникло ощущение, будто им, в общем-то, все равно.
Свернув на север в сторону Теннесси, они затем углубились на восток, в горы. Ли смотрел в окно. Он изрядно устал от перелета с несколькими пересадками из Лос-Анджелеса, не говоря уж о том, что все случившееся вчера оставило его в полной растерянности. Брэда не было в живых, а Ли сидел рядом с тем, кто его убил и по чьему приказу погибла Карен.
Двое других сидевших в машине в начале поездки коротко переговорили по мобильным телефонам. Казалось, они используют некий шифр. Пол сделал единственный звонок, просто сказав кому-то, что едет. Ли не смог бы понять, о чем они говорят, даже если бы захотел. Но подобного желания у него не было. Он просто ехал туда, куда ехали они. И делал то, что делали они.
Он полагал, что скоро все станет ясно.
Через два часа они съехали с шоссе на проселочную дорогу и в конце концов оказались возле полуразвалившегося дома в лесной глуши, участок перед которым зарос травой и был окружен проржавевшими остовами автомобилей. Машины остановились рядом друг с другом, и все вышли.
В каждой из двух остальных машин ехало по пять человек, все в темных костюмах и пальто, но двигались они, словно солдаты. Вместе с Полом все направились прямо в дом, который выглядел так, будто некто предприимчивый, но явно чудаковатый соорудил его из мусора, найденного на свалке.
Ли отошел в кусты отлить, а потом прислонился к машине и стал ждать.
Пятнадцать минут спустя все вышли, уже не с пустыми руками. Некоторые несли деревянные ящики, словно короткие носилки, другие — тяжелые на вид сумки через плечо. Ни на одном предмете не было каких-либо меток или этикеток, и они явно появились здесь не по регулярным каналам поставок. Ящики и сумки загрузили в багажники, затем все сели в машины. Три двигателя заработали одновременно.
Выехав обратно на шоссе, снова растянулись на полмили, как и до этого. Некоторое время путь лежал на восток, а затем свернули к северу, в сторону Кентукки.
Недалеко от границы штата головная машина снова свернула с трассы, а остальные последовали за ней. Дом, к которому они подъехали на этот раз, выглядел намного приличнее: здание в колониальном стиле, двухэтажное, с колоннами и старомодным небольшим прудом посреди ухоженного участка.
Все снова вышли. На этот раз Ли пришлось ждать двадцать пять минут, наблюдая за двумя девочками-подростками на лошадях, неспешно перемещавшимися по лужайке. Их длинные волосы золотились в лучах утреннего солнца. Девочки ни разу не посмотрели в его сторону, словно здесь не было даже машин.
Из дома опять вынесли сумки. На этот раз их было не так много, но обращались с ними очень осторожно.
Потом была еще одна краткая остановка, возле заброшенной бензоколонки, где кто-то оставил два маленьких угловатых свертка. После нее двое из их машины пересели в другие, оставив Ли и Пола вдвоем. К этому времени солнце было уже почти в зените.
Вскоре они въехали в Виргинию.
Пол смотрел в пространство, будто погруженный в глубокие размышления. В течение получаса на его лице не дрогнул ни единый мускул, отчего Ли становилось несколько не по себе.
Ли был хорошо обучен искусству хранить молчание, пока к нему не обратятся — в семье Худеков ценили старомодное воспитание, — и ему не хотелось раздражать Пола.
К тому же он вспомнил одну вечеринку в доме Метцгеров, где познакомился с неким сценаристом, клиентом отца Брэда. Его звали Ник Голсон. Он то и дело упоминал собственное имя, словно считал, будто так его лучше запомнят. Впрочем, так и вышло. Голсон изложил Ли свою теорию о том, что когда присутствуешь на важных встречах, вместо того чтобы постоянно болтать, стараясь произвести впечатление на собравшихся, лучше просто молчать и делать вид, будто ты в дурном настроении. Таким образом ты вынуждаешь людей подходить и заговаривать с тобой, что повышает твой статус, делает тебя одним из тех, с кем стоит считаться. По крайней мере, так заявлял тот тип.
Ли старался вести себя подобным образом последние полгода и обнаружил, что теория и в самом деле верна. Можно заставить многих делать именно то, что нужно тебе, создавая видимость, будто для них в данный момент это самое простое.
Однако еще через час, в течение которого не было произнесено ни слова, Ли не выдержал.
— Значит, в Лос-Анджелесе меня сейчас ищут копы?
Пол медленно повернул голову.
— Полагаю, да.
— Знаете, вы ведь могли просто предложить мне поехать с вами. Чтобы помочь вам в вашем деле.
— В нашем деле?
— Угу. Или что там у вас. Вовсе незачем было устраивать такое. И подставлять меня, черт возьми.
— А что, если бы ты отказался?
— Вы же явно знаете моих предков. Откуда, кстати? Как вы познакомились?
— Мы старые друзья.
— Значит, они могли меня уговорить, верно? Они знали, как вы намерены со мной поступить?
На прямой вопрос Пол не ответил.
— Люди твоего возраста крайне тяжело поддаются чужому влиянию. Им требуются чрезвычайные обстоятельства, форс-мажор.
— Похоже, у вас целая куча наркоты. Никогда не видел столько сумок и ящиков. Да и ребят, чтобы их таскать, вы наняли серьезных.
Ли заметил, что Пол слегка улыбается.
— Я хочу знать, зачем я вообще тут нужен?
— Ты будешь ключевой фигурой, не беспокойся.
— Может, все-таки расскажете, что происходит?
— А как ты сам думаешь?
— Намечается какая-то большая тусовка. Какой-нибудь фестиваль или вроде того, где можно будет все это толкнуть…
— Ли, это не наркотики. Попробуй подумать о чем-нибудь другом.
— Я думал, будто вас ничего, кроме наркоты, не интересует.
— Последние несколько десятилетий наркотики просто приносили нам пользу, вот и все. С их помощью можно делать деньги, а усилий требуется куда меньше, чем для рытья шахт.
— Шахт? — удивился Ли. — Значит, дело вовсе не в наркоте?
— Старые времена возвращаются. И сражение вступает в новую стадию.
— Слушайте, вы опять говорите какую-то чушь, а я понятия не имею, о чем вы.
— Ну, я уверен, мы это переживем.
Ли мгновение подумал, а затем, схватившись за ручку, открыл дверцу и распахнул ее.
Он вовсе не собирался выпрыгивать — они ехали на скорости в семьдесят с лишним миль в час, — однако добился желаемого эффекта. Машина слегка вильнула, пока водитель пытался справиться с внезапным изменением ее аэродинамических характеристик.
Пол спокойно протянул руку и снова закрыл дверцу.
— Больше так не делай, — сказал он.
— Тогда не считайте меня ребенком.
— Собственно, ты вполне мог бы считать меня отцом, Ли, хотя и таким, который сожжет твою душу дотла, если ты попытаешься морочить ему голову. — Он широко улыбнулся. — Ясно?
Хотя голос Пола звучал все так же ровно и дружелюбно, у Ли зашевелились волосы на затылке.
— Я понял. Но у меня уже есть папаша, спасибо.
Пол кивнул, и неожиданно вся напряженность между ними куда-то улетучилась.
— Верно. Что ж, Ли, я кое-что тебе расскажу, и отчасти именно поэтому мы едем сейчас именно туда, а не в какое-то другое место. Когда я был совсем маленьким, я жил в Северной Калифорнии. Мой отец был важным человеком. Не богатым, как твой, но важным. И однажды ночью в лес, где он жил, пришли люди и убили его. Они украли меня и какое-то время держали у себя, но потом решили, что я им больше не нравлюсь, и бросили меня прямо посреди города.
— Вот уроды.
Пол кивнул.
— Спасибо, Ли. Да, уроды. К счастью, я остался жив, в том числе и потому, что познакомился с одной компанией. У нас были общие интересы, но в итоге оказалось, что нас связывает нечто большее. Я сумел помочь им в реализации некоторых их идей. Они — в каком-то смысле большая семья, и твои мама и папа тоже ее часть. Так же как и ты. Мы действительно встречались раньше, Ли, хотя ты этого и не помнишь. Мы встречались вскоре после того, как ты родился, и потом, когда тебе было три года.
Он достал что-то из кармана пиджака. Ли показалось, будто Пол только и ждал этого момента. Это была фотография, изображавшая его мать и отца, совсем молодых, стоящих в саду еще с одним человеком. Этим человеком был Пол, хотя он выглядел вряд ли старше двадцати лет. На земле неуверенно стоял малыш, держа Пола за руку.
— Это я?
— И уже часть команды.
— Какой команды?
— Мы заботимся друг о друге. Иногда мы ссоримся, как и любая семья, но когда все заканчивается — мы снова по одну сторону. Сейчас мы сильны, но у нас всегда есть враги. В частности, один человек, который убил нескольких очень важных членов нашей семьи.
— Значит, следует хорошенько его проучить.
Пол улыбнулся.
— Можно и так. Ты хороший мальчик, Ли. Тебя хорошо воспитали. Ладишь с папашей?
— Угу. Он отличный мужик. И чувство юмора у него хорошее.
К удивлению Ли, Пол рассмеялся, вероятно, неожиданно даже для самого себя. Худек улыбнулся, радуясь, что атмосфера несколько разрядилась.
— Совершенно верно, — сказал Пол. — Ты никогда не думал о том, как тебя зовут?
— Худек? А что?
— Я имею в виду имя.
Худек посмотрел на него.
— Нет. А в чем дело?
— Произнеси его.
— Ли Гион.
— Верно. А теперь скажи, как твое имя.
— Мое имя — Ли Гион.
Пол молча смотрел на него, ожидая продолжения, и наконец покачал головой. Голос его снова звучал холодно.
— Господи, ребята, и ни черта-то вы не знаете.
Наконец машины замедлили ход.
В течение получаса они ехали по безликой дороге, пересекавшей низкорослый лес. Полу позвонили на мобильный, судя по всему, кто-то из ведущей машины. Он ответил утвердительно, и вскоре три автомобиля остановились на обочине возле поворота. Пол открыл дверцу и вышел. Ли последовал за ним.
Дверцы всех машин были открыты. Ли уже смирился с тем, что ему в очередной раз придется ждать непонятно чего, когда вдруг кое-что понял.
Люди в машинах стали другими.
Он уставился на них, открыв рот. Они выглядели иначе, были одеты иначе… Никто из них не был прежним. Более того, среди них были две женщины. Это просто не могли быть те же самые люди, которые все это время ехали в машинах.
Если только…
Неожиданно он узнал молодого парня, который открыл им дверцу в аэропорту Хантсвилла. Теперь он был одет в свитер с капюшоном, кеды без шнурков и мешковатые джинсы, а за спиной у него висел красный рюкзачок. Он прошел мимо Ли, чтобы выгрузить вещи из багажника, ничем не отличаясь от любого паренька, какого можно встретить на улице где угодно в Штатах, со скейтбордом и рюкзачком за плечами.
Ли смотрел на остальных, постепенно начиная узнавать другие лица. Худощавый мужчина, который сперва ехал в их машине, теперь был одет как полицейский, столь убедительно, что у Ли екнуло сердце, когда он его заметил. На двоих других были дешевые деловые костюмы, еще на одном — замасленный комбинезон механика. Открыв капот второй машины, он измазал руки в масле. Женщина, которую Ли увидел первой, была одета в молодежный брючный костюм и большой пушистый свитер. Волосы ее раньше были завязаны сзади, так что Ли тогда даже не заметил, что это девушка. Развязав волосы, она встряхнула ими и теперь выглядела как те, что толкают коляски по тихим улочкам пригородов, собираясь выпить кофе в обществе себе подобных, а возможно, даже съесть булочку с низким содержанием жира, чтобы потом целый день винить себя в этом. Она слегка улыбнулась, словно тренируясь, затем ее лицо вновь стало бесстрастным. На второй женщине был бледно-зеленый халат, словно она работала в продовольственном магазине.
Каждый что-то держал в руках. Портфель. Большую дамскую сумку. Ящик с инструментами. Длинную продолговатую коробку с эмблемой службы доставки. Почтальонскую сумку.
Через несколько минут дверцы и багажники всех машин закрылись, две из них медленно выехали задним ходом на дорогу и плавно развернулись, а затем быстро скрылись в той стороне, откуда приехали, оставив людей стоять на обочине. В отсутствие доставивших их сюда автомобилей они выглядели еще более странно, словно какие-то инопланетяне решили вернуть некоторых из похищенных ими в последние несколько лет и телепортировали их на обочину ведущей в никуда дороги.
Пол прошелся среди них, поговорив с каждым. Некоторые кивнули, кто-то пожал ему руку. Домохозяйка улыбнулась, когда он обратился к ней, и на этот раз ее улыбка выглядела несколько более убедительной.
Затем, без какой-либо видимой команды, все двинулись в лес. Сперва они шли одной большой группой, но вскоре разделились на пары и тройки, направляясь куда-то — Ли понятия не имел куда — с таким расчетом, чтобы появиться там с разных сторон и в разное время.
Пол подошел к нему и жестом предложил сесть в машину.
Двадцать минут спустя они прибыли в город — не слишком большой, один из тех, которые можно найти где угодно, заправиться, выпить кофе, а потом уехать, благодаря судьбу, что живешь не там, где парад в честь Хэллоуина является главным событием года. Машина немного попетляла по улицам среди деревянных домов, а затем въехала в центр. Старые здания. Полицейский участок. Детский сад. «Старбакс». И все такое прочее.
Ли смотрел в окно. Вряд ли в этом городе могло произойти нечто интересное. По крайней мере с его точки зрения.
— Господи, — сказал он. — Ну и дыра.
— Ты очень груб, Ли.
— Вы, должно быть, видите не то же самое, что и я.
— Я вижу дома, где обитают трудящиеся в поте лица, смотрящие телевизор, покупающие товары живые души. Работающую торговлю и сервис. И многие годы истории, в которой есть несколько темных пятен. Этот городок куда интереснее, чем кажется. И старше.
— Все равно дыра.
— Здесь живут люди, Ли. Настоящие люди. Истинные американцы, по крайней мере так считают они сами. Маленькие городки — опора этой страны.
— Возможно, так было сто лет назад. А сейчас — время больших городов.
— Именно так, похоже, полагает множество людей.
В конце концов машина миновала «Холидей-инн», и Пол велел водителю ехать чуть медленнее. Ли показалось, что он узнал отель, который видел по телевидению, когда Пол смотрел Си-эн-эн в торговом центре «Бель-Айл». У входа стояли несколько полицейских автомобилей. А потом он заметил человека в голубой ветровке с буквами «ФБР» на спине.
— Гм, — нервно пробормотал он, — стоит ли нам тут задерживаться?
— Может быть, позже, — ответил Пол, и машина снова прибавила скорость.
Повернув налево, они покинули город, а какое-то время спустя съехали на боковую дорогу, тянувшуюся широкой дугой через лес, которая привела их в крошечный городок под названием Драйфорд, выглядевший так, словно дни его славы миновали полвека назад.
Еще один поворот, несколько сотен ярдов, и неожиданно дорога закончилась воротами. Водитель вышел из машины и пошел их открывать. По другую сторону ворот Ли увидел большой двор, заросший зеленью. Среди травы и деревьев стоял дом — чуть побольше, чем в городке, и довольно обшарпанный.
Водитель вернулся к машине и въехал за ворота. Сразу же стало ясно, что в доме не живут уже по крайней мере несколько лет. Доски на фасаде еле держались, на крыше не хватало черепицы, а стекла в окнах, хотя и целые, выглядели так, будто внутри застоялся туман. Перед домом стоял большой фургон «фольксваген», тоже выглядевший так, будто находился здесь уже давно, хотя вряд ли это соответствовало действительности.
— Взгляни, вот конь бледный, — сказал Пол.
Когда они приблизились к фургону, открылась его боковая дверь. Внутри было темно. Из фургона выбрался человек и задвинул дверь за собой. Он был высок и довольно стар, судя по седым волосам и слегка сгорбленной спине. Но несмотря на это, выглядел большим и сильным, вроде мужика из «Попутчика»,[1] только лет на двадцать старше.
— Здравствуй, Джеймс, — сказал Пол. Голос его звучал бесстрастно. — Я ведь тебе доверял.
— Все произошло случайно, — ответил тот. — Прошло слишком много времени, и я потерял опыт. И ничего не смог поделать.
— Возможно, ты просто слишком постарел.
— Возможно. Лучше бы ты поручил это дело кому-нибудь из своих мальчиков-зомби.
Он перевел взгляд на Ли, и тот, к своему удивлению, ощутил страх. Когда этот человек смотрел на него, он вовсе не казался таким уж старым.
— Это ведь не один из них, верно?
— Нет, — ответил Пол. — Это наш новый друг.
Он поднял голову и принюхался.
— Что ты там варил?
— Если бы не ты, со мной все было бы в порядке.
— Нет, Джеймс, не было бы. Помнишь наш разговор в ту ночь, когда я тебя спас? Ты тот, кто ты есть. И ты это знаешь. И ты знаешь, что один никогда снова не станет никем.
Пожилой некоторое время смотрел на Пола, словно пытаясь переварить слова, услышанные от кого-то, кого он знал всю свою жизнь.
— Нет, — наконец сказал он. — Наверное, нет.
Пол подошел к фургону и отодвинул дверь. Ли с любопытством последовал за ним. Пожилому это, похоже, не понравилось, но он понимал, что помешать все равно не сможет. Возле фургона Ли тоже почувствовал странный сладковатый запах. Он не был уверен, что именно варил в фургоне пожилой, но, даже несмотря на голод, подумал, что если ему предложат глоток, то он, скорее всего, откажется.
Потом он понял, что внутри кто-то есть.
У задней стенки фургона, связанная, лежала высокая худая женщина. Глаза ее были завязаны, во рту — кляп.
Ли стало не по себе. Нечто подобное показывали в документальных фильмах по кабельному телевидению, предупреждая зрителей, что зрелище не для слабонервных.
Пол шагнул в фургон и присел перед женщиной. Протянув руку, он снял с ее головы повязку. Ли находился достаточно близко, чтобы увидеть, как расширились глаза женщины, когда она увидела, кто перед ней.
— Привет, Нина, — сказал Пол. — Помнишь меня?
Больница выглядела так, словно, открыв с большой помпой десять лет назад, о ней тут же забыли. Ее явно проектировали на века, но отчего-то совершенно не подумали об окнах и о том, что людям предстоит проводить в этих стенах довольно долгое время. В вестибюле пахло лекарствами, линолеум неприятно скрипел под ногами, а стены были увешаны плакатами, содержание которых либо наводило тоску, либо внушало ужас. Не люблю больницы. За всю мою жизнь там никогда не происходило ничего хорошего. Именно туда ты отправляешься, когда заболеваешь, и именно там тебе могут сказать, что ты скоро умрешь.
И конечно, именно туда отправляются умирать.
Мы прошли в самый конец длинного серого коридора на последнем этаже, в одноместную палату. Возле двери сидел полицейский, но через маленькое квадратное окошко можно было увидеть лежащее на кровати тело. Неподвижное, словно сделанный из дерева и ткани манекен. Большая часть лица была забинтована. Единственное, что подтверждало личность Джулии Гуликс, — рассыпавшиеся по подушке рыжие волосы. Но даже они казались редкими и выцветшими, словно из нее неумолимо уходила жизненная сила.
Прежде чем полицейский успел сказать нам, чтобы мы убирались, в коридоре послышались приближающиеся шаги.
— Что вы здесь делаете?
Голос принадлежал Монро. В руке он держал дымящуюся чашку с кофе. Я вспомнил, как Нина когда-то говорила, насколько он порой бывает неуклюж, но от этого стало только хуже.
Джон показал ему фотографию.
— Взгляните.
— Что это?
— Нам кажется, что это снимок того самого места в лесу, где нашли второй труп.
— Где вы его взяли?
— В ее квартире. По дороге сюда я попросил кое-кого проверить номер на фотобумаге. Фотография отпечатана пять лет назад. Преступление было умышленным, Монро. И все ваше дело разваливается.
Монро покачал головой.
— Это всего лишь пейзажная фотография, не более того.
— Я бы хотел…
— Она не сможет ее увидеть, Зандт. Вы туда заглядывали? Ее глаза забинтованы, и даже если бы это было не так, все равно ничего бы не изменилось. У нее разбит череп и серьезно повреждены обе лобные доли. Ее накачали лекарствами и поддерживают в ней жизнь, но это все, чем на данный момент может помочь медицина.
— Ей вовсе незачем видеть, — возразил Джон. — Достаточно слышать. Я всего лишь хочу с ней поговорить.
— Она не услышит. И в ближайшее время наверняка умрет.
Тем не менее, немного подумав, он отошел в сторону.
— Если бы хоть кто-то еще здесь мог говорить от ее имени, — сказал он, — я бы вам этого не позволил.
— Думаю, она не против, — ответил Джон.
Монро остановился у изножья кровати. Я встал в стороне, у стены. От тела Гуликс тянулись трубочки и провода к разнообразным устройствам. Вероятно, их цель заключалась в том, чтобы как-то ее обнадежить, но на мой взгляд, в этом не было никакого смысла. Если ты подключен к аппаратуре, это никак не может означать, что ты выздоравливаешь. Даже погруженным в кому это известно. Джон присел на край постели.
Гуликс, похоже, почувствовала, как сдвинулся матрас. Голова ее слегка сместилась в сторону, рот приоткрылся.
— Джулия?
Она снова закрыла рот и вернула голову на место.
— Я разговаривал с вами вчера вечером. В полицейском участке. Вы узнаете мой голос?
Молчание.
— Джулия, зачем вы это сделали?
Я не ожидал, что он задаст этот вопрос. Не ожидал этого и Монро, судя по выражению его лица. Предполагать можно было всякое. Она сделала это потому, что у нее поехала крыша. Или потому, что была виновна и не хотела предстать перед судом. Но может быть, и нет.
Она снова повернула к нему голову. Неожиданно ее язык начал быстро двигаться, облизывая губы. Джон взял со столика стакан с водой и влил несколько капель ей в рот. Язык продолжал некоторое время двигаться, затем успокоился.
— Шлюпка, — отчетливо произнесла она. — Пингвин в банковском зале. Отвратительная смесь, добавьте больше масла.
Я уставился в пол. Дело было не столько в словах, сколько в том, как двигался ее язык. Он вел себя чересчур самостоятельно, напоминая крысу, пытающуюся сбежать с тонущего корабля.
Зандт задал ей еще несколько вопросов. Он спросил, что за снимки она хранила в шкатулке у себя в квартире. Помнит ли она о фотографии, сделанной в лесу возле Торнтона, и если да, то когда это могло быть. И еще, не висела ли эта фотография у нее на стене и почему.
Она ничего не ответила. Возможно, снова погрузилась в сон, а даже если и нет, то ее разум мог блуждать неизвестно где, затерявшись в подземных коридорах. Я не знал, каковы последствия мозговых травм и всегда ли они неизлечимы, но что-то подсказывало мне, что прежней Джулии больше нет и никогда не будет. Полагаю, будь я женой Лоренса Уидмара, подобное могло бы меня основательно разозлить — всегда нужен кто-то, на кого можно взвалить вину. Гуликс теперь находилась за пределами мира добра и зла.
— Он здесь, — внезапно сказала она.
Я поднял взгляд. Это были первые слова, которые она произнесла за десять минут.
— Что? — переспросил Джон, наклоняясь к ней.
Во второй раз ее голос прозвучал намного отчетливее.
— Он здесь. Да?
— Кто? — спросил Монро.
— Где я?
Джон поднял руку, останавливая Монро.
— Вы в больнице, Джулия.
— Я заново рождаюсь?
— Нет.
— Вы что-то говорили про фотографию?
— Мы нашли снимок, на котором изображен лес. Вы помните, когда он был сделан?
— Лесов много. И всегда было много. С тех пор, как я была совсем маленькой.
— Почему вы сделали эту фотографию, Джулия?
— Какую фотографию?
— Фотографию леса.
— На память. Верно? Верно? Верно? Чудесно.
— Не понимаю, о чем вы.
— Вы когда-нибудь бывали в Диснейленде?
— Да, — ответил Джон. — Очень давно.
— Когда я была маленькой, некому было меня туда свозить. А когда я выросла, я поехала туда сама. Но это совсем не то.
— Да.
— Никто не должен сам ездить в Диснейленд.
— Джулия…
— Что за дерьмо? Тут воняет.
Ее язык снова начал беспорядочно двигаться во рту, подбородок задрожал.
— Как плохо…
— Джулия, почему? Почему вы их убили?
— Я ошиблась, ясно? Теперь ничем не помочь. Все эта чертова болезнь.
Неожиданно ее голос изменился, став почти на октаву ниже.
— Двенадцать ступеней в ад, ниггер.
Она громко расхохоталась, выгнув спину. Затем смех перешел в кашель, и внезапно ее начало тошнить.
Монро ударил по кнопке вызова, а Джон быстро перевернул Джулию на бок. Несколько секунд спустя палата заполнилась врачами, и нас вытолкали за дверь.
Мы молча ждали, пока люди в палате занимались своим делом. Через полчаса они начали выходить, хотя возле кровати осталась медсестра. Последней вышла женщина в белом халате, которая яростно посмотрела на нас, плотно закрывая за собой дверь.
— Вам же говорили, что с ней сейчас нельзя беседовать.
— Ее подозревают в двух убийствах, — сказал Монро.
— Это ваши проблемы, — огрызнулась женщина-врач. — Она умирает. Повреждения в ее мозгу воздействуют на периферийную нервную систему — ту, что управляет процессами, которые обычно происходят без нашего сознательного участия, например дыханием. Меня не волнует, что она совершила, но у вас нет никакого права приближать ее смерть. Только попробуйте еще раз ее побеспокоить, и я вызову полицию.
— Мэм, — сказал парень в форме, сидевший на стуле рядом с дверью, — вообще-то я из полиции.
— Значит, кого-нибудь старшего из полиции, — ответила врач и направилась по коридору прочь.
Когда она ушла, Монро повернулся к Зандту.
— Так как, стоило оно того?
— Это она сделала фотографию. И она убила этих мужчин, из-за какого-то события, случившегося много лет назад. События, из-за которого у нее возникло желание сфотографировать данный участок леса, на будущее. Она видела то, что там произошло.
— Она видела того, кто убил жертву, которую мы нашли, — сказал я. — И она единственная, кто мог бы рассказать нам, кто это был.
— Тело определенно принадлежит женщине, — сказал Монро. — Сорока с небольшим лет. Вчера вечером из земли извлекли остальную часть скелета. И все говорит о том, что вы правы насчет того, когда это случилось. Так кто же она? Кто ее убил?
— Не знаю, — ответил я. — Но мне кажется, что с вероятностью в пятьдесят процентов это тот, кто похитил Нину.
— А если не он, кто тогда?
— Призраки, — мрачно процедил я. — Те, в кого никто не верит и кого никогда не удается поймать.
Мы вышли из больницы. Монро, судя по всему, решил, что ждать дольше нет никакого смысла, и я полагал, что он прав. Вряд ли Джулия была в состоянии когда-либо еще сказать хоть что-то членораздельное.
Джон направился прямо к моей машине. Я задержался, желая напоследок поговорить с Чарльзом. Меня удивил его вид — усталым я его видел и раньше, но сейчас он выглядел полностью разбитым.
— Вы должны хоть что-то выяснить, Чарльз.
— Делаю все, что могу.
— Надеюсь. У нас мало времени. И если я не найду Нину, ваша жизнь ничего не будет стоить.
Оставив его, я подошел к машине. Прежде чем сесть, в очередной раз нажал кнопку вызова номера Нины.
Снова — ничего. И где бы ни находился ее телефон, включенный или выключенный, рано или поздно в нем должен был разрядиться аккумулятор.
В подвале было еще хуже, чем в фургоне. Пока она оставалась в «фольксвагене», она хотя бы пребывала в движении. Существовала возможность, что ее отвезут куда-нибудь и отпустят, высадив посреди леса или выбросив на полной скорости на дорогу. И тот и другой варианты были далеко не из лучших, но они хотя бы открывали дверь в иную реальность — если хватит сил и если повезет. Возможно, то же самое ощущает пойманная на крючок рыба, вплоть до того самого момента, пока ее не стукнут по затылку. Когда ты лежишь на полу подвала, тебе вовсе не кажется, будто сила и везение где-то рядом. Есть лишь сырость, холод и неумолимое ощущение, что ты находишься под землей.
В том, чтобы оказаться под землей, нет ничего хорошего. Именно туда отправляется каждый после смерти.
Нина знала, что лежит посреди помещения размером примерно тридцать на тридцать футов. Она успела это заметить, когда ее несли вниз по деревянной лестнице, и попыталась оглядеться по сторонам, прежде чем дверь снова закрылась и подвал погрузился в темноту.
Она сразу же зажмурилась, чтобы ее не сбивали с толку тени. Нина ощущала пространство вокруг, представляла, где находятся опоры, даже подумала о том, каким образом можно было бы добраться до лестницы, если бы не связанные запястья и лодыжки. Она попыталась мысленно зафиксировать окружающую обстановку, но прошло немало времени с тех пор, как она в последний раз спала, и в ушах у нее звенело. Она чувствовала себя полностью измотанной. Потеря пары пинт крови тоже сыграла свою роль, но вряд ли могла вызвать случившуюся пять минут назад рвоту. Видимо, сыграли свою роль и пары бензина.
Нужно было сохранять бдительность. Человек, который ее похитил, совершил некую ошибку. Она слышала, как Пол называл его «Джеймс». Судя по всему, он должен был совершить что-то другое вместо похищения, а может быть, кроме него. Что? Явно не убить ее, иначе Пол сделал бы это прямо на месте. Он был не из тех, кто оставляет людей в живых ради забавы. Скорее наоборот.
Задавать себе подобный вопрос было не слишком приятно, но почему ей сохранили жизнь? И что можно попытаться сделать, чтобы…
Потом она кое-что вспомнила. Еще в фургоне она поняла, что ее мобильный телефон, скорее всего, до сих пор работает. Она знала, что выключила его перед встречей с Рейделом, так что аккумулятор вряд ли успел разрядиться. По крайней мере, хотелось бы надеяться. В фургоне она не могла даже мечтать о том, чтобы отыскать телефон.
Здесь же это могло и удаться, если действовать быстро. Ей даже не нужно было куда-либо звонить. Если они отслеживают местонахождение телефона или если Уорд пытается ей звонить и в конце концов дозвонится…
Нина изогнула шею, повернув голову на пыльном, потрескавшемся полу. Когда ее несли в подвал, вместе с ней притащили и большую сумку с вещами ее похитителя, которые находились в «фольксвагене». Насколько она помнила, сумка стояла у стены. Когда он явился к Нине в номер, на ней было пальто. Телефон должен был находиться глубоко во внутреннем кармане. Сейчас же пальто, скорее всего, лежало в сумке.
После столь долгого периода ничегонеделания у нее наконец появилась цель. Настоящая.
Добраться до телефона. И естественно, остаться в живых.
Лучше всего было попытаться сесть. Тогда можно попробовать переместиться по полу в сторону сумки. Не самый быстрый способ, но по крайней мере позволяющий хоть на что-то рассчитывать.
Ей потребовалось пять минут, чтобы извернуться и принять сидячее положение. Затем она направила ноги в нужную сторону и начала ерзать задом.
У нее даже что-то получалось, хотя и очень медленно. Пол был неровным, на нем валялись какие-то предметы. И то и другое она поняла не сразу, а лишь когда натолкнулась на препятствие, и пришлось каким-то образом его огибать.
Однако медленно, но верно она продвигалась вперед, и в конце концов ее ноги уткнулись в стену. Слегка наклонившись влево, она коснулась чего-то ногами. Послышалось шуршание.
Сумка.
И что дальше? Воспользоваться руками или ногами она не могла. Возможно, ее пальто лежало где-то глубоко внутри. К тому же оно было толстым — Уорд купил его в преддверии наступающих зимних холодов на тихоокеанском побережье. Добраться до телефона было практически невозможно. Но, может быть, если попытаться надавить на сумку…
Неожиданно послышались приближающиеся сверху шаги.
Она сразу же упала на бок и покатилась по полу. Катилась она очень быстро — не имело значения, на что она натыкалась по пути, главным было снова оказаться на прежнем месте. Нельзя было допустить хоть каких-либо подозрений, что она пыталась добраться до сумки.
Она натыкалась на невидимые препятствия, что-то зацепилось за ее запястье, и ей пришлось резко дернуться, чтобы продолжить движение. Все ее тело болело, не хватало дыхания. Однако ей удалось достичь исходной точки, и, убедившись, что лежит на спине, она заставила себя дышать ровно и спокойно.
Послышался звук открываемой двери в подвал. Нина приподняла голову, все еще сдерживая тяжелое дыхание. Наверху лестницы стояли двое — Человек прямоходящий и еще один, постарше. Она также заметила молодого парня, державшегося позади.
Может быть, он смог бы чем-то ей помочь? Судя по выражению его лица, он не вполне понимал, что происходит. Может, стоило попробовать пробудить в нем какие-то чувства, например, как к старшей сестре? Ну да, конечно, мечтай дальше, Нина. Но сколько лет могло быть его матери? Что, если бы он увидел ее столь же беспомощной, как и Нина? Как бы он себя повел?
Но когда двое начали спускаться по лестнице, парень остался наверху и несколько мгновений спустя скрылся из виду.
Оказавшись внизу, Пол не стал подходить к ней, а отошел к стене. Присев на корточки, он некоторое время разглядывал пол, водя пальцем в пыли.
— Не думаю, что проблем будет чересчур много, — сказал он второму. — Но опять-таки не благодаря тебе.
Он встал и посмотрел на Нину.
— А ее мы какое-то время подержим у себя. Когда она станет нам больше не нужна, я тебе позвоню, и если прикажу тебе ее убить — ты сделаешь это немедленно. Никаких игр. Понятно?
Пожилой кивнул.
— Он должен был убить нас обоих, — тихо сказала Нина. — Не так ли? Он принял Рейдела за Уорда и убил его, но потом решил оставить меня себе.
Пол подошел и остановился прямо над ней.
— А ты весьма проницательна, агент Бейнэм. Проницательна и очень умна. Но ты ошибаешься. Да, Джеймс должен был убить тебя. Но второй его целью был не Уорд.
— А кто?
— Оставляю этот вопрос в качестве упражнения для студента.
— Вы безумец.
— Нет. И это не я сейчас лежу связанный в подвале, источая запах застарелого пота и страха, так что в данный момент девять из десяти владельцев кошек предпочли бы мою реальность твоей.
Вскоре они ушли, и она услышала звук захлопнувшейся двери и отъезжающей машины. Нина с трудом заставила себя немного подождать, прежде чем снова попытаться добраться до телефона. Надо было удостовериться, что они действительно уехали. Тем временем она пыталась спокойно подумать о том, какую информацию можно извлечь из сказанного Полом.
В классической статье тридцатых годов, которую она когда-то читала, психопаты описывались как «рефлекторные автоматы», способные столь точно имитировать человеческую личность, что невозможно было отличить ее от реальной. Нечто подобное можно увидеть в глазах людей, ввязывавшихся в драки в барах. Проходя мимо ранним вечером — и будучи достаточно неосторожным для того, чтобы взглянуть на них, что само по себе не самая удачная мысль, — можно увидеть пустоту на их лицах, скрытую за бессмысленными улыбками. Те, кто ведет себя тихо, — либо мизантропы, либо серьезные пьяницы, знающие свое дело, либо люди, впавшие в депрессию. В тех же, кто по-настоящему опасен, есть некое холодное, болезненное очарование, подобное туманным цифрам, бегущим по дисплею компьютера, постоянно стремящегося к завершению неких сложных расчетов, но так и не останавливающегося на каком-либо результате. Результатом же должна стать психически устойчивая личность, с которой можно нормально общаться. Но в этих людях такого нет. Они — вместилища бессмысленной жестокости, ждущей лишь повода, демонические вихри в человеческих оболочках.
Однако те, кто по-настоящему безумен, отличаются и от них. В них как раз что-то есть, только не вполне ясно, что именно. Модель «рефлекторного автомата» доктора Клекли требовала ответа на вопрос: что именно определяет личность? Что из себя представляет этот «автомат» и что он делает, когда не воплощает в себе человеческую личность? Каковы его обычные реакции? Откуда он взялся? И что ему нужно?
Есть ли на самом деле какая-то разница в том, что содержится в каждом из них, или, возможно, все это — одно и то же, одна и та же демоническая субстанция или безумный дух, глядящий на мир их глазами? Исходя из всего, чему ее учили и во что она верила, следовало утверждать обратное — что это всего лишь ущербные люди, демонстрирующие собственные психозы и патологии.
Но когда на тебя смотрит такой, как Пол… иногда начинаешь в этом сомневаться.
Она только что решила, что не в силах больше ждать, когда снова послышался звук открываемой двери и сверху просочился свет. Душа у нее ушла в пятки. Значит, все-таки уехали не все.
Раздались тяжелые шаги. Это мог быть только Джеймс, тот самый, который брал у нее кровь. Остановившись у подножия лестницы, он некоторое время молча сидел и курил.
— И что дальше, Джеймс? — устало спросила она. — Будем ждать, пока ваш начальник скажет, что можно меня убить?
— Он не мой начальник. И я не Джеймс.
— Именно так он вас называл.
— Меня зовут Джим Уэстлейк. Я фотограф.
— Мой отец был фотографом. — Естественно, она солгала. — А что вы фотографируете?
Он поколебался, затем встал и подошел к сумке. Достав оттуда пальто Нины, он положил его рядом, и у Нины в груди подпрыгнуло сердце.
Значит, пальто здесь. Хорошая новость. Но если оно лежит на полу, его можно как-то зацепить и телефон может выпасть. А если удастся до него добраться… или сделать так, чтобы ей его дали…
— Мне холодно, — сказала она. — Пол очень холодный.
Казалось, он ее не слышит. Когда он выпрямился, оказалось, что он держит в руке маленькую коробочку, похожую на коробку от детских туфелек. Снова сев на нижнюю ступеньку, он открыл ее и некоторое время просматривал содержимое, словно забыв про Нину. Потом он показал ей несколько сделанных на поляроиде фотографий.
Нине они ничего не говорили, кроме того, что на них были изображены женщины и девочки разного возраста, снятые в солнечную погоду.
— Я не делал ничего плохого, — сказал он. — Никому из них. Много лет. Я даже жил рядом с… Смотрите.
Он поднес фотографию настолько близко к ее лицу, что было трудно сфокусировать взгляд на снимке, который изображал двух маленьких девочек лет четырех, может быть, пяти. Девочки улыбались.
— Симпатичные.
— Мои соседки.
— В самом деле? Живут здесь рядом?
— Нет. Я не жил здесь уже очень давно.
— Так как же вы оказались в этом доме?
— Он до сих пор мне принадлежит, но… Я жил здесь со своей женой.
— Вы женаты?
— Больше нет.
Нина уже открыла рот, чтобы задать очередной вопрос, но снова его закрыла. Здесь командовала не она. И это не был допрос человека, ожидающего суда. В воздухе повисла гнетущая тишина.
Наконец он снова заговорил.
— Мы познакомились, когда я вернулся из армии. Несколько лет мы переезжали с места на место, потом нашли этот дом, и он нас вполне устроил. Я получил диплом учителя. Мне всегда хорошо давалась математика, и я преподавал ее в местной школе. Но…
Последовала долгая пауза.
— В армии я был совершенно нормальным. Там я мог… но не делал этого. Но что-то… стало не так, после того как я прожил какое-то время здесь. Не мог заставить голову нормально работать. Числа опять перестали в ней складываться.
Нина не смогла удержаться.
— Что? Хотите сказать, что во всем виноват Торнтон? Что этот город заставлял вас так поступать? Не слишком удачное объяснение, должна вам сказать.
— Мне все равно. Долгое время я был как все. Я знал, что могу поступить дурно, если себе это позволю. Но я этого не хотел. Я… я старался как мог. Но потом…
Он опустил голову на руки.
— Одна ученица. В школе. Она напомнила мне Карлу. Этого хватило. Она была похожа на Карлу. И все. Хлоп. Конец.
— Кто такая Карла? Ваша жена?
— Мою жену звали Лори. Вы что, не слушаете?
— Извините. Так кто эта Карла?
— Девушка, которую я знал много лет назад. В школе. Она стала для меня первой.
— Первой, с которой вы занялись сексом?
— Да.
— Но вы имеете в виду не это.
— Нет.
— Вы ее убили.
— Да.
Он рассказал Нине про ту девушку, Карлу. Он помнил ее лицо во всех деталях, ее походку. Он мог вспомнить и свои приготовления, хотя ему казалось тогда, будто он думает и делает нечто совершенно другое, вполне естественное. Он помнил, как сидел потом на берегу реки, на том самом месте, где играл в детстве. В ту ночь было темно и холодно и шел дождь. Он сидел на твердой, потрескавшейся земле, рядом лежала отрезанная рука девушки, и нигде не было ни огонька, если не считать мерцающих окон домов на другом берегу. Если отвернуться и прислушаться к шуму ветра, можно было поверить, будто весь мир куда-то исчез, будто ты вернулся назад во времени, туда, где еще не существовало того, что было сейчас для тебя дорого, где мужчины и мальчики могли быть собой.
Сущность того, что он совершил, уже постепенно размывалась в его мозгу, и, как ни странно, его не беспокоило, что его могут найти. Какое-то мгновение ему казалось, будто он сидит на краю мироздания, с трудом понимая, как оно может иметь над ним хоть какую-то власть. Снова повернувшись и взглянув на свет в окнах домов, он понял, что никто не может его увидеть, точно так же, как если бы он постучал в дверь, его никто бы не услышал. Их жизнь была теперь для него закрыта. Идти больше было некуда. Он просто сидел под дождем и прислушивался к звукам природы, пока не стало слишком холодно, и он отправился домой, где съел кусок холодной курицы и пошел спать.
Ничего подобного потом долго не происходило. Возможно, на этом все могло бы и закончиться, остаться реальным, но единственным в своем роде фактом. Но этого не случилось. Карла стала для него первой — но далеко не последней.
Он честно пытался. Он пошел в армию. Он исколесил полмира, пока наконец не уволился и не поселился в приятном городке, где у него появились работа, жена и ребенок.
Но было слишком поздно. Всегда оказывалось слишком поздно.
— Так или иначе, она оказалась глупой девчонкой — та, которая была похожа на Карлу. Действительно тупая как пробка. Родители с радостью поверили, что она куда-то сбежала, уехала в Калифорнию, как все прочие ленивые шлюхи.
— Как давно это было?
— Пятнадцать лет назад, — ответил он, — Это случалось не часто. Я не позволял себе такого. И никогда не трогал женщин из Торнтона или Драйфорда. Один раз — официантку из Оуэнсвилла. Они теперь все в лесу. Никто их никогда не найдет. Но с тех пор, как я начал… я думал, что справляюсь. Конечно, ничего хорошего в том не было, но я пытался держать ситуацию под контролем.
— Ваша жена ничего не знала? Не догадывалась?
Он немного помолчал.
— Она ушла.
— В самом деле?
Он отвел взгляд.
— Нет.
Неожиданно он нахмурился и поднял голову.
— Вы слышали?
— Я ничего не слышала, — ответила Нина. — А что вам послышалось?
Он покачал головой.
— Иногда, во время ночной грозы, она сильно пугалась.
— Ваша жена?
— Она слышала гром и думала, будто это кричит само небо. Она думала, что ночь гневается и ищет, с кем бы расправиться. Я говорил ей, что ничего особенного в этом нет, что это всего лишь шум, подобный тому, который производят играющие дети. Я говорил, что гром — это просто шум, оттого что где-то далеко играет небо.
Некоторое время он молчал, и Нина поняла, что он плачет.
— Джим, — мягко сказала она. — Мне действительно очень холодно. Я плохо себя чувствую. Вы не могли бы… нельзя ли мне взять мое пальто? Можете просто накрыть меня им. Чтобы мне было тепло. Уверена, он не станет возражать.
Однако он все еще ее не слышал, и Нина вдруг представила себе, как раскалывает железным ломом ему башку. Никто из них не слышал ничего, кроме бессмысленного бормотания внутри их собственных голов. Они говорили и говорили, но ни одно слово не достигало собеседника. И ни одно не проникало внутрь.
— Я просто… просто дошел до предела, — хрипло сказал он. — Понимаете?
— Нет, — холодно ответила она. — И никогда не пойму.
Некоторое время спустя вернулся Пол. Нина услышала, как снаружи хлопнула дверца машины и в дом вошли двое. Кто-то подошел к двери и щелкнул замком. Она подумала, что теперь, возможно, ее время истекло.
Однако, спустившись в подвал, Пол наклонился и помог ей встать на колени, а затем подняться на ноги.
— И что теперь? — спросила она, испытывая к нему непреодолимое отвращение.
— Собираюсь взять тебя с собой.
Он снова заткнул ей рот кляпом.
— У меня нет времени выслушивать твои глубокие мысли. Извини, если это хоть как-то тебя обезоруживает.
— Ей холодно, — неожиданно сказал Джеймс.
Он не смотрел ни на кого из них, сосредоточившись на сигарете у себя во рту. Нина даже не была уверена, что он обращается именно к Полу.
Тем не менее тот нагнулся и поднял пальто, то самое, которое целую вечность назад подарил ей Уорд. Он набросил пальто ей на плечи.
— Так лучше?
Нина быстро кивнула, тепло и благодарно, стараясь вести себя так вежливо, как никогда в жизни.
Когда пальто оказалось на ней, она и в самом деле почувствовала легкую тяжесть с левой стороны. Телефон находился от нее лишь в нескольких дюймах. Все, что ей требовалось, — найти способ нажать сквозь ткань кнопку включения, а затем кнопку быстрого набора номера. Это было трудно, но не невозможно. Уорду даже не надо было слышать ее голос. Он все понял бы по номеру, высветившемуся у него на экране…
— Ага, — пробормотал Пол. — Об этом-то я и забыл.
Сунув руку в карман ее пальто, он достал телефон, наблюдая за ее лицом. Как она ни пыталась, ей не удалось скрыть смертельного разочарования.
— Не стоит меня обманывать, Нина.
Когда он нес ее вверх по лестнице, к неверному свету, она мрачно подумала, что он всегда опережает ее на шаг. Ее и всех остальных.
И возможно, так будет всегда.
Когда мы с Джоном въехали на парковку возле бара «Мэйфлауэр», Унгер уже нас ждал. На этот раз он был одет более элегантно — в дорогой черный костюм с темным галстуком — и выглядел совершенно по-другому. Я подвел к нему Джона.
— Быстро добрались, — сказал Унгер. Даже его голос, казалось, звучал четче.
— Как вы сюда приехали?
— На такси. Не люблю водить машину.
— В самом деле?
— Это опасно.
— Опаснее, чем летать?
— Летчики обучены своему делу. А я нет.
Он повернулся к Джону.
— Карл Унгер.
— Джон Зандт.
— Я знаю, кто вы.
Джон нахмурился.
— Что вы имеете в виду?
— Кое-что, и не одно.
Унгер посмотрел на «Мэйфлауэр».
— Может, зайдем внутрь? Здесь чертовски холодно. Бар едва успел открыться, и Хейзел на работе не было. Вместо нее оказалась платиновая блондинка с татуировкой и проколотым языком. Я предположил, что это та самая Гретхен, которая противостояла ухаживаниям Ллойда. Думаю, они вполне подошли бы друг другу. Даже заставить ее приготовить кофе оказалось очень сложной задачей.
Мы устроились в кабинке у задней стены. Унгер положил руки на стол перед собой.
— Ваша подруга так и не нашлась?
— Нет, — ответил я.
— Мне очень жаль это слышать. Но, честно говоря, я здесь для того, чтобы поговорить совсем о другом.
Он подтолкнул к нам листок бумаги. Мы с Джоном прочитали:
«Это наш день. Мы в Америке. Но мы не американцы. Мы в Европе. Но мы не европейцы. Мы не азиаты, не арабы и не африканцы; мы не христиане, не мусульмане и не иудеи. Мы истинные люди. Пора преподать остальным урок, как надо жить».
— Очередной зашифрованный спам?
— Отправлено сегодня в шесть утра. Закодировано по тексту Корана, не больше и не меньше.
— Выглядит по-мессиански, но что с того? Карл, скажу честно — для меня сейчас важнее всего Нина.
— Вчера днем в спортивном магазине торгового центра в Калифорнии взорвалась бомба.
— Мы слышали. И что?
— Видеокамеры зафиксировали изображение подозреваемого, но он исчез. Сынок богатых родителей из Долины. Его имя Ли Гион Худек.
Джон уставился на него.
— Худек?
— Как я понимаю, это имя что-то вам говорит?
— Райан, не Ли Гион. Райан Худек упоминается в файлах, которые я забрал из дома застройщика по фамилии Дравецкий.
— Которого вы убили.
Для меня довольно странно было увидеть Зандта захваченным врасплох.
— Откуда вы знаете?
— Я не был в этом уверен до конца, лишь предполагал. За этот год при подозрительных обстоятельствах умерли еще несколько человек, имена которых были мне известны из достаточно необычных источников. У меня возникла теория, что некто уничтожает тех, кто, по его мнению, принадлежит к верхушке «соломенных людей». Так?
Джон ничего не ответил.
На этот раз уже я подозрительно уставился на Унгера.
— Сдается мне, вы знаете куда больше, чем рассказали, когда мы встречались в прошлый раз.
— Моя работа — собирать информацию, а не делиться ею. Лишь тринадцати людям во всем мире полностью известны все детали этой истории. Другим мы не доверяем, а я в особенности. Из-за этого погибли мой отец и дед.
— Кто это «мы»? Если ЦРУ знает…
— Это не Контора, — перебил он. — Как и ФБР, они слишком скомпрометировали себя для того, чтобы в этом участвовать.
— Хорошо, тогда кто такие «мы»? — раздраженно спросил я. — Карл, дело пойдет намного быстрее, если вы станете отвечать не только на прямые вопросы.
— Постараюсь.
Он повернулся к Зандту.
— Мне давно уже хотелось с вами поговорить. С вами не так-то легко связаться.
— Мне ли не знать, — пробормотал я.
Джон отнюдь не демонстрировал открытости.
— Зачем вам со мной разговаривать?
— Прежде всего затем, чтобы я смог вам доверять, — ответил Унгер. — Все, что мне известно, — это то, что вы друг Уорда, что вы раньше были опытным детективом, а теперь стали опасным убийцей. Я видел протокол вскрытия трупа Дравецкого.
Джон немного подумал, затем достал из кармана два пластиковых пакета вроде тех, в которые складывают найденные на месте преступления вещественные доказательства. В обоих лежали маленькие, непонятного вида предметы. Я взял один из них. Он напоминал комок земли, хотя в нем прослеживались яркие цветные прожилки, синие и зеленые.
— В Новой Англии, — сказал Джон, — есть каменные сооружения, которые обычно считают старыми погребами. Содержимое этих пакетов найдено в одном из них, в Массачусетсе.
— Это имеет какое-то отношение к тому… Озу Тернеру? — спросил я.
Джон кивнул.
— Я убедил его показать мне первое из когда-либо найденных таких мест, в округе Уэбстер. Оно было надолго заброшено, почти сразу же после того, как его обнаружили, и пострадало намного меньше других. Некоторые из фотографий, исчезнувших с его сайта, снимал я сам в тот день. А потом отправился к одному из своих знакомых в Ричмонд и точно так же убедил его рассказать мне все возможное о содержимом этих пакетов.
Я взял второй пакет.
— Похоже на кусок кости.
— Так и есть. Фрагмент черепа.
Джон посмотрел на Унгера.
— Можете сказать мне, что в первом?
— Небольшой кусочек медной руды, — ответил Унгер. — Добытый в районе Великих озер, за несколько тысяч лет до Рождества Христова.
— О господи, — сказал я. — И вы туда же.
— Да, — кивнул Джон, не обращая на меня внимания, — Кость тоже очень старая. И человеческая. У меня не было времени на радиоуглеродный анализ.
Я начал ощущать себя тупым учеником в классе, чего терпеть не могу.
— И почему же все это оказалось в погребе?
— Потому что это вовсе не погреб, — ответил Унгер. — И все остальные тоже. Это древние захоронения.
— Что значит «древние»?
— Некоторым всего пятьсот — шестьсот лет. Другие старше на несколько тысячелетий. Именно там находили вечный покой вожди «соломенных людей».
— Что?
— Вряд ли все так просто, — усомнился Зандт. — Скорее всего, там же они хоронили и свои жертвы. Коллекция, выставка. Произведение искусства. А потом наконец там погребали и убийцу, рядом с останками тех, кого он погубил за всю свою жизнь.
Он посмотрел на меня.
— Помнишь то место, которое мы нашли к югу от Якимы? Тоже нечто подобное. И еще я обнаружил ссылку в журнале об археологических находках в Германии. Захоронение возрастом в десять тысяч лет, причем тела были расположены в определенном порядке. Возможно, некоторые из выглядящих куда более безобидно древних захоронений представляют собой то же самое. Это не вожди, похороненные вместе со слугами, которые будут прислуживать им в загробном мире, а серийные убийцы, похороненные вместе с их жертвами.
— Но почему? — спросил я. — Чтобы закрепить за собой территорию? Мы хороним на этой земле своих мертвецов, значит, она наша?
— Возможно, но не только, — сказал Унгер. — Если нанести на карту распределение этих камер по Новой Англии, то окажется, что они расположены вокруг определенных территорий.
— Они считали, что создают нечто вроде силового поля вокруг своих владений? Стену из крови?
— Вроде того.
— Вы издеваетесь?
— У серийных убийц есть похожие ритуалы и в наши дни, насколько мне известно. Это просто воплощение идеи в жизнь.
— А теперь постарайтесь, чтобы и я смог вам доверять, — сказал Джон Унгеру. — Я думал, что я единственный, кому известна эта подробность о «соломенных людях». Если я не прав — расскажите о том, что известно вам.
— Хорошо, — согласился Унгер, — Но вам придется смириться с тем, что я не стану излагать все подробности и доказательства, поскольку на это у меня нет времени. Вам придется просто принять на веру все то, что я сейчас расскажу.
Я подпер голову руками и приготовился слушать.
— Краткая версия, — начал Унгер, закуривая одну из моих сигарет. — Как вам, несомненно, известно, последний ледниковый период закончился примерно за одиннадцать тысяч лет до нашей эры. Настал конец великому оледенению, планета вновь стала комфортным местом для жизни, и человечество смогло позволить себе такую роскошь, как культура.
В течение последующих пяти тысячелетий мы начали преобразовывать мир. Появилось земледелие, торговля, связь. Мы далеко опередили неандертальцев. Вот почему следы древних культур можно найти в самых неожиданных местах по всей земле — это не аномалии, всемирная цивилизация действительно существовала.
У каждой культуры мира есть свои легенды о тех безмятежных временах: сады Эдема, остров Дильмун, Айриана-Ваэджо и так далее. Однако всегда существовали мужчины и женщины, отличавшиеся от других, которые, объединившись, стали силой, предшествовавшей появлению «соломенных людей». Примерно за шесть тысяч лет до нашей эры они решили атаковать мировые центры культуры. Их амбиции не знали границ. Они заявляли: «Мы ненавидим новый мировой порядок, и мы намерены его уничтожить». Им потребовалось пятьсот лет для того, чтобы распространиться по всей планете, захватывая один материк за другим, словно муравьи-убийцы.
— Они завоевали весь мир?
— Нет. Это не было завоеванием. Им не нужна была власть, им нужно было, чтобы все остальные умерли. Они просто уничтожали все на своем пути и двигались дальше.
Суть «соломенных людей» заключается в том, что они никогда не остановятся. К тому же учтите, что существуют люди, которые безумны сами по себе.
Хотите знать, на что было похоже последнее сражение с «соломенными людьми»? Представьте себе творения Иеронима Босха и помножьте их на Холокост. Они сжигали наши города и земли, наводя на всех такой ужас, что та эпоха породила практически в каждой из культур мифы о преисподней. Цивилизация оказалась отброшена на тысячелетия назад, и в конечном счете в памяти человечества эти события перемешались с другими, также положившими конец целым эпохам — вроде гигантских наводнений, которыми завершился последний ледниковый период.
Вот почему легенда об Атлантиде заканчивается потопом. Вспомните еще и Ноев ковчег. И по той же самой причине историю Атлантиды ошибочно относят примерно к одиннадцать тысяч шестисотому году до нашей эры, когда по всему миру катастрофически повысился уровень морей. Добавим к этому вулканы и столкновения с астероидами, случившиеся на протяжении многих тысячелетий (привет, Содом и Гоморра). И в итоге получаем миф о катастрофе, растянувшейся на целую эпоху. Разрушения, произведенные «соломенными людьми» по всему миру, были столь ужасающи и необратимы, что в конечном счете их начали приписывать богам — как наказание за неправедную жизнь.
Последние восемь тысяч лет мир приходил в себя после этого апокалипсиса, и примерно три или четыре тысячи лет назад они окончательно ушли в тень. В «Тимее» — первой известной версии древнего мифа об Атлантиде — Платон говорит о «горной меди». Он рассказывает, что ею были покрыты стены города и из нее были сделаны колонны, на которых были начертаны их законы. Выглядит как весьма характерное описание. И знаете почему?
— Доисторические медные рудники на Великих озерах, — сказал Джон.
— Совершенно верно. Это неточная ссылка на точный факт. «Соломенные люди» основали свои рудники в Америке, территории, которую они объявили своей собственностью. Факт верен, неверна эпоха — поскольку, если помните, Платон писал примерно в четвертом веке до нашей эры, через два тысячелетия после того, как здесь началась добыча меди, и через целых пять тысячелетий после войны. Путаница началась уже тогда. Да и вообще, Уорд, это же очевидно. Как было названо водное пространство, позволявшее логову «соломенных людей» существовать на безопасном удалении от Европы? Атлантика.
— Это просто совпадение. Или…
— Ни о каких совпадениях не может быть и речи. Большинство существующих в мире мифов, вплоть до вампиров, оборотней и демонов, являются попытками постичь эту бесконечную борьбу. Они напоминают нам о том, что есть те, кто подстерегает нас ночью, кто преследует нас с целью уничтожить. Христос не изгонял демонов в буквальном смысле этого слова. Это лишь кодовая фраза, включенная в текст Библии, отмечающая факт создания Церкви с целью защиты от «соломенных людей», истинных демонов, являющихся врагами всего человечества.
Последовала пауза, в течение которой я пытался переварить услышанное.
— Значит, насколько я догадываюсь, вы на самом деле вовсе не работаете на ЦРУ?
— Почему же, работаю. Способ не хуже других для того, чтобы внедриться во всемирное подполье. Но — да, это всего лишь прикрытие. Я работаю на масонов. Неофициально я поддерживаю связь с организацией «Богемская роща», и время от времени пытаюсь взаимодействовать с иезуитами. Главная цель всех этих людей, даже Бильдербергского клуба — хотя в наше время они действительно превратились в презренных глобалистов и пытаются править миром у всех за спиной, — стабильность. Самое же главное заключается в том, что они даже не понимают, в чем их истинное предназначение. Каждый из них считает, что участвует в этом лишь ради денег и власти. Но подлинная цель всей структуры состоит в том, чтобы создать барьер на пути «соломенных людей».
— Значит, даже члены тайных обществ не знают, чем на самом деле это тайное общество занимается? — Я покачал головой. — Фантастика.
— Им незачем что-либо знать. Это просто работает. Вы не можете помешать тому, о чем вам неизвестно. Как сказал Гераклит — да, он был одним из нас, — скрытая связь всегда сильнее, нежели очевидная.
Я посмотрел на Зандта.
— Что мне в Карле нравится, так это то, что с его помощью ваши слова даже приобретают некий смысл.
Зандт сидел, уставившись в стол, с видом человека, которого наконец реабилитировали, хотя подобного он не мог даже ожидать.
— Не слышу ничего такого, во что я не мог бы поверить.
— Джон, ты готов поверить во что угодно.
Унгер крепко сжал мое плечо.
— Уорд, вы думаете, это случайность, что Римская империя официально приняла христианство, как только почувствовала, что теряет былую силу? Конечно, нет. Это была преднамеренная передача власти по договоренности с императором Константином и его матерью. С целью сохранения структурного наследия Римской империи была создана римско-католическая церковь, точно так же, как до этого сама она унаследовала структуру общества греков и египтян.
У истоков Церкви стояли тайные властители того времени, так же как их современные аналоги — у истоков Европейского союза. Как и любые человеческие сообщества, Церковь в конце концов утратила влияние, но в самом начале апостол Павел увидел в учении иудейского мятежника потенциал для создания международной организации и оказался прав.
Централизованная власть распространялась через более мелкие ее подразделения, которые сажали в каждом населенном пункте священника, докладывавшего о положении дел центру. Католическая церковь формировала жизнь Европы в течение последующих полутора тысячелетий, неустанно следя за любыми признаками деятельности «соломенных людей».
Общество масонов возникло на основе ордена рыцарей-тамплиеров, одного из сообществ, которое пошло на разрыв с Церковью, когда она начала терять свое могущество. Однако Церковь была еще достаточно сильна для того, чтобы подавить тамплиеров под предлогом борьбы с катарской ересью, и они тайно преобразовались в общество масонов, которое продолжает действовать и до сих пор, восемьсот лет спустя.
Почти никто из нынешних масонов не догадывается, что их организация — не просто один из закрытых клубов. Лишь трое ее членов, имеющих высшую, тридцать третью степень, знают истинную цель.
Продолжающееся соперничество между масонами и Церковью вызвано тем, что и та и другая организации были созданы — в разное время и очень разными людьми — для борьбы с одной и той же угрозой. Церковь, успевшая основательно разжиреть за счет своих доходов, не желала никому передавать бразды правления, и именно поэтому междоусобная война между двумя организациями продолжалась в течение пятисот лет.
В мире нет места такому количеству тайных элит, когда они сражаются за одни и те же сердца, умы и деньги. И особенно когда они забывают о том, для чего в первую очередь существуют. Да, масоны имеют к этому непосредственное отношение, так же как и Трехсторонняя комиссия, Банк международных расчетов, «Ла-Дефанс», «Эль-Рашджид», «Юмпек» и прочие, о которых вы, хотелось бы надеяться, даже не слышали. Лишь один человек в каждой из этих организаций знает правду, помимо троих масонов. Мы — те, кто стоит между этим миром и «соломенными людьми».
Неожиданно он показался мне очень уставшим.
— Все дело в том, что им постоянно удается нас обойти — из-за того, что рано или поздно мы становимся чересчур алчными и забываем о своем предназначении, так же как со временем забываются события прошлого.
Да, конечно же Христос учился в Китае, и да, сбежал во Францию после распятия, и, само собой, оказался в конце концов в Кашмире, где и умер. Кого волнует подобная чушь? Суть не в этом. Христос был всего лишь еще одним хорошим парнем, так же как Мухаммед, Будда или Джимми Стюарт. Таких много.
Мы же должны противостоять «соломенным людям». Все остальное не имеет значения. В этом состоит смысл жизни. Долгое время мы действовали наобум, но теперь наконец появились современные технологии. Однако с появлением Интернета мы не можем больше помешать «соломенным людям» объединять свои усилия. Они лишь сильнее ненавидят нас. И ничего с этим не поделаешь.
Он откинулся на спинку стула.
Некоторое время все молчали.
— А НЛО? — спросил я. — Какое они имеют ко всему этому отношение?
— Их не существует, Уорд. Не будьте идиотом.
Никогда не стоит говорить, что я не воспринимаю новые идеи. Минут пять я пытался обдумать все сказанное Карлом, в основном чтобы понять, сможет ли оно хоть как-то помочь мне в поисках Нины. Пришел к выводу, что не сможет, и решил, что все это мне не особо интересно. Когда я снова врубился в происходящее, Джон и Унгер все еще были поглощены разговором.
— Что, собственно, было в тех файлах?
— В основном контракты, — ответил Джон. — У Райана Худека, похоже, дела шли не лучшим образом, и все говорит о том, что Дравецкий активно помогал ему в бизнесе. В качестве некоей услуги.
— Или платы, — сказал Унгер. — Думаю, вчерашняя бомба в Лос-Анджелесе была лишь разминкой.
— Перед чем?
— Не знаю, но…
Неожиданно у меня в голове словно вспыхнула лампочка. Я посмотрел на них.
— Вот почему они устроили побег Полу.
Оба повернулись ко мне.
— А вы подумайте, — возбужденно предложил я. — Полгода назад Пол вышел из-под контроля и стал проблемой для «соломенных людей». Помните, Дравецкий послал в лес нескольких парней, чтобы те его убили? А теперь они идут на захват бронированного автомобиля лишь ради того, чтобы его освободить? Зачем им это нужно?
— Он все о них знает, — выдвинул версию Джон. — Они хотели убрать его на случай, если он попытается их выдать в обмен на более мягкий приговор за убийства Джонс и Уоллес. И они от него избавились.
— Он бы их не предал, и они это знали. Так же как знаешь это и ты. Ты ведь не считаешь его мертвым — иначе не болтался бы тут вместе со мной. Если бы им было нужно, чтобы его убили, его могли прирезать в «Пеликан-бэй» по одному телефонному звонку. Он им нужен. Это единственный осмысленный вывод.
Джон некоторое время молчал, затем вид у него стал таким, словно его стукнули по затылку.
— Что? — спросил Унгер.
— И как вы еще об этом не догадались? Этот самый «День ангелов» — имеется в виду Лос-Анджелес. День ангелов в городе ангелов.
Унгер уставился на него.
— Они собираются атаковать Лос-Анджелес?
— Пол хорошо знает город, — сказал я. — Возможно, именно там он впервые начал убивать. И уж точно там он похищал жертвы для «соломенных людей». Джессику Джонс он тоже убил именно там.
— Дравецкий, Худек и как минимум еще четверо живут или жили в этом городе, — напомнил Джон. — У них достаточно влияния в тамошнем ФБР, чтобы Нину в начале этого года отстранили от работы.
Я встал, глядя на парковку. Внутри у меня все похолодело от страха.
— А четыре дня назад Нина, я и один агент ФБР, которому мы пытались обо всем этом рассказать, — Чарльз Монро, тоже из Лос-Анджелеса, — отправляемся на другой конец страны, чтобы расследовать преступление, похожее на дело рук серийного убийцы. Два дня спустя Нина исчезает. Я звоню Джону, и он тоже оказывается здесь. Мы все теперь вместе, и все мы не там, где нужно.
Джон и Карл уже стояли.
— Пора, — сказал Карл. — В течение часа я найду местный аэродром и организую для нас самолет. Джон, у вас есть адрес Райана Худека?
— Да. Но полиция Лос-Анджелеса наверняка уже там.
— Послушайте… — начал я.
— Конечно, — ответил Унгер Джону. — Но они лишь расспросят родителей о том, где может быть их сын, и оставят их в покое. Кто станет подозревать их в причастности к тому, что совершил парень?
— Вы можете сделать так, чтобы они не смогли выйти из дома?
— Могу попробовать.
— Я не полечу в Лос-Анджелес, — сказал я.
Зандт раздраженно повернулся ко мне.
— Уорд, ты хочешь сказать…
— Я знаю, что говорю.
Карл стоял, приложив к уху телефон и глядя на меня бесстрастным неподвижным взглядом фанатика. Мысленно они с Джоном были уже за дверью.
— Уорд, это не слишком трудное решение. Это всего лишь одно из многих.
— Я всегда выбираю одно. И всегда буду так поступать. А все остальные меня просто не интересуют.
Джон посмотрел на меня и покачал головой.
Я прошел мимо него и мимо кабинок, которые начали заполняться людьми, пришедшими выпить первый за сегодня бокал и съесть сандвич. Шагал я быстро, чувствуя, как во мне нарастает злость, и, выходя из дверей, едва не с сбил ног какого-то типа в дешевом костюме. Он даже не взглянул на меня.
Подходя к машине, я услышал, как кто-то окликнул меня по имени. Обернувшись, я увидел Хейзел, выходившую из автомобиля на другой стороне парковки. Я чувствовал, что любое промедление может остановить меня навсегда, но все же помахал ей. Она помахала в ответ. Потом я завел двигатель и выехал на дорогу.
Через полмили зазвонил мобильник. Я достал его, ожидая, что это Джон или Карл, в тщетной надежде, что они решили оставить проблемы Лос-Анджелеса тамошней полиции. Но это оказался Монро.
— Где вы? — спросил он.
Голос его звучал очень сосредоточенно.
— Еду в центр Торнтона. Что случилось?
— Подъезжайте к полицейскому участку, я там. Кажется, мы кое-что нашли.
Выскочив из машины рядом с полицейским участком, я вбежал внутрь. Монро беседовал с каким-то офицером, которого я никогда раньше не видел. Мне он сразу же не понравился, даже с расстояния в десять ярдов. Прервав разговор, Чарльз направился прямо ко мне. Полицейский бросил в мою сторону полный профессионального превосходства взгляд. Мы вышли на улицу.
— Это ваша машина?
— Да. Кто этот тип, с которым вы разговаривали?
— Шериф одного городка по другую сторону от Оуэнсвилла.
— Что он тут делает?
— Честно говоря, не знаю. Но он, похоже, куда больше информирован, чем местные.
— Что не так уж и удивительно.
— Верно. Но наконец хоть какая-то польза для нас. Джулия Гуликс заявила Рейделу, что приехала жить в Торнтон шесть лет назад — что совпадает с тем временем, когда она сняла здесь квартиру и поступила на работу в Оуэнсвилле. Однако она также сказала, что родилась и выросла в Боулдере.
— И?
— Она солгала. Последние полтора дня мы пытались отыскать там любые ее следы, но ничего не нашли. Нет сведений ни о рождении, ни об учебе, ни о работе — ничего. Потом, полчаса назад, один полицейский из Торнтона наконец наткнулся на сведения о девушке по имени Джейн Гиллан, которая родилась и ходила в школу в Драйфорде.
Судя по всему, для Монро это значило очень многое. Однако у меня его слова не вызвали никаких ассоциаций.
— Драйфорд? Тоже в Колорадо?
— Нет. Примерно в шести милях отсюда, по другую сторону того самого леса, где были найдены второй и третий трупы.
Я открыл рот и тут же снова его закрыл.
— Вот именно, — сказал Монро. — Так я и думал. Так что поехали.
Дождавшись, пока мы выедем на дорогу, я спросил:
— И что у вас есть по этой Гиллан?
— Не слишком много, но достаточно. Последнее, что нам о ней известно, относится к тому времени, когда ей было двенадцать. Отец Джейн Гиллан умер в тысяча девятьсот девяносто втором году при слегка подозрительных обстоятельствах, и именно они навели здешнего полицейского на мысль, что тут может существовать некая связь. Однажды ее отец напился пьяным, упал с лестницы и сломал себе шею. В тот момент дома не было никого, кроме его маленькой дочери. Якобы, вернувшись домой, мать обнаружила мертвое тело в коридоре и Джейн, сидевшую за уроками на кухне. Уолтер Гиллан был отъявленным алкоголиком и расистом, к тому же, как многие знали, регулярно избивал жену, так что никто не стал прилагать особых усилий к расследованию того, что могло и вовсе не оказаться преступлением. Сразу же после случившегося его жена и дочь уехали из Драйфорда, и о них больше никто ничего не слышал. Однако в тысяча девятьсот девяносто восьмом году в Торнтон переезжает женщина по имени Джулия Гуликс.
— Не слишком-то она опытна, верно?
— В смысле?
— У нее самые рыжие волосы в мире, но ей не приходит в голову их скрыть, когда она встречается со своей второй жертвой в «Мэйфлауэре». Она считает достаточно удачной мысль о том, чтобы оказаться в числе обнаруживших тело Уидмара, в то время как в результате лишь облегчает вам задачу. Она выбирает себе новое имя с теми же инициалами, что и настоящее, — ради чего?
— Подобное постоянно случается с беглецами или обычными людьми, решившими начать жизнь с начала. Так легче подписывать чеки и узнавать свое новое имя, когда впервые слышишь его от других.
— Я бы на ее месте рискнул и ушел в чуть более глубокое подполье.
— Не все убийцы — профессионалы, и лишь немногие вообще в достаточной степени умны. Они далеко не всегда думают о будущем.
— В таком случае стоит задуматься о том, скольких серийных убийц удается поймать с первого же раза, прежде чем у них появится шанс войти во вкус.
— Об этом мне сейчас совершенно не хочется думать. И точно так же мне не хотелось бы умереть до того, как мы туда доберемся, так что не могли бы вы ехать помедленнее?
Я действительно замедлил ход, но лишь для того, чтобы проехать перекресток напротив «У Рене». Но стоило мне выехать на дорогу, ведущую через лес в Драйфорд, я снова вдавил педаль до упора, не обращая внимания на побелевшие костяшки пальцев Монро.
— У меня есть адрес, по которому жила Гиллан в детстве, — сказал он, не глядя на проносящиеся мимо деревья. — Однако это никак не объясняет, что произошло после того, как Гуликс уже сидела за решеткой.
— Видимо, был кто-то еще, — заметил я. — Помните, когда Джон спросил ее про руки? «Объясните хотя бы, что это за история с отрубленными руками». И именно тогда она начала терять голову.
Монро покачал головой, не вполне понимая, к чему я клоню.
— Она не знает, — пояснил я. — Она ничего не знает о том, что это за история с отрубленными руками. Когда-то давно она увидела нечто страшное. Возможно, она пыталась кому-то об этом рассказать, но ее побили или накричали на нее, и событие отпечаталось у нее в памяти так, что она не может о нем забыть. А сейчас она изображает чей-то чужой психоз, но ей это не удается, поскольку сама она на самом деле полностью нормальна.
— И тем не менее она убила двух человек.
— В самом деле? Так же как и та женщина из Джеймсвилла, которую знала Нина, та самая, которая убила надругавшихся над ней мужчин? Всегда ли убийство — самый худший поступок? Независимо от того, что ему предшествовало?
— Ни Уидмар, ни тот неизвестный, насколько мы знаем, не причинили Гуликс никакого вреда.
— Да. Но кто-то наверняка причинил.
Драйфорд оказался маленьким, высохшим от старости городком, который, казалось, сам удивлялся тому, что до сих пор существует. Дорога из леса упиралась под прямым углом в Мэйн-стрит. Через два поворота мы выехали на Джефферсон-авеню, длинную узкую улицу, по обеим сторонам которой изредка встречались маленькие домики. Примерно в ста ярдах от ее конца Монро велел мне остановиться возле дома номер 23.
Мы посмотрели в окно на выкрашенный в желтый цвет деревянный дом. Он был не слишком большим, но выглядел хорошо ухоженным.
— Что, собственно, мы надеемся тут выяснить?
— Что угодно, Уорд. Все, что сумеем.
Мы вместе прошли по дорожке к двери, и Монро нажал кнопку звонка.
Нам открыла женщина средних лет. Монро спросил ее, как давно она живет в этом доме, и услышал в ответ, что восемь лет. Он обнаружил, что ни она, ни ее муж не имеют никакого отношения к семье Гилланов и вообще никогда о них не слышали. К счастью, ему хватило такта не упоминать, что один из членов той семьи умер, свалившись с лестницы, видневшейся за спиной женщины. В последнее время никто не проявлял к ним необычного интереса — за исключением, естественно, нас, — и хозяева дома не замечали ничего странного по соседству. Собственно, она вообще не имела никакого понятия, о чем мы говорим. В подобной ситуации у нас не было никаких оснований попросить ее дать нам осмотреть дом и двор. Что мы могли там найти?
Мы поблагодарили женщину и вернулись к машине. Остановившись, я посмотрел в ту сторону, откуда мы приехали, и на минуту задумался.
— Интересно, как далеко пришлось бы идти отсюда до леса? — спросил я. — Маленькой девочке, которой позволено бродить, где ей вздумается?
— Не особо далеко, — заметил Монро. — Но можно ведь пойти и в другую сторону, на восток.
— Верно, — согласился я, поворачиваясь и глядя в другую сторону. — Сходим посмотрим?
Мы дошли до конца дороги. По другую сторону больших ворот шла под уклон в сторону леса широкая лужайка, которую пересекала неровная тропинка.
— Можно пройти и здесь, — сказал я.
— Не слишком-то короткая прогулка.
— Подозреваю, вы удивитесь, если узнаете, как далеко может уйти ребенок, если он не чувствует себя в безопасности дома. А если пойти по этой тропинке, то окажешься совсем рядом с тем местом, где нашли труп и рубашку.
— Так что, возможно, теперь мы знаем о Гуликс несколько больше, чем раньше. — Монро потер лицо руками. — Но что дальше?
— Ничего. Тупик. В очередной раз.
Повернувшись, я направился обратно к машине, но, пройдя десять ярдов, остановился и посмотрел на дом у самого конца дороги.
Монро обернулся ко мне.
— Что такое?
Как и в большинстве подобных городков, чем дальше от центра располагались дома, тем менее ухоженными они казались. Драйфорд едва можно было назвать городом, и данный эффект проявлялся здесь лишь сильнее. Дом номер 23 находился в двух минутах ходьбы отсюда и выглядел чистым и опрятным, чего нельзя было сказать о доме в конце улицы, отгороженном от нее воротами. Он был несколько больше, чем остальные, но казался давно заброшенным. Вдоль стены теснились деревья. Просторный двор, примерно сто на пятьдесят футов, полностью зарос высокой травой и кустами. Казалось, будто в этом доме уже много лет никто не живет.
Однако прямо перед домом стоял белый фургон без окон по сторонам.
— Я уже видел раньше похожий фургон, — сказал я.
— Их можно увидеть где угодно, — невозмутимо заметил Монро. — У моего шурина есть такой. Он австралиец и называет его «комби».
Я покачал головой.
— Я видел именно этот несколько дней назад. Я уверен.
Монро понял, что я говорю серьезно, и встал рядом со мной.
— Не помните где?
— Где-то в Торнтоне… Да. На улице неподалеку от полицейского участка, в тот вечер, когда пропала Нина. Я думал, это первые репортеры, прибывшие освещать арест Гуликс.
— Вы уверены, что это тот самый фургон?
— Уверен.
— Возможно, это просто кто-то из местных. Я могу проверить номера.
— Не важно, — сказал я, идя к воротам. — Я намерен взглянуть на этот дом.
Я открыл ворота, наблюдая за домом в поисках каких-либо признаков реакции на наше появление. Дом казался мертвым, окна на верхнем этаже выглядели темными и серыми. Трава по другую сторону ворот была примята колесами. Мы пересекли двор, слыша шелест длинных стеблей, и, остановившись посередине, огляделись по сторонам. Позади у дороги в кроне дерева послышался щебет какой-то птицы.
— За последние несколько дней фургон не один раз выезжал отсюда.
— Но если его хозяин здесь живет, — сказал я, — и ездит туда-сюда каждый день, то каким образом здесь смогла вырасти столь высокая трава?
Монро немного подумал и полез в карман. Достав пистолет, он проверил его. Я сделал то же самое.
— Будем осторожны, — сказал он.
— Не хотите вызвать помощь?
— Против кого?
Он улыбнулся, и я понял, что на самом деле он хотел бы вызвать подмогу, но знал, что с его стороны это будет выглядеть проявлением трусости. Он хотел доказать самому себе, что он все еще в форме, после того как в него стреляли в начале года. И что Нина тоже многое для него значит.
— Ведите, шеф, — пошутил я. — Я слышал, именно так говорят по телевизору.
Он направился прямо к входной двери. Я пошел за ним, внимательно глядя по сторонам, но ничего не увидел, кроме очередных отвалившихся досок и буйной растительности. Либо хозяин дома терпеть не мог работы по двору, либо недавно вернулся после достаточно долгого отсутствия.
Я поднялся следом за Монро на крыльцо. Окна справа от двери были покрыты пылью и затянуты изнутри паутиной. Я встал у стены, готовый быстро действовать, если потребуется. Монро протянул руку и постучал.
Ответа не последовало. Он постучал снова. Ничего.
Осторожно взявшись за ручку, он повернул ее. Дверь со щелчком открылась. Он придержал ее, чтобы она не распахивалась слишком широко.
Он посмотрел на меня. Я понял: либо внутри кто-то есть и не отвечает на стук, либо дом пуст.
Я кивнул.
Монро открыл дверь, а я отошел от стены. Ничего страшного не произошло, и я осторожно последовал за ним, тихо прикрыв за собой дверь.
Я прислушался.
Впереди виднелся темный коридор, открытые двери по обеим сторонам которого вели в жилые помещения. Монро кивнул мне на одну из них, а сам шагнул в другую, вытянув руку с опущенным вниз пистолетом. Не знаю, что увидел он, но комната, в которую заглянул я, вся была покрыта толстым слоем пыли, однако мебель стояла на месте, и на стенах висели картины. Шкаф у дальней стены был заполнен книгами — старыми романами и математическими трудами.
Вернувшись в коридор, мы двинулись дальше, стараясь не скрипеть половицами. Еще несколько комнат — столовая, небольшой кабинет, — выглядевших примерно так же. Большую кухню в задней части дома тоже, видимо, последний раз убирали много лет назад. Никаких признаков вандализма. Либо местные ребятишки были удивительно хорошо воспитаны, либо этот дом внушал им страх.
Переглянувшись, мы с Монро прошли за угол к лестнице, ведшей на верхний этаж. Я ждал внизу, пока он осторожно поднимался наверх, прижимаясь спиной к стене и выставив перед собой пистолет. Когда он добрался до верха, я двинулся следом.
Наверху располагались три спальни. Разделившись, мы осмотрели их. Во всех до сих пор стояли кровати. На одной отсутствовал матрас. В середине этой комнаты стояло деревянное кресло, а на полу лежал абажур от лампы. Вокруг валялись листья и куски травы.
Когда я снова вышел в коридор, Монро все еще обследовал другую спальню. Я проверил ванную, столь же пустую и пыльную, как и все остальное, и, выйдя из нее, уже успел слегка расслабиться, когда вдруг мне показалось, будто я что-то слышу.
Звук доносился из той комнаты, где я уже был. Оттуда, где стояло кресло.
То ли сопение, то ли тихий звук рвущейся материи?
Я выпрямил руки, подняв пистолет чуть выше, и, бесшумно подойдя к двери в комнату, остановился рядом.
И увидел небольшую тень, скользнувшую вдоль стены.
Монро вышел из главной спальни. Я быстро поднял руку, выставив указательный палец. Он застыл как вкопанный. Я показал на комнату. Он коротко кивнул.
Я шагнул в дверь, направив пистолет в дальний угол, затем быстро развернулся, описав стволом дугу вдоль дальней стены. Сделал еще шаг и, опустившись на одно колено, неуверенно заглянул под кровать, ту самую, что без матраса. В комнате никого не было.
Я повернулся к стоявшему у двери Монро.
— Вы что-нибудь слышали?
— Нет. А что?
Я покачал головой.
— Похоже, ничего. Не важно.
Я медленно выдохнул. Казалось, вокруг меня дышит весь дом.
Мы снова спустились по лестнице, еще раз осмотрели комнаты и вернулись в кухню.
— Похоже, снова пустышка, Уорд.
— И тем не менее это тот самый фургон, который я видел. Тот факт, что дома никого нет, ничего не меняет.
— Но и полезного тоже ничего не дает. Мы…
Неожиданно он замолчал, глядя куда-то за мое плечо. Повернувшись, я увидел неприметную дверь в стене кухни.
— Шкаф?
— Не думаю, — ответил он, снова понизив голос. — Она находится прямо под лестницей.
Я взялся за ручку двери. За ней оказалась темнота. Потянуло холодным воздухом. Просунув в дверь руку, я поискал выключатель, нашел его и включил.
Деревянная лестница вела в подвал.
Мы спустились вниз. Подвал представлял собой большое прямоугольное пространство, совершенно пустое. Я уже собирался повернуться, чтобы снова подняться наверх, но Монро остановил меня.
— Подождите. Взгляните на пол.
В резком свете единственной лампочки для любого, кто знал, что искать, становилось очевидно, что пыль и грязь на полу распределены не равномерным слоем, но лежат большими неровными завитками, словно кто-то здесь недавно судорожно извивался, не имея возможности нормально двигаться. Повинуясь некоему импульсу, я опустился на одно колено и мягко коснулся рукой пола, уставившись на него и прислушиваясь.
Монро переместился чуть дальше и занимался чем-то похожим.
— Ну что ж, — сдавленно проговорил он. — Похоже, мы все-таки кое-что нашли.
Я неохотно поднял взгляд.
— Что?
— Едва заметное кровавое пятно. Кто-то основательно постарался, пытаясь его затереть. Однако здесь есть и следы летучих жирных кислот. Как будто в течение некоторого времени здесь лежало чье-то тело.
— Живое или мертвое?
— Только что умершее, — ответил он. — Итак, похоже, мы нашли, где Гуликс держала свою первую жертву, прежде чем срезать с нее мясо.
— Думаете, эти следы в пыли — от нее?
Мне не хотелось услышать утвердительный ответ, и он это понял.
— Не знаю, Уорд. Но скорее всего, да. Возможно, этот дом имеет непосредственное отношение к Гуликс. Но ничто конкретное не связывает его с Ниной.
— Но фургон появился здесь уже после того, как ее посадили в камеру.
Он задумался.
— Верно. Пойдем посмотрим.
Он начал подниматься по лестнице. Слегка задержавшись, снова посмотрел на пыльные следы на полу. Могла ли их оставить Нина? Разве я не был способен ощутить присутствие той, кого любил, даже если здесь ее уже не было? Разве не для этого существуют чувства? Я пытался, но не мог сказать ничего определенного. Я чувствовал в этом доме нечто странное, но не мог понять, было ли это оставшимся после нее эхом.
Я направился к лестнице, но сам не знаю отчего вдруг протянул руку и слегка толкнул висящую лампочку. Лампочка начала неровно раскачиваться, отбрасывая свет под разными углами. Пятно, на которое обратил внимание Монро, стало более отчетливым, и я невольно подумал о том, было ли тело все-таки мужским или же оно появилось здесь несколько позже, причем женское.
И тут что-то блеснуло у дальней стены.
Я быстро шагнул в ту сторону сквозь густые покачивающиеся тени. Присев, я начал шарить вокруг руками. Мои пальцы наткнулись на что-то острое, и я схватил его.
Это был браслет. Дешевые посеребренные колечки с вкраплениями бирюзы. Цепочка была порвана, словно от резкого рывка, как будто за что-то зацепилась.
Однако браслет не потускнел, и значит, лежал здесь не многие годы. К тому же он очень напоминал тот, который Нина купила за шесть долларов в маленьком городке, который мы проезжали во время одного из наших бесцельных путешествий к востоку от Шеффера.
Я вовсе не был уверен в том, что это именно он. Вовсе нет. Но неожиданно очертания в пыли показались мне очень знакомыми.
Я бросился вверх по лестнице, зная, что вряд ли моя находка окажется достаточным доказательством для Монро, но впервые за два дня я почувствовал, что Нина где-то рядом.
Выскочив на крыльцо, я остановился как вкопанный. Посреди двора лежало что-то большое, наполовину скрытое в высокой траве.
Пистолет снова оказался у меня в руке. Я шагнул вбок, стараясь разглядеть, что же это такое. Бросив взгляд на фургон, я негромко позвал:
— Чарльз? Где вы?
Ничего, кроме шелеста листвы в кронах деревьев. Я быстро развернулся в другую сторону, но там тоже ничего не было видно или слышно.
Осторожно спустившись с крыльца, я направился к тому, что лежало в траве, держа пистолет наготове, пока не узнал цвет костюма.
Передо мной лицом вниз лежал Монро. Он не шевелился. Трава вокруг него была забрызгана красными пятнами, напоминавшими крошечные цветы.
Я быстро перевернул его на спину. Кровь была повсюду. Глубокие прямые разрезы тянулись по его лбу, лицу и шее, обнажив мышцы и осколки костей. Сквозь дыру в щеке виднелись белые зубы.
Его челюсть медленно отвисла вбок, выпустив изнутри темный сгусток, и я услышал его последнее слово:
«Простите».
Я позвал его по имени, но глаза Монро уже ничего не выражали и даже не смотрели в одну и ту же сторону.
Я упал рядом с ним на колени, не зная, как быть и кто это сделал. Протянув руку, я попытался нащупать на шее пульс, но безуспешно. Человека по имени Чарльз Монро больше не было в живых, передо мной лежало лишь нечто очень похожее на него, мертвое тело, оказавшееся в тысяче миль от дома.
Послышалось громкое шуршание травы.
Я поднял взгляд…
С левой стороны дома ко мне бежал рослый мужчина с громадным ножом в руке.
Быстро развернувшись, я выстрелил, прежде чем успел сообразить, что происходит.
Пуля попала ему в плечо. Я попятился назад, с трудом пытаясь подняться на ноги.
Незнакомец продолжал бежать, и ему вполне могло хватить сил для удара. Продолжая отступать, я выстрелил ему в бедро. Он пошатнулся, упал и покатился по траве.
Я подбежал к нему, не давая никаких шансов подняться, и начал топтать его руку, пока нож не выпал из нее. Подобрав нож, я зашвырнул его как можно дальше в траву.
Отойдя на расстояние вытянутой руки, я направил пистолет ему в лицо. У незнакомца были седые волосы, лицо и руки забрызганы кровью.
— Отвечай, кто ты, — приказал я. — И где она?
Он ошеломленно уставился на меня.
— Это ты, — пробормотал он. — Это опять ты.
— Ты меня не знаешь.
— Это опять ты.
— Не знаю, о чем ты, и я не…
— Просто покончи с этим. Прошу тебя.
— Не беспокойся, я тебя убью. Можешь на это рассчитывать.
Наступив ему на грудь, я со всей силой прижал ствол к его лбу.
— Но сперва ты мне все расскажешь.
Его звали Джим Уэстлейк. Его звали Джеймс Кайл.
Он жил здесь и за двадцать лет убил восемнадцать женщин, заканчивая собственной женой, которую закопал в лесу в пятнадцати минутах ходьбы отсюда. Ее-то и нашли мы с Джоном.
И все пришло к логическому концу. Понятно? К логическому концу.
Тогда он еще не понимал, что о нем давно уже знают те, кто не имел никакого отношения к полиции, но кому прекрасно было известно, почему время от времени без вести пропадают женщины в Оуэнсвилле, Рэкхеме и окрестностях. Они даже знали, где он их хоронил, и подтвердили это.
Некто, кого он называл Прозорливцем, пришел к нему в последнюю ночь его прежней жизни. В самую страшную ночь. В доме больше не было жены, а дочь спряталась, поскольку поняла, что он очень плохой. Она убежала в спальню и забралась под кровать, словно он был ураганом, явившимся, чтобы ее унести.
Прошло всего два дня после похорон жены, и он понимал, что теперь нет пути назад и все, что происходило, пришло к своему логическому концу. Опустив Лори в могилу, он посмотрел на небо, и в лунном свете ему привиделась лужица темной крови, висящая в воздухе на высоте в четыре фута по другую сторону озера. Кровь, такая же, как и та, которую он забирал у них всех, кровь его ангелов-женщин, кровь, которую он употреблял в пищу. Руку съесть тяжело, в ней слишком много костей, но кровь оказалась вполне приятной на вкус.
Он попытался преследовать видение, но оно исчезло, скрывшись среди деревьев.
И он покончил со своим занятием. Но что делать дальше? От себя не убежишь. Где один, там и два, а потом все больше и больше. Возможно, если бы не этот город, все могло бы обойтись и Карла осталась бы его первой и единственной жертвой. Но если земля требует, чтобы ты восполнял ее силу, то нет иного выбора, кроме как подчиниться.
Когда однажды ночью твоей любимой становится известна тайна, есть лишь единственный выход.
А потом ты оказываешься в ловушке, вынужденный жить со своей собственной дочерью, которой один лишь твой вид внушает ужас…
— Не понимаю, — сказал он.
Его сотрясала дрожь, побледневшее лицо блестело от холодного пота, искаженное в мучительной гримасе.
— Я же рассказывал ей про грозы и ураганы. Я хотел, чтобы ей было лучше. Я любил ее. Но тем не менее сделал то, что сделал. Просто не понимаю.
— Что произошло потом?
— Когда?
— После того, как ты убил ту, о ком говоришь.
— Пришел ты.
— Я не… ладно. Что я сделал?
— Мы похоронили ее неподалеку, и ты помог мне уничтожить все следы и уехать. А потом воспользовался своими связями, чтобы о случившемся все забыли. Ты заставлял меня убивать для тебя, а потом перестал, и в течение многих лет я ничего о тебе не слышал. Я не убивал. Я фотографировал. Я был как все. Я думал, ты исчез навсегда. С каждым прошедшим годом я пытался представить, будто одним ангелом стало меньше. Я думал, что, возможно, смогу снова вернуться к нулю. Но ты никуда не исчез. Ты всегда рядом. Ты всегда здесь, черт бы тебя побрал.
— Это не я. Это кто-то другой.
— Это ты. Ты выглядишь по-другому, но это ты. Это всегда ты.
— Почему ты вернулся сюда?
— Ты велел мне приехать. Чтобы убить девушку, которая тогда меня видела и которая тоже начала убивать, как и я. Но ее уже арестовали. И… ты хотел, чтобы я сделал для тебя кое-что еще.
— Ты убил полицейского в «Холидей-инн».
— Да.
— Ты похитил женщину — агента ФБР. И привез ее сюда.
— Только на несколько часов, потом мы уехали. Мы могли ехать сколько угодно, никто бы нас никогда не нашел. Я не собирался… Потом появился ты, и мне пришлось вернуться в свой дом. Так приказал мне ты.
— Кто?
— Ты.
— Это не я.
Я уставился на него.
— Погоди… появился здесь? В Драйфорде? Когда?
— Сегодня утром.
— Пол появился здесь сегодня утром? Один?
Он смотрел на меня расширившимися глазами, похоже, только теперь поняв, что я вовсе не тот, о ком он говорил.
— Приехал на машине с каким-то парнем, — сказал он. — Они не знают, кто он такой на самом деле. Они не понимают, что его даже не существует в реальности.
— Где он сейчас?
— Не знаю. Он уехал.
— Когда?
— Два часа назад.
— Нина была с ним?
Джим, или Джеймс, неожиданно попытался приподняться, пытаясь застать меня врасплох. Я пинком уложил его снова на землю.
— Говори, или, клянусь богом…
— Он забрал ее.
— Она жива?
— Была жива, когда они уезжали.
Я сильнее прижал ствол к голове человека, который был немногим моложе моего отца, когда тот умер.
— Где они? Куда они уехали?
— Не знаю.
— Какая у них машина?
— Большая. Черная.
Я потянул за спусковой крючок, но, посмотрев в глаза лежащего, понял, что он недостоин даже того, чтобы его пристрелить.
Оставив его корчиться в траве, я быстро вернулся к Монро, намереваясь закрыть ему глаза, но тут до меня дошло, что бывают вещи куда более худшие, чем взгляд, навсегда застывший на холодном небе и тихо покачивающихся ветвях.
Я повернулся и побежал к машине.
Происходящее начинало не на шутку раздражать Ли. Он не понимал, что творится. Казалось, все вообще не имеет никакого смысла.
Они усадили женщину в заднюю часть машины, и Пол сел вместе с ней. Окна были затемнены, так что никто не мог увидеть, кто там находится. Пол велел Ли сесть впереди рядом с водителем — коротышкой с густыми бровями и крючковатым носом. Только взглянув на это лицо, становилось ясно, что лучше было бы без крайней необходимости не встречаться с его обладателем. Судя по бесстрастной улыбке, с которой тот встретил Ли, примерно то же самое он думал и о нем самом.
Вернувшись по дороге через лес в Торнтон, они начали кружить по городу. Время от времени у Пола пищал телефон, он бросал взгляд на экран, но не отвечал. Иногда Пол о чем-нибудь просил, машина останавливалась, и Ли отправлялся выполнять поручение. Водитель каждый раз шел вместе с ним и стоял сразу за дверью — вероятно, на случай, если Ли решит сбежать. Подобная предусмотрительность приводила его в бешенство. Он не собирался никуда уходить. Он просто хотел, чтобы ему рассказали, что происходит и в чем заключается работа, которую он должен сделать.
Они подъехали к «Старбаксу», и Худеку пришлось постоять в очереди за кофе.
У продовольственного магазина Ли послали за сигаретами.
Потом велели сфотографировать церковь изнутри и полицейский участок снаружи, что он и сделал.
Он купил батарейки в радиомагазине на окраине города и луковые колечки для водителя в закусочной «У Рене» чуть дальше по дороге.
Везде, где он был, к нему относились вполне дружелюбно. Люди улыбались, кивали и желали ему доброго дня, словно рекламируя жизнь в маленьком городке. Однако это отнюдь не разубеждало Ли во мнении, что город этот ему нисколько не нравится.
Наконец они снова вернулись в центр, и машина затормозила возле длинной железной ограды с витиеватыми воротами в середине. По другую сторону тянулась ухоженная лужайка, за которой располагалась школа. На газоне толпились ребята разного возраста, радуясь нескольким лишним минутам свободы на большой перемене. Напротив стояло здание поменьше, в том же стиле. Красивая вывеска сообщала, что это детский сад.
Пол велел Ли сесть сзади. Худек обошел машину кругом и открыл дверцу. Женщина сидела там же, где ее оставили, со связанными руками и ногами. Ли посмотрел ей в глаза и подумал, что для своего положения она выглядит удивительно бесстрашно.
— Вы хотите, чтобы я ее убил?
Пол взглянул на него, подняв брови.
— С чего ты взял?
— Чтобы скрепить наш союз кровью или вроде того.
— Нет, о подобном я даже не думал. Впрочем, в рукопашной схватке с ней я бы поставил на ничью. В лучшем случае.
— Тогда что?
Пол протянул руку за сиденье и, достав маленькую черную сумочку, напоминавшую футляр для карманного компьютера или CD-плеера, подал ее Ли. Внутри оказались четыре маленьких флакона с таблетками.
— Что это? — спросил Ли, глядя в окно на школу. — Вы хотите, чтобы я пошел продавать им наркотики?
— Нет, чтобы ты раздал их бесплатно.
Ли уже собирался сказать, что в сарказме не нуждается, но потом понял, что Пол не шутит.
— Зачем?
— Для затравки.
— Это и есть та самая важная работа, которую вы мне подыскали?
— Просто разминка, Ли. Я вернусь через час, и мы приступим к главному уроку на сегодня.
Ли вышел и некоторое время смотрел вслед удаляющейся машине.
Он знал, что должен выполнить просьбу — приказ? — но его терпение уже начинало заканчиваться. Такое поручение явно не стоило всего того, через что пришлось пройти, всей его одним махом перечеркнутой жизни. Ему хотелось сделать карьеру, добиться известности. Вплоть до прошлой недели он шел в верном направлении, по прямому пути, разработанному им самим. У него была команда. У него были друзья. У него была жизнь. У него был план.
Он был лидером.
Некоторое время Ли в нерешительности стоял на тротуаре, понимая, как ему сейчас не хватает Брэда. И Сони Пита тоже, и еще нескольких, но главным образом Брэда, даже несмотря на все еще болевшие после их драки ребра.
Брэд был старым другом, а у Ли никогда не имелось слишком много друзей. Брэд иногда между делом говорил нечто такое, к чему Ли в конечном счете прислушивался, хотя и никогда не осознавал этого столь остро, как сейчас. Он жалел, что теперь никто не скажет: «Ну и дерьмо же все это, чувак» или «Странно, конечно, но давай попробуем».
Он не услышит больше болтовню Пита о потайных комнатах в какой-нибудь видеоигре и не увидит Карен, идущую по другой стороне улицы. Ли жалел, что не приложил никаких усилий после той единственной ночи, которую они провели вместе. Тогда он чувствовал себя крайне неловко, и его естественная реакция была — не звонить. Он даже не предполагал, что ему снова хочется ее видеть, пока не стало слишком поздно и она не ушла к Брэду. Да и отец всегда любил говорить, что в одну и ту же реку не войдешь дважды.
В какой-то момент Ли даже подумал о том, не позвонить ли домой, чтобы поговорить с родителями. Просто спросить: «Я не понимаю, что происходит. Что мне делать?»
Но что-то подсказывало ему, что в ответ они лишь вежливо положат трубку. Он больше не был их сыном. Он принадлежал Полу. Он принадлежал к другой, куда более многочисленной семье, и так, возможно, было всегда. На самом деле ему следовало бы задать вопрос: «Что за разговор у вас был на фотографии, которую я видел сегодня утром? Что там произошло? О чем вы договорились? И что получили взамен?
И кем для вас был я?»
В любом случае, это ничего бы не дало.
Кто когда-либо понимал, что происходит в жизни его родителей? И понимали ли они сами, что является главным для тебя? Или вы всегда двигались параллельными путями, разнесенными во времени, лишь изредка махая друг другу рукой с расстояния длиной в туманное футбольное поле?
Не важно, решил он. В конечном счете можно идти по жизни и одному.
Расстегнув сумку, он достал один флакон и, отвернув крышку, чтобы легче было извлечь содержимое, сунул его в карман.
Подойдя к воротам, он пробежался взглядом по бездельничающим за оградой школьникам. Они были одеты так же, как и повсюду одеваются ребята их возраста. Он бы ничем среди них не выделялся, о чем Пол наверняка знал. Самое худшее — если какой-нибудь учитель окликнет его и спросит, что он тут делает. Впрочем, всегда можно соврать, что он чей-нибудь старший брат и пришел сообщить о случившихся дома неприятностях. Ли уже приходилось так делать раньше, когда ему было восемнадцать и он лишь начинал свой бизнес. Возможно, Полу было это известно. Возможно, Полу было известно вообще все.
Ли обернулся, услышав знакомый стук маленьких колесиков, и увидел парня, катившегося в его сторону на скейтборде. Он уже собирался помахать пареньку и сразу перейти к делу, но понял, что тот на самом деле чуть старше, чем выглядит, и что его красный рюкзачок кажется странно знакомым. Парень подмигнул, проносясь мимо, и покатился под уклон — всего лишь часть окружающей обстановки.
Ли повернулся и вошел в ворота.
Вскоре Пол вытащил кляп из ее рта.
— Хочу попросить тебя кое-что для меня сделать, — сказал он. — Возможно, тебе это не понравится, к чему я могу отнестись с уважением, но если ты откажешься — я убью тебя на месте. Другого шанса не будет.
Сейчас, когда Ли не было в машине, манера поведения Пола резко изменилась. Нина поняла, что он лишь играл свою роль перед парнем и что для каждого роль у него была своя. Вероятно, и перед ней он делал то же самое, сам того не осознавая. Он был лишь автоматом, выполнявшим свою задачу.
— Что вы здесь делаете? — спросила она. — В городе, полном ни в чем не повинных людей? Что вам здесь нужно?
— Хочу вернуть его нам, — ответил он. — Разве ты этого не чувствуешь? Не понимаешь?
— Нет. Мне кажется, что это самый обычный город. Возможно, это лишь игра вашего воображения. Вероятно, побочный эффект серьезной болезни.
Он холодно улыбнулся.
— Может быть, и правильно кажется. Есть и другие, такие же, как этот. Места, где мы жили две тысячи лет назад и раньше. Потом мы ушли. Мы любим странствовать. Иногда мы возвращаемся, но всегда уходим дальше. Здесь было полно места до того, как появились остальные. Но когда они пришли, обнаружили здесь каменные сооружения и дороги, то сказали — как здорово, что индейцы оставили нам все это и теперь мы можем строить здесь наши фермы и наши дурацкие маленькие городки. Они даже не понимали, что пользуются тем, что принадлежит другим. Что все это создали мы и для этого у нас были свои причины. Что все это — наше.
— Вам бы и впрямь следовало сесть и поговорить как следует с Джоном Зандтом. У него насчет вас тоже есть своя сумасшедшая теория. Конечно, скорее всего, сперва он захочет вас убить.
— О да, я уже предвкушаю встречу с ним. Мне пришлось приложить немалые усилия, чтобы ее устроить. Хотя разговор будет коротким.
Его телефон пискнул, и он бросил взгляд на сообщение на экране.
— Уже скоро, — сказал он.
Достав из кармана пистолет, он быстро зарядил его и снял с предохранителя.
— Что бы ни было у вас на уме, — заявила Нина, — я этого не сделаю.
— Сделаешь, — спокойно возразил он. — Или я найду способ отослать Уорду твое сердце с запиской, где будет говориться о том, что его жизнь не слишком тебя волновала. Что для тебя куда важнее было играть роль героини. Что ты спала с ним лишь для того, чтобы подобраться ближе ко мне. И что ты делала все это потому, что так предложил тебе Чарльз Монро.
Нина быстро взглянула в окно, пытаясь сосредоточиться на проносящихся мимо домах.
— Это неправда.
— Возможно. Но он никогда об этом не узнает.
Сперва они мне не поверили. Мысли Унгера явно были заняты чем-то другим, и он с ходу заявил, что, по его мнению, я пытаюсь задержать их в городе, в то время как есть намного более важные дела в ином месте. Мне пришлось кричать в телефон, чтобы уговорить их остаться хотя бы ненадолго. Они согласились ждать лишь двадцать минут. Я гнал до Торнтона так быстро, как только мог.
Когда я вошел в кафе, они с мрачным видом сидели на красном диване у окна, на котором смотрелись совершенно нелепо в окружении нормальных людей. Унгер что-то быстро говорил в телефон. Он повернулся лицом к окну, так что я ничего не слышал, но резкие движения рукой и багровый затылок были красноречивее фраз. Казалось, будто ему с трудом удается убедить собеседника отнестись к его словам всерьез — что, впрочем, меня вовсе не удивляло.
— Что? — спросил Джон. — Что случилось, черт возьми?
Я сел рядом и быстро заговорил:
— Мы нашли дом, где выросла Джулия Гуликс. А рядом — дом человека, которого, судя по всему, она видела за убийством его собственной жены. Джулии тогда было одиннадцать лет. Мы пошли в тот дом и нашли подвал, где сегодня утром находилась Нина. Все остальное время она провела в фургоне. Фэбээровцы никогда бы не нашли ее, обыскивая дом за домом, — похититель постоянно возил ее с собой.
— Спокойнее. — Джон поднял руку.
Я глубоко вздохнул, зная, что должен уговорить его остаться здесь.
— Я подстрелил типа, который похитил Нину, — продолжил я. — И он говорит, что Пол здесь. Здесь, в Торнтоне. Прямо сейчас. С ним какой-то парень и Нина. И два часа назад она была жива.
— Почему ты должен ему верить?
— Потому что он хотел, чтобы я его убил, и я сказал, что сделаю это, если он расскажет мне всю правду.
— И ты его убил?
— Нет. Послал его к черту.
Унгер закончил разговор.
— Рамона сегодня на работе не появлялась, — сообщил он. — Та самая, вместе с которой мы работали над электронными письмами. Домашний телефон тоже не отвечает. И никого из тех, с кем мне нужно переговорить в Лэнгли, нет на месте. Разговор дважды прерывался.
— Что насчет Лос-Анджелеса? — спросил Джон. — Они подготовятся к нашему прибытию?
— Нам придется лететь туда и разбираться самим на месте. По телефону складывается ощущение, будто там сидят сплошные тупицы.
— Это означает «нет», — сказал я. — Они вам не верят, и они правы. В Лос-Анджелесе не должно произойти ничего особенного. Нам нужно…
— Бросьте, Уорд, — отмахнулся Карл. — Мы уже все решили. И у меня есть соответствующие инструкции. Сейчас схожу в туалет, и меня здесь больше нет.
Он встал и быстро прошел в дальний конец зала.
Я повернулся к Джону.
— Ради всего святого…
— Извини, Уорд. Я просто не верю, что Пол здесь.
— Я только что разговаривал с человеком, который…
— …охваченный манией убийства безумец. Их восприятие реальности ни к черту не годится. К тому же они часто лгут. Тем временем — мне снова звонил Оз Тернер. Он еще раз проверил свой сервер, и неожиданно оказалось, что там полно жесткого детского порно. Он стер всю информацию, выдернул вилку из розетки и убрался подальше за пределы штата. Эти парни всерьез взялись за дело, Уорд. Они готовятся к чему-то по-настоящему крупному. Я просто не понимаю, что сейчас делать Полу в этом городе.
— Потому что здесь мы, — раздраженно ответил я. — Он вовсе не пытался убрать нас с дороги, он собирал нас всех в одном месте. Знаешь, какими были последние слова Монро?
— Вот как? — пробормотал Джон. — Последние слова?
— Да — тот человек убил его, — сказал я, чувствуя, как у меня кружится голова. — Он искромсал ему лицо и шею громадным ножом. Я думал, это и так ясно, исходя из того, что Монро нет сейчас со мной. Пойми, Джон. Чарльза Монро больше нет.
— Господи, успокойся, Уорд. Тебе нужно…
— У нас нет времени.
Вокруг шла обычная жизнь: люди подходили к стойке за очередной порцией кофе, перебирались поближе к телевизору, где шла спортивная передача.
— Последнее, что сказал Монро: «Простите». Ты понял почему?
— Потому что…
Я вскинул руки.
— Ты сам все знаешь. Конечно же знаешь, но не подумал о том, чтобы сказать об этом мне. Когда ты собирался в тот вечер поговорить с Гуликс и мне позвонил Карл, ты предложил мне выйти из машины. Поскольку подозревал, что Монро находится под чьим-то влиянием, что ему велели убедить Нину приехать сюда вместе с ним.
— Да.
— Ты поставил его перед фактом, но он не признался. Однако после этого тебе вдруг никто не стал мешать общаться с подозреваемой в убийстве.
— Я просто сказал Монро, что если тебе придет в голову, будто он привез сюда Нину по чьему-либо приказу или просьбе, то ты, вероятно, убьешь его на месте. Но точно я этого знать не мог. Это было лишь предположение. А тебе я ничего не сказал, потому что…
— …потому что ты никому не доверяешь и считаешь, будто я чересчур медлителен. Возможно, ты и прав. Но прав оказался я. И где, черт возьми, так долго болтается Карл? Нам пора ехать на поиски.
— На поиски чего? Даже если все это правда, каким образом мы вдруг сумеем их найти?
— Большой черный автомобиль. В городе, где полно пикапов и малолитражек, обнаружить его — не столь уж безнадежное дело. По крайней мере, стоит попытаться. Нужно что-то делать.
Зандт нахмурился.
— Карла и правда что-то долго нет.
Мы подождали еще полминуты, затем встали и прошли в дальний конец зала. Коридор длиной в двадцать футов вел к туалетам. Мы вошли в мужской. Три умывальника, три писсуара, три кабинки. И никаких признаков Карла.
— Странно, — сказал Джон.
— Смылся, — предположил я. — Он знал, что ты станешь колебаться, узнав, что Пол в городе, и улетел в Лос-Анджелес без нас.
— Нет. Мы ему нужны. Мы ему верим.
— Нет, это ты веришь. Да и в любом случае — разве Карл не опирается на поддержку всех тайных элит в мире? От масонов до учредителей «Большой восьмерки»? Разве ему не достаточно лишь одного звонка?
— Нет, Уорд. Они понятия не имеют о том, что происходит… Ты разве не слушал, что он говорил?
Джон толкнул дверь первой кабинки. Там было пусто.
— Мы ему нужны, — повторил он.
Вторая кабинка тоже оказалась пуста.
— Мы имеем дело с этими людьми лицом к лицу. Для всех остальных они лишь миф. К тому же отсюда нет выхода. Карл должен был в любом случае пройти мимо нас.
Он толкнул дверь третьей кабинки. Внутри оказался Карл Унгер.
Ноги его были вытянуты, руки висели по швам. Он сидел, прислонившись к бачку, с запрокинутой назад головой. В центре лба виднелась аккуратная дырочка, проделанная малокалиберной пулей, которой оказалось вполне достаточно, чтобы разрушить содержимое черепа, не проделав неприятной дыры в затылке.
Мы инстинктивно отшатнулись, затем снова шагнули в кабинку. Карл был, вне всякого сомнения, мертв.
— Как? — спросил я, чувствуя, как меня охватывает ужас.
Смерть прекрасно знала, где я нахожусь.
— Как… как это могло случиться?
Поспешно закрыв дверь кабинки, мы осторожно вышли в коридор. Джон открыл дверь в женский туалет и вошел внутрь. Я следил за коридором, пока он обследовал помещение. Там никого не оказалось.
Мы убедились, что выхода из коридора нет — он заканчивался сплошной стеной. Попасть в него можно было только через главный вход.
Повернувшись, мы окинули взглядом зал.
Двое седоволосых мужиков о чем-то громко ругались. По двое и по трое сидели молодые мамаши, восхищаясь сделанными в детском магазине покупками, несколько домохозяек в одиночестве читали журналы и поедали клюквенное мороженое, убивая время. Мужчина средних лет что-то писал в блокноте. Двое туристов изучали большую карту. Старая женщина невозмутимо читала местную газету. Никто на нас не смотрел. Казалось, будто все погружены в чей-то чужой счастливый сон.
— Надо отсюда сматываться, — тихо сказал я.
— Да, надо.
Мы быстро прошли через зал, прямо через его теплый, уютный центр, держась рядом друг с другом, на негнущихся ногах. Молодая женщина в пушистом свитере неожиданно рассмеялась, и я, резко повернувшись в ее сторону, едва не выхватил пистолет, но она лишь любовалась ребенком какой-то другой женщины. Где-то вдали шипела и фыркала кофеварка, и кричали барменши, требуя новые чашки и соевое молоко, и, как всегда, в достатке было безвредного для здоровья кофе.
Мы вышли на тротуар и обернулись, проверяя, не смотрит ли кто-нибудь нам вслед.
Никто даже не бросил взгляд в нашу сторону, словно нас вообще тут не было. Мы быстро направились вверх по склону холма, сунув в карманы руки с зажатыми в них пистолетами.
Джон не смог удержаться от того, чтобы не оглянуться.
— Что же там все-таки произошло?
— Ты не заметил никого, кто вел бы себя странно?
— Нет. Но я и не рассчитывал увидеть что-либо странное. Это же чертов «Старбакс».
— Наверняка это Пол.
— Что, он прошел прямо рядом с нами, таща Нину за волосы? Нет. Уж это-то я бы наверняка заметил.
— С ним еще был молодой парень.
— Вероятно, это Худек. Мне так кажется…
— Но никто не входил в кафе и не выходил, Джон. Я сидел лицом к двери и в любом случае увидел бы.
Мы подошли к машине. Я открыл Джону дверцу, а сам обежал вокруг и сел с другой стороны. Несколько мгновений мы сидели неподвижно, ошеломленные случившимся.
— Унгер убит.
— Хватит о нем, черт возьми.
— Нам нужно убираться отсюда подальше, — сказал я, включая зажигание. — Рано или поздно кто-нибудь пойдет в туалет и обнаружит там мертвое тело человека, который последние полчаса сидел рядом с тобой. Надо бы сообщить ФБР.
— Об этом забудь. Монро мертв, а он был единственным, благодаря кому нас вообще близко подпустили к этому делу.
— Верно. Думаю, полиция тоже мало чем сможет помочь. К тому же, когда я заходил в участок, чтобы забрать Монро, там был какой-то незнакомый тип, полицейский, которого я раньше не видел. Похоже, я ему не понравился.
— Ну и параноик же ты.
Я повернулся и уставился на него.
Быстро развернувшись, мы поехали назад мимо «Старбакса», слегка замедлив ход и поравнявшись с ним. Кафе напоминало счастливый аквариум, для находящихся в котором, казалось, ничего не менялось и никогда не изменится.
Зандт быстро пришел в чувство. Пистолет лежал у него на коленях, и, похоже, ему не терпелось им воспользоваться.
— Нужно вернуться.
— И что дальше? — спросил я. — Кто бы ни убил Карла, он пристрелит нас прежде, чем мы сможем понять, кто это. И еще половина находящихся там попадет под перекрестный огонь. Вот только к Нине это нас никак не приблизит.
— Тогда что?
— Поедем дальше.
Я прибавил скорость и выехал на дорогу, спускавшуюся с холма. По обеим ее сторонам шли люди. Деревья шелестели осенними листьями на легком ветру. Какой-то парень в коричневом комбинезоне с эмблемой службы доставки тащил длинный плоский ящик в магазин с рождественскими подарками. Весь город напоминал движущийся рекламный щит, мимо которого невозможно проехать. Он был частью мира, к которому мы не принадлежали.
— Уорд, куда мы едем?
— Не знаю. Нам нужно найти, куда увез ее Пол. А пока что надо бы добраться до места, где в нас не станут стрелять. Запас хороших парней быстро истощается.
— Это, значит, теперь мы? Хорошие парни?
— Лучшие из всех, каких только можно найти.
За десять минут доехав до окраины города, я начал подниматься на холм, к повороту, ведущему на узкую дорогу. В конце ее находилась заброшенная парковка, выходившая одной стороной на лес Рейнорс-вуд. Она была пуста, что мне понравилось.
Остановившись в дальнем ее конце, я вышел из машины и некоторое время ходил кругами. Заметив, что на пальцах у меня до сих пор осталась кровь Монро, я попытался ее стереть.
Через пару минут из машины выбрался Джон.
— Нам действительно стоит позвонить в полицию, — сказал он. — Сообщить им о трупе. И о Монро тоже. Предупредить их о том, что здесь происходит.
— С каких это пор ты стал доверять полиции? За последнюю неделю в этом городе убили полицейского и похитили агента ФБР да еще нашли в лесах двух мертвецов. Они и без того уже стоят на ушах.
Джон посмотрел в сторону леса и покачал головой.
— Что-то мне тут не нравится…
Он прошел несколько ярдов вниз по склону, глядя на простиравшийся внизу лес.
— Что ты там высматриваешь?
— Там, внизу, небольшой бугорок, — сказал он. — Прямо среди деревьев.
— Как раз там нашли тело Лоренса Уидмара. Во всяком случае, где-то в том месте. А что?
— Напоминает один из тех, что я искал по всей Новой Англии.
— Джон, сейчас не время для…
Он поднял руку и прислушался.
— Что это за звук?
Я приложил ладонь к карману. Достал телефон.
На экране была надпись: «Нина».
Пальцы мои словно превратились в резину, и мне потребовалось три попытки, чтобы нажать нужную кнопку. Я медленно поднес телефон к уху. В висках отчаянно стучала кровь.
— Нина, — тихо сказал я. — Это ты?
— Привет, Уорд, — ответил мужской голос.
— Кто это?
— А кто, по-твоему?
Это мог быть только он.
— Пол?
Джон быстро посмотрел на меня. Я дал ему знак, чтобы молчал.
— Он самый, — ответил голос. — Хотел узнать, как у тебя дела. А то ни разу не написал, не позвонил…
— Где Нина? Где ты?
— А где я, по-твоему?
— Есть предположение, что в Лос-Анджелесе.
— А ты неплохо соображаешь.
— Это не мое предположение. Думаю, ты сейчас намного ближе.
— Значит, ты еще умнее, чем я думал. Тут кое-кто хотел бы передать тебе привет.
Я крепко сжал телефон.
— Привет, дорогой, — послышался голос Нины.
— Привет, — ответил я.
Казалось, будто мое горло сжимает чей-то невидимый кулак.
— Ты цела?
— Все отлично. — В ее голосе чувствовалась слабость.
— Где ты?
— Он держит ствол возле моей головы, Уорд.
— Тогда не говори. Что ему нужно? Что я должен сделать?
— Ему нужен Джон.
— Постарайся остаться в живых, — сказал я. — Ради меня.
— Делаю все, что могу. В самом деле. Живи и учись, — сказала она. — Живи и учись. Я люблю…
Она замолчала.
— Теперь ты знаешь, ради чего стараться, — сказал Пол, вновь появившись на линии. — Бывший детектив Зандт сейчас с тобой?
— Нет, — ответил я. — Он улетел в Лос-Анджелес.
— Вот как? Какой позор. Он отправился совсем не в ту сторону. Каким же дураком он должен себя почувствовать! А я так хотел с ним поговорить.
— Ты зря рискуешь, играя в свои глупые игры. Что, если бы тебе в руки не попал телефон Нины? Как бы ты со мной связался?
— У меня и без того был твой номер, Уорд. И еще — послушай.
Последовала двухсекундная пауза, а затем где-то рядом послышался незнакомый звук звонка.
Джон достал свой телефон. Телефон звонил. Джон посмотрел на меня.
Пол на том конце линии рассмеялся.
— Знаешь что? Я только что услышал еще один звонок — и это, судя по всему, доказывает, что вы оба до сих пор вместе. Конечно, у меня есть и его номер, Уорд. Ты, похоже, просто не представляешь, с кем имеешь дело.
— Никто не представляет. Даже масоны, насколько я понимаю.
— А, мистер Унгер? Странный, не от мира сего тип. Впрочем, теперь он мертв, так что это уже не важно. Ты не видел меня? Я всегда где-то рядом, и всегда буду. Имя нам — легион, брат. Дай мне Джона.
Я протянул Джону телефон. С минуту он слушал, и в эти мгновения я восхищался им, как никогда. Он слышал голос человека, который убил его дочь, но не прерывал его, не кричал и не угрожал. Он знал, что в руках у этого человека Нина, и потому просто слушал.
Затем он вернул телефон мне.
— Стоит тебе позвонить в полицию, — предупредил Пол, — и я сразу же об этом узнаю. Попробуй только попытаться морочить мне голову, и я убью Нину, притом не слишком быстро. Ты знаешь, что это правда.
— Я тебе верю. Но тебе тоже следует кое-что знать, — сказал я. — Час назад я подстрелил твоего дружка-психопата.
— В смысле?
Казалось, голос его слегка дрогнул, но лишь на мгновение.
— Там, в Драйфорде. Джима, или Джеймса, не важно. Когда я уходил, он истекал кровью у себя во дворе. И много говорил. Возможно, что скоро он может привлечь чье-нибудь внимание.
— Это даже на последние страницы газет не попадет, — ответил он, и в трубке наступила тишина.
Джон закурил, глядя в сторону леса. Вид у него был напряженный и сосредоточенный, словно он принимал некое решение. После разговора с Ниной я ощущал в голове странную пустоту, хотя и знал, что это пройдет. По крайней мере, она была жива. Пока.
— Что он тебе сказал?
Зандт даже не обернулся.
— Что если я приду к нему, он отменит остальное. Он сказал, что отпустит Нину. И в любом случае, ты нужен ему живым.
— Что значит «остальное»?
— Это все, что он сказал. Возможно, что и ничего.
— Нет. Дело явно не в тебе. Тебя одного ему вряд ли хватит.
— Он хочет, чтобы я приехал в «Холидей-инн». А он приедет туда за мной.
— И ты собираешься поехать, верно?
— А что еще нам остается?
— Ты ведь наверняка думаешь, что сможешь его прикончить.
— В отеле до сих пор полно фэбээровцев. Когда еще у меня появится такой шанс?
— И ты полагаешь, он об этом не знает?
— Если мы сейчас поедем туда, мы сможем рассказать им о том, что случилось с Чарльзом. Чтобы они как следует подготовились.
— Они нам не поверят. Скорее всего, они тебя арестуют. Они…
Я замолчал, осененный внезапной мыслью.
— Вот чего он на самом деле хочет, — сказал я. — Ему нужно, чтобы ты был там, и он знает, что я в любом случае поеду с тобой. Это означает, что сам он будет где-то в другом месте. Да, мы ему нужны, но на самом деле он приехал сюда не за этим.
Я опустил голову на руки.
— Нина кое-что сказала.
— То есть?
— Она сказала… она сказала нечто странное. В самом конце. Она сказала: «Живи и учись». Два раза.
— И что?
— Как по-твоему, это похоже на Нину? Она обычно изъясняется загадками?
— Нет, — согласился он. — Но…
— И эти ее слова не имели никакого отношения к нашему разговору. Жизнь и учеба никак не связаны с пожеланием остаться в живых. Зачем ей…
— Она говорила что-нибудь еще?
Я восстановил в памяти наш слишком короткий разговор. Она заявила, что отлично себя чувствует. Что к голове ее приставлен пистолет. Что она делает все возможное, чтобы выжить.
— Ничего такого. Она произнесла всего тридцать или сорок слов. И шесть из них потратила на то, чтобы дважды повторить эту фразу.
Зандт молча ждал. Наконец до него начало доходить.
— Помнишь, что говорилось в письме, про которое нам утром рассказывал Карл? — спросил я.
— Что-то насчет того, что они не американцы. И не европейцы, и вообще никто конкретно. И еще про то, что…
— Что надо преподать остальным урок.
— Вместе с ними молодой парень. Который с легкостью может зайти куда угодно и подложить бомбу, так же как вчера в Лос-Анджелесе. На этот раз уже не маленькую. Нечто такое, что действительно произведет эффект. Вот почему Полу нужно, чтобы мы оказались в другом конце города.
Джон бросился к машине.
— Они собираются что-то сделать со школой.
Я остановился в пятидесяти ярдах за школой, перед большой церковью. Мы вышли из машины и стояли, обдуваемые холодным ветром, поднимавшимся из низины. С этого места можно было обозреть почти половину города, но я не видел никого. Не просто никого подозрительного, но вообще никого. Казалось, будто все попрятались за углами, или за дверями, или в глубине улицы, скрываясь от посторонних глаз.
Я посмотрел на часы: четверть третьего, обычное рабочее время, отличительная черта которого заключается в том, что все сколько-нибудь существенные события случаются либо раньше, либо позже его. А пока все работают, или делают покупки, или учатся, или просто чего-то ждут. Если бы Землю решили захватить инопланетяне, три часа дня было бы для этого самым подходящим временем.
Мы проверили пистолеты.
За пятнадцать минут до этого я подвез Джона к «Холидей-инн», и мы переставили его автомобиль так, чтобы его было видно с дороги — на случай, если Пол выставил своих наблюдателей. Затем мы тайком перебрались назад в мою машину, захватив с собой оружие и патроны Джона в черном чемоданчике.
Я вынул из пистолета частично израсходованную обойму и перезарядил его. Мы набили карманы наших черных пальто предметами, которые никому не могли принести ничего хорошего.
Джон посмотрел на меня.
— Готов?
Я кивнул.
— Но если возникнет хоть малейший намек на то, что Нина находится где-то в другом месте, меня здесь не будет.
Мы двинулись направо, вдоль стены церкви, и вышли на улицу, которая шла параллельно главной. Не дойдя пятидесяти ярдов до задней стороны школы, остановились. Вокруг все так же ничего не происходило, и никого не было видно.
Перейдя на другую сторону, мы пошли вдоль улицы, глядя на комплекс школьных строений, занимавший целый квартал. В центре возвышалось главное здание, отделенное от улицы большой асфальтированной площадкой. В отличие от лужайки перед фасадом, она вовсе не походила на место для игр или прогулок. Вдоль улицы тянулось ограждение с двумя большими воротами для въезда грузовиков.
Один из них как раз сейчас стоял возле здания, но груз, который таскал парень в комбинезоне, не производил впечатления подозрительного: коробки с замороженной пиццей, сложенные на тележку, которую он катил по пандусу к находившемуся у самой земли люку. Вернувшись, рабочий затеял оживленную беседу с принимавшим товар парнем, который стоял у стены и курил. Судя по всему, они давно и хорошо друг друга знали.
Мы быстро дошли до дальнего конца квартала, свернули налево и по боковому переулку вновь вышли на главную улицу. Наверху склона, за усыпанной листьями лужайкой, располагались старые здания.
Рядом со школьными воротами стоял парнишка, которого раньше здесь не было. Под мышкой он держал скейтборд, и лет ему могло быть от семнадцати до двадцати, может быть, даже чуть больше. Ни Джон, ни я не видели фотографий Ли Гиона Худека, поэтому не могли его опознать.
— Что скажешь? — тихо спросил я.
— Занятия еще не кончились. Что он тут делает?
— Собрался к зубному врачу. Ждет, чтобы его кто-нибудь подвез. Поругался с учителем и в наказание обязан простоять здесь час.
— Довольно загорелый, тебе не кажется?
— Ты прав, — согласился я. — Давай уложим его лицом вниз на тротуар. Извини, сынок, но ты недостаточно бледен. И нам придется тебя пристрелить.
Тем не менее я направился вверх по склону, пока не оказался в нескольких ярдах от парня. Я не спешил. Он изо всех сил старался делать вид, будто меня не замечает, но любой в его возрасте поступил бы так же.
— Огонька не найдется?
— Курить вредно, — ответил он.
— Тебя подвезти куда-нибудь?
Парень поднял взгляд. Кожа его выглядела безупречно, а голубые глаза смотрели холодно и бесстрастно. Он с любопытством взглянул на меня.
— Да вы, похоже, шутите.
— Занятия еще не кончились.
— А вам какое дело?
— Такое дело, — сказал Джон, появляясь из-за моей спины, — что нам интересно, зачем ты тут стоишь.
— Вы что, из полиции?
— Да, — солгал я. — В некотором роде.
Парень лишь покачал головой.
— Вот придурки.
Заметив пристальный взгляд Джона, он не спеша повернулся и направился назад за ворота школы.
Мы с Джоном смотрели ему вслед.
— Неплохо, — сказал я.
Джон не ответил — просто стоял, глядя на шагающего через лужайку парня, который даже ни разу не оглянулся в нашу сторону. Я пытался понять, стоит этому удивляться или нет, когда он вдруг повел себя несколько странно.
Он направлялся к строению с правой стороны от главного здания школы, но, когда из дверей вышли несколько школьников, он вдруг резко свернул, словно не желая с ними встречаться.
Джон посмотрел на меня.
— Угу, — кивнул я. — Я заметил.
Мы вошли в ворота. Наш парень теперь шагал быстрее, в сторону арки, которая вела во дворик внутри главного здания.
— Эй! — крикнул Джон. — Ли!
Парень не обернулся. Но обернулся другой.
Один из двоих, стоявших в дальнем конце справа, тотчас же поднял взгляд, прервав общение с другим, и посмотрел прямо на нас. У меня перехватило дыхание.
— Джон…
— Я видел.
Он быстро направился к парню. Тот убрал что-то обратно в карман и быстро вошел в здание. Вид у него был спокойный и уверенный, как у человека, который знает свое дело. Он явно не был школьником. Возможно, пару лет назад, но не сейчас. И судя по реакции на имя, это был Ли Гион Худек.
Джон вошел прямо за ним. Я увидел, как третий парень с деланно-безразличным видом отходит в сторону, и поспешил ему наперерез.
— Ты только что разговаривал с парнем — ты его знаешь?
Мальчишка покачал головой. Судя по всему, он изо всех сил пытался показаться крутым, но ему было не больше четырнадцати, и он явно нервничал.
— Вообще-то нет.
— Тогда о чем вы разговаривали?
— Ни о чем.
— Врешь. Я видел, как он положил что-то в карман. Что это было?
— Не понимаю, о чем вы.
— Прекрасно. Значит, это точно были не наркотики.
Выражение лица парня сразу же сказало мне все, что требовалось.
— Что бы это ни было — не смей принимать, — сказал я и побежал к зданию.
За входом оказался большой и мрачный вестибюль, переходивший в коридор с каменной лестницей в дальнем конце, на которую падал тусклый свет. Казалось, будто я переместился назад во времени. Не важно, из чего построена школа — она все равно пахнет школой. Когда учишься, этого не замечаешь, но когда возвращаешься уже взрослым, это учреждение начинает напоминать стойло для немытых инопланетян.
По обе стороны коридора тянулись двери классов с матовыми стеклами. У дальней стены стоял ряд потертых шкафчиков. Где-то в отдалении слышалась приглушенная размеренная речь учителя.
Я остановился, прислушиваясь. Над головой раздались шаги. Взбежав по лестнице на второй этаж, я обнаружил там то же самое, что и на первом. Джон стоял в дальнем конце коридора возле окна.
— Куда он пошел?
— Не знаю, — ответил Джон, идя мне навстречу. — Я думал, он поднялся сюда.
— У него не было с собой никакой сумки, — отметил я. — Так что либо мы ошиблись и это действительно всего лишь какой-то юный наркодилер, приторговывающий травкой, либо он уже заложил где-то бомбу, которую принес с собой. Это глупо, Джон. По-моему, пора предупредить кого-нибудь из местных, а потом убираться отсюда ко всем чертям и продолжать искать Нину.
— Ладно. Пошли найдем директора…
Он замолчал.
Посмотрев в окно, я увидел полицейский автомобиль, стоявший на улице прямо напротив школы. Через лужайку быстро шагал рослый офицер.
— Вот это нам совсем ни к чему, — пробормотал я, направляясь обратно к лестнице. Джон последовал за мной. Когда мы вышли из здания, полицейский двинулся прямо к нам.
— Интересно, — сказал я. Мы продолжали идти ему навстречу. — Похоже, это тот самый, с которым Монро разговаривал сегодня утром.
— Для меня он выглядит как самый обычный коп.
— Одень меня в форму, и я буду выглядеть так же.
— Не уверен. Думаю, министерство внутренних дел сразу бы заинтересовалось.
Полицейский остановился в нескольких ярдах от нас. Это явно был именно тот, кого я сегодня уже видел. Худощавый, коренастый, с бесстрастным взглядом.
— Кто вы такие и что тут делаете? — спросил он.
— А вам какое дело? — ответил Джон, сам не сознавая того, что ведет себя почти так же, как и тот парень со скейтбордом.
— Вы ведь понимаете, что я из полиции, не так ли?
— Какие проблемы, офицер? — присоединился я.
— Мне только что звонил здешний учитель. Один из учеников сказал, что двое подозрительных типов приставали к нему за воротами. И мне кажется, что это вы.
— Мы считаем, что этой школе грозит опасность.
— Да, грозит, — проворчал полицейский. — И эта опасность — вы. Это не просьба, это приказ — уходите отсюда немедленно.
Никто из нас не двинулся с места.
— А ну-ка, джентльмены…
— Где вы были, когда вам позвонили? — небрежно спросил Джон. — В полицейском участке?
Полицейский молча уставился на него.
— Быстро же вы добрались, — кивнул я. — Мы разговаривали с тем пареньком минут пять или шесть назад. Ему нужно было вернуться в школу, поговорить с учителем, убедить его, что ради этого стоит беспокоить полицейских. Учитель позвонил в полицию, вызов передали вам, и вы мгновенно оказались здесь.
— Быстрее не бывает, — сказал Джон.
— Или, возможно, парень вообще никому ничего не говорил, — продолжал я. — Возможно, кто-то просто наблюдал за нами. В таком случае — зачем вы лжете, будто вас сюда вызвали?
— Вы собираетесь вызвать подкрепление? — спросил Джон. — На вашем месте я поступил бы именно так. Двое странных типов, которые предупреждают об опасности? Я бы немедленно вызвал сюда других офицеров. Если, конечно, действительно был бы копом.
Взгляд офицера стал еще холоднее.
— Вам что-нибудь говорит имя Пол? — спросил я. — Мы слышали, что некто с таким именем находится где-то тут, неподалеку. Этот человек очень опасен. Возможно, на самом деле вы ищете именно Пола.
— Никогда о нем не слышал, — ответил полицейский, кладя руку на кобуру. — И я устал слушать вас.
— Вы правы. — Я поднял руки.
Иного выхода не было, а мы теряли время, которого у Нины оставалось все меньше.
— Нам тоже ни к чему лишние неприятности, но дело действительно важное. Думаю, нам нужно поехать в участок и обо всем нормально поговорить.
— Хорошо, так и сделаем.
Мы вышли за ворота и подошли к его машине. Он начал открывать заднюю дверцу.
Джон незаметно дал мне знак рукой. Я окинул взглядом улицу. Пора.
Схватившись за дверцу, я резко распахнул ее, так что она врезалась полицейскому в живот. Он почти успел увернуться, но попал прямо под удар Джона, пришедшийся по голове. Глаза полицейского начали закатываться, но он все же удержался на ногах. Я с размаху ударил его кулаком в лицо, а Джон толкнул обмякшее тело на заднее сиденье.
Я открыл дверцу со стороны водителя и сел.
— Ключей нет, — сказал я.
Несколько секунд я смотрел в окно, прислушиваясь к приглушенному стону и звукам коротких ударов. Затем стоны стихли.
— Лови. — Джон бросил мне сзади ключи.
Я не торопясь доехал до угла школьной территории, затем свернул налево.
— Его удостоверение, похоже, в порядке, — сказал Джон. — Если это и подделка, то очень качественная.
— В любом случае, он порядочная сволочь.
Остановившись на середине улицы, я вышел и помог Джону перетащить бесчувственного копа в багажник. Запихнуть его туда было непросто.
— Заткнуть ему рот?
Джон покачал головой.
— Думаю, не стоит.
Мы захлопнули багажник.
— Он вовсе не тот, за кого себя выдает, — сказал я. — И ты это знаешь.
— Что означает — здесь действительно что-то должно случиться.
Я знал, что он прав, и, следовательно, Пол где-то недалеко.
— Так что школу пора прикрывать.
Теперь мы направились к другому входу. Лестница справа от дворика привела нас на более многообещающую территорию: в самое большое и самое старое здание школы. По всей видимости, руководство находилось именно здесь.
Первый этаж занимали классы. В коридорах не было ни души. По моим воспоминаниям, в коридоре всегда кто-нибудь болтался, пропуская уроки, притворяясь больным или попросту лодырничая. В Торнтонской средней школе порядки, судя по всему, были куда жестче. Наконец я заметил вдали какого-то парня, но он никак не прореагировал на оклик и быстро исчез.
Расположение помещений на втором этаже оказалось аналогичным, если не считать большой пустой комнаты, походившей на учебную лабораторию.
На третьем мы обнаружили обшитые деревянными панелями кабинеты, а также массивную дверь с табличкой: «А. И. Зингер, директор».
Мы вошли в приемную, где сидела дородная женщина за древней электрической пишущей машинкой. Она неодобрительно посмотрела на нас, и я снова почувствовал себя двенадцатилетним.
— Вы кто?
— Нам нужно поговорить с директором, — сказал я. — Немедленно.
— Она разговаривает по телефону.
Я последовал за Джоном к закрытой двери. За ней оказалась большая комната с огромным столом посередине. На стенах висели ряды полок с серьезными книгами, черно-белые фотографии достойных предшественников и обменивающихся формальными рукопожатиями людей. Окно выходило на лужайку перед фасадом. За столом, спиной к окну, сидела женщина. Ни по какому телефону она, естественно, не разговаривала.
— Вы должны эвакуировать школу, — сказал Джон.
Женщина уставилась на нас. Высокая, с пышной прической, она могла бы выглядеть вполне уместно на заседании совета директоров крупной компании.
— О чем вы говорите? Кто вы такие?
— Кто-то намеревается устроить в школе террористический акт.
Директор встала.
— Кто-то… что? Да с чего вы это взяли?
— У нас нет времени на объяснения, — вступил я. — Просто поверьте нам, что подобное весьма вероятно.
Женщина потянулась к телефону в углу стола. Однако Джон успел первым и положил на него руку. Директриса поджала губы и обратилась к кому-то за моей спиной.
— Джейн, вызовите, пожалуйста, полицию, а потом позовите сюда Бена. Скажите ему, что у нас непрошеные гости.
Повернувшись, я увидел стоящую в дверях секретаршу.
— Не надо этого делать, — сказал я.
Что-то отвлекло внимание женщины, и она скрылась из виду. Я снова повернулся к директрисе.
— Мисс Зингер, я знаю, что все это выглядит довольно странно, но вы должны нам поверить.
— Естественно, я вам не верю. Если бы школе что-то угрожало, мне бы позвонили из полиции.
— Мы только что обсуждали ситуацию с одним из них, — сообщил я. — И у нас есть сомнения, что им можно доверять.
— Этого не может быть… господи. Джейн, позовите Бена. Немедленно.
Ответа из приемной не последовало, но затем мы услышали раздраженный женский голос, и дверь неожиданно распахнулась.
В кабинет вошел парень, тот самый, со скейтбордом, которого мы встретили за воротами, только теперь мне было совершенно ясно, что он уже далеко не мальчишка и не учится ни в этой школе, ни в какой-либо другой. Едва переступив порог, он заговорил, изображая неподдельную обиду:
— Мэм, я стоял за воротами, и ко мне подошли двое и стали приставать. Вот эти самые.
Женщина уставилась на него. Я почувствовал, что подобное в ее жизни случалось не часто.
— Ты кто? Я тебя не помню.
— Джейсон Скотт, мэм. Они пытались меня заставить, чтобы я поехал с ними.
Женщина снова перевела взгляд на Джона.
— Верните мне телефон. Полиция разберется, в чем дело.
Джон продолжал держать руку на трубке. Женщина открыла ящик стола и достала из него мобильник.
— Ладно, черт с вами, — раздраженно бросил я. — Вызывайте копов, мисс Зингер. Как хотите. Но тем временем, пожалуйста, уберите всех из здания. Разве вы не слышите? Мы говорим, что школе грозит опасность. Вам хочется рисковать?
— Я бы не стал их слушать, мэм. — Парень неожиданно захихикал. — Один из них показал мне свою пипиську.
Я изо всех сил пытался ее убедить.
— Вы никогда раньше не видели этого парня. Не так ли? Он не учится в этой школе. Вы его вообще узнаете?
— Я не могу помнить каждого…
— Проверьте, есть ли Джейсон Скотт в списках учеников. Но побыстрее.
Женщина повернулась к стоявшему на краю стола компьютеру, но явно не торопилась. Я едва сдерживался, чтобы не наброситься на нее.
— Мэм, либо эвакуируйте школу, либо мы сделаем это за вас.
— Директор? — донеслось из приемной. — Что-то случилось с телефонами.
Послышался раздраженный стук по трубке.
— Не могу соединиться по городской линии.
Директриса посмотрела на меня. Внезапно мое присутствие перестало быть самым странным событием в ее жизни.
— Ну вот видите. — Я глядел ей прямо в глаза. — Делайте, что вам сказали. И немедленно.
— Хорошо, Джейн, — решилась она. — Объявляйте тревогу. Прямо сейчас.
Парень со скейтбордом слегка улыбнулся.
— Ну и зануды же вы, ребята.
Бросив на пол скейтборд, он достал из нагрудного кармана свитера пистолет с глушителем, выстрелил в голову директрисе, повернулся и бросился к двери.
Мы с Джоном выхватили оружие. Послышался тихий хлопок еще одного выстрела. Выбежав в приемную, я увидел лежащую у стены женщину, уткнувшуюся лицом в ковер. Ноги ее еще шевелились, но затылок полностью отсутствовал.
— Найди тревожную кнопку, — крикнул Джон, пробегая мимо меня.
Я обшарил весь кабинет, но не нашел ничего, с помощью чего можно было бы поднять тревогу. Потом я понял, что тревожные кнопки должны быть в коридорах. Я помчался по коридору, ударяя кулаком в каждую встречную дверь. Когда я добрался до лестницы, из большинства классов выглядывали озадаченные лица.
— Пожар, — сказал я как можно более спокойно и убедительно. — Выводите всех на улицу.
— Где? — спросил кто-то. — Какой пожар?
Забыв о спокойствии, я направил на него пистолет.
— Выводите всех, черт бы вас побрал.
Сбежав на нижний этаж, я увидел в дальнем конце коридора Джона. Устремившись следом за ним, я вскоре наткнулся на коробку пожарной сигнализации. Разбив локтем стекло, я со всей силы вдавил большую красную кнопку.
Ничего не произошло.
Я нажал снова, на этот раз ладонью. Потом еще раз, более плавно, но до самого упора.
— О господи, — пробормотал я и побежал дальше.
Найдя еще одну коробку, я разбил стекло кулаком и начал давить на кнопку снова и снова.
Ничего.
Повернувшись, я увидел бегущего в мою сторону Джона.
— Они вывели из строя сигнализацию, — сказал я. — Черт с ним, с тем парнем. Нам придется самим поднимать тревогу.
Он побежал по коридору, распахнув первую попавшуюся на пути дверь. Я услышал, как он что-то кричит находящимся внутри. Подбежав к другой двери, я сделал то же самое.
— Эвакуация, — сказал я, снова спокойно и убедительно. — В здании пожар. Выходите на улицу.
Видимо, школьные пожарные учения не прошли даром. Все встали быстро, но организованно.
— Скажите всем остальным, кого увидите, — добавил я. — Не бегите. Просто выходите на улицу и будьте осторожны.
Все будет в порядке, подумал я, глядя, как они быстро проходят мимо. Через десять минут здесь никого не останется, и я смогу снова заняться тем, что для меня важнее всего.
В коридоре я убедился, что ученики покидают остальные классы. Потом увидел в окно, как Джон целеустремленно шагает через лужайку, направляясь к первому зданию. Возможно, он просто собирался освободить от людей и его, но нечто в его взгляде подсказывало, что мне сейчас лучше быть вместе с ним.
Протолкавшись через шумную толпу школьников, я быстро спустился по лестнице. Внизу тоже было полно народу, и двигались они намного быстрее, к тому же несколько неуправляемо.
Услышав крики, я понял, что кому-то стало известно о том, что случилось с директрисой и ее помощницей. По лестнице бежал вниз человек средних лет в твидовом пиджаке, что-то громко крича другому учителю. Он явно был из тех, кому обязательно нужно сперва посоветоваться с директором, прежде чем последовать простым инструкциям, предписывающим покинуть здание в случае пожара.
Протолкавшись через толпу, я схватил его за лацканы и притянул к себе.
— Заткнитесь, — процедил я. — Замолчите немедленно.
Он уставился на меня.
— Что? Что случилось с…
— Мисс Зингер убита, — тихо и быстро заговорил я. — Но другим совершенно необязательно знать об этом прямо сейчас. Не поднимайте панику. Просто помогите им выйти из здания. Чем быстрее, тем лучше.
Он не отводил от меня взгляда.
— Вы тут не работаете. Кто вы?
— Просто один человек. — Я подтолкнул его в сторону толпы. — А теперь действуйте.
Ли не знал, что делать дальше. Задание он выполнил — поговорил с несколькими ребятами, завоевал их доверие, раздал им таблеток на пробу. Он никак не мог понять, какой во всем этом смысл, если совершенно ясно, что вряд ли они появятся здесь еще раз, чтобы продать следующую партию. Ли отработал свое, но знал, что еще раз этого делать не станет.
Он уже направлялся к воротам, намереваясь поймать за оградой Пола и потребовать, чтобы ему поручили нечто более достойное, когда кто-то вдруг окликнул его по имени. Посмотрев в ту сторону, он увидел двоих крайне подозрительного вида типов в черном, быстро шагавших по школьной лужайке.
Сперва они подошли к какому-то другому парню — с этого расстояния он не мог точно сказать, тот ли это самый, кому он передавал наркотики, — и Худек обругал себя за то, что вообще как-то среагировал. Он повел себя как дилетант. Даже у Сони Пита хватило бы ума так не поступать. Но что случилось, то случилось. Ли нырнул в здание школы и скрылся в лабиринте коридоров. Он слышал, как один из тех типов вбежал следом за ним, но некоторое знакомство с расположением школьных помещений помогло ему оторваться от преследователя.
Он сидел на корточках в дальнем конце коридора первого этажа и вдруг увидел нечто, совершенно сбившее его с толку. В здание вбежал человек, выглядевший точно так же, как и Пол. Ли моргнул, но незнакомец все равно остался точной копией Пола, хотя был одет совершенно по-другому и, несомненно, был одним из тех самых двоих в черном. Несколько мгновений он стоял неподвижно, словно принюхивающийся зверь, а затем помчался наверх по лестнице, туда, куда ушел второй.
Ли продолжал ждать, пока не услышал, как они снова спускаются и поспешно покидают здание, затем неслышно поднялся наверх. Он решил, что никуда не пойдет, пока эти двое не уберутся подальше. Никто из них не походил на людей, с которыми ему хотелось бы встретиться.
Он уже решил было, что времени прошло достаточно, когда заметил, что в окружающей обстановке что-то изменилось. Сперва вокруг царила настоящая тишина — уж точно намного тише, чем когда-либо бывало в его школе. Теперь же он слышал чьи-то голоса, доносившиеся с некоторого отдаления. С улицы?
Подойдя к окну, Ли увидел, что с задней стороны соседнего здания начинают толпой выходить школьники, собираясь на большой асфальтированной площадке. Взглянув на часы, он понял, что вряд ли это конец занятий. К тому же почему они все шли через запасной выход? Это напоминало пожарные учения или нечто подобное, хотя никакой тревоги он не слышал.
Впрочем, не важно. Происходящее казалось ему все более странным. Пора было уходить.
Он приближался к лестничной площадке, когда услышал, что кто-то поднимается наверх. Возвращаться в укрытие было уже поздно, но он напомнил себе, что те двое вряд ли могли его внимательно разглядеть. Он просто был в туалете, увидел, как народ собирается на улице, понял, что это учения, и сейчас покидает здание, как и положено.
Ли пошел дальше и едва не налетел на идущего ему навстречу. Это был тот самый парень со скейтбордом, только доски у него больше не было. И выглядел он очень возбужденным.
— Что происходит? — спросил Ли.
— У нас проблемы, — ответил парень.
Он явно пытался сохранять хладнокровие, но это удавалось ему с большим трудом.
— На пути нашего плана появились помехи. Сейчас выясню у Пола, что и как.
Достав из кармана маленькую рацию, он нажал кнопку и, отвернувшись, быстро и негромко заговорил. Прошелся по коридору, слушая ответ, а затем посмотрел на Худека.
И тут Ли понял.
Именно теперь ему стало ясно, почему лицо парня показалось ему столь знакомым. Да, это был один из тех, кто сидел за столиком в «Бель-Айле», и, вероятно, один из тех, кто вышел из тени в самый первый раз, когда Ли встретился с Полом. Но, похоже, он видел его лицо и в промежутке между этими событиями.
Поздним вечером, на краю заброшенной парковки, в свете фар. Это был один из троих, начавших пальбу.
Ли не отводил от него взгляда, пытаясь увидеть в его чертах хоть что-то другое, но не мог. Изображение словно впечаталось в мозг.
Парень убрал рацию в карман и улыбнулся. Он уже снова обрел прежний вид парнишки-скейтбордиста, переминающегося с ноги на ногу.
— Похоже, все-таки все идет по плану, — доложил он. — Так что можно двигаться дальше.
Ли кивнул.
— А когда на самом деле возник план?
— Ты о чем, братишка?
— О том, что я думал, будто он возник после того, как убили моего друга, а мы поступили неправильно и спрятали его тело, потому что нам так велели. Эрнандес специально так сделал, и я думал, что после этого все и началось.
— Угу, верно. Слушай, у нас нет времени на…
Ли направился прямо к нему.
— Но все началось намного раньше, так? Мои родители, похоже, и в самом деле как-то на это завязаны, хотя я и не понимаю, как именно. Но сейчас я про тот вечер, когда мы с друзьями поехали в Санта-Инес и парню, которого я знал с детства, разнесли башку. И это были не какие-то случайные гангстеры. Это были вы.
Парень стоял неподвижно, выпрямившись. Теперь он уже больше не напоминал школьника.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Я хочу сказать, что ты или один из ваших убили моего друга.
— Отлично. Умный мальчик. Угу. Это был я. Мой выстрел.
— И теперь, с того самого вечера, вы морочите мне голову. Толкаете меня то туда, то сюда. И вообще, сломали мне всю жизнь.
— У тебя никогда не было своей жизни, — усмехнулся парень, и Ли понял, что этот человек никогда не испытывал к нему ничего, кроме презрения. — Тебя купили и оплачивали с самого первого дня. С того дня, когда ты…
Ли бросился на него.
Худек хорошо умел драться. Он был достаточно силен, уверен в себе и готов отомстить любому обидчику. Но противник был намного опытнее. Драка явно доставляла ему наслаждение. Он с ходу атаковал Ли, словно в нем где-то повернули выключатель.
Оба дрались сосредоточенно и молча, если не считать негромкого пыхтения. Первые несколько ударов Ли попали в цель, но затем движения противника ускорились, став его второй натурой, чего можно добиться лишь долгими и самоотверженными тренировками. Ли хватало ума не подражать актерам голливудских фильмов. Драка — не способ показать, насколько ты крут. Это способ расправиться с врагом.
Ли знал, что нужно хватать за волосы, одежду или попасть в глаза, чтобы как можно быстрее повалить противника на землю, а затем добивать ногами, кулаками и любыми имеющимися под рукой острыми предметами. Но ему никак не удавалось схватить парня. Как бы он ни пытался, тот ловко уворачивался, одновременно продолжая бить Ли по лицу и животу кулаками, локтями и ребрами ладоней.
Наконец один из ударов пришелся Ли прямо в горло, и у него перехватило дыхание. Упав на одно колено, он едва успел судорожно вздохнуть, прежде чем взлетевшая в воздух нога угодила ему прямо в лицо.
Он упал на спину, перед глазами все плыло. Парень стоял над ним с пистолетом в руке.
— Мне не положено тебя убивать. — Он даже почти не запыхался. — Но я бы мог. А пулю всегда можно выковырять.
— Пошел к черту.
— Угу, верно, — ответил парень и ударил его ногой по голове.
А потом еще несколько раз.
Когда Ли лишился чувств, парень снова спрятал пистолет в карман свитера, наклонился и, подхватив Худека под мышки, быстро поволок в дальний конец коридора. Расположение школьных помещений он знал наизусть, часами изучая их планы в течение последних нескольких недель. Ему точно было известно, куда идти — к большой кладовке за углом. Все должно было быть совсем не так, но у него не оставалось выбора. То, что он собирался сделать, казалось вполне приемлемым.
Он втолкнул тело Худека внутрь кладовки и запер дверь на засов. Вряд ли кто-то попытается проникнуть туда снаружи.
Закончил он как раз вовремя, примерно за десять секунд до того, как услышал, что один из доставивших столько проблем типов выбегает из директорского кабинета, крича что-то про пожар. Это ему не понравилось. Человек прямоходящий не упоминал о подобных проблемах с тех пор, как началась настоящая работа, а эти двое, похоже, не собирались уходить. Особенно тот, похожий на Пола, которого ему теоретически не положено было убивать.
Заняв удобную позицию, он перезарядил пистолет. Инструкции всегда можно интерпретировать по-своему. Что бы ни случилось, он не собирался задешево отдавать свою жизнь.
Подобные ему никогда так не поступали.
Когда Джон снова вбежал в первое здание, меня отделяло от него лишь несколько ярдов. Он свернул направо, а я налево, открывая двери и говоря всем, чтобы они выходили на улицу. Все беспрекословно подчинялись, чему я был только рад. Джон быстро разделался со своей половиной, и мне до сих пор было интересно, не заметил ли он кого-нибудь и не прибежал ли сюда отчасти и в погоне за ним. Дверь последнего класса в коридоре я не стал даже открывать, просто постучал. Меня поняли — послышались громкие голоса выходящих учеников. Протолкавшись сквозь нарастающую толпу, я побежал наверх следом за Зандтом. Когда я свернул за угол, навстречу хлынула целая волна школьников, и мне пришлось пригнуть голову, чтобы ее преодолеть.
— Джон?
— Он там, — крикнул он, устремляясь в коридор верхнего этажа.
Видимо, он имел в виду парня, которого мы встретили в кабинете директора. Я начал проталкиваться следом за ним. Наконец, добравшись до конца коридора, я увидел тяжелую дверь, которую не заметил в первый раз.
По другую ее сторону оказалась еще одна часть здания, расположенная под прямым углом к первой. По обеим сторонам коридора тянулись длинные матовые окна. Снова учебные лаборатории.
Джон стоял, прижавшись к стене и держа пистолет на уровне груди. Он помахал мне другой рукой, и я быстро переместился к стене по другую сторону коридора.
— Он в той, что слева, — тихо сказал он.
— Ну так пусть там и остается.
Джон непонимающе посмотрел на меня.
— Мне плевать на этого парня. Нам просто нужно, чтобы школу освободили от людей и заперли. Дальше пусть разбираются полиция или ФБР. Мне здесь больше нечего делать. Я…
— Тебе все равно некуда больше идти, Уорд, а этот парень может привести нас к Полу.
Я поколебался, и тут внутри лаборатории послышался металлический стук. Мы затаили дыхание, направив пистолеты на дверь в дальнем конце. Потом я понял, что есть смысл выбрать другую цель, и направил ствол в середину матовой стеклянной панели.
— Ладно. Давай его брать. Но будь осторожнее.
Зандт едва заметно улыбнулся.
— Всегда ценил твои советы.
— Знаешь что? Забудь, что я тебе только что сказал. Сходи с ума, поступай безрассудно — как тебе будет угодно.
Стрельба по матовым стеклам либо позволила бы обнаружить местонахождение парня, либо затруднила бы ему возможность спрятаться. Но с другой стороны, облегчала задачу прицельно стрелять в нас. Еще можно было, пригнувшись ниже уровня стекол, добраться до двери в лабораторию и ворваться прямо туда.
Мы сделали и то и другое. Джон пригнулся и начал пробираться по коридору. Тем временем я выстрелил по очереди в каждое из трех окон, начав с самого дальнего, в надежде, что выстрелы погонят его ближе ко мне и дальше от двери. Второе окно разлетелось вдребезги, и я заметил, что он метнулся как раз в ту сторону. Выстрелив в третье окно, я устремился следом за Джоном.
Когда я оказался на середине коридора, Джон уже стоял в дверях, и они с парнем стреляли друг в друга. Увидев, как Джона отбросило к стене, я повернулся и разрядил пистолет внутрь помещения. Первые две-три пули ушли в случайном направлении, но потом я заметил, что парень пытается спрятаться за одной из длинных скамеек и, прицелившись, продолжает нажимать на спуск.
Когда звуки моих выстрелов смолкли, он уже больше не отстреливался.
Зандт поднял руку, и я увидел, что ему лишь слегка оцарапало запястье. Перезарядив пистолет, я вместе с Джоном осторожно вошел в лабораторию.
Мы медленно прошли с противоположных сторон в заднюю ее часть и обогнули последнюю скамью почти одновременно. В углу валялся пистолет с глушителем, который я отшвырнул ногой на безопасное расстояние.
Парень сидел, прислонившись к стене и опустив руки. По полу растекалась лужа крови.
— Где он? — спросил я.
Парень деловито покачал головой.
— Вы опоздали, — хрипло проговорил он. — День ангелов уже начался.
— Только не для тебя, — сказал Джон. — Твои дни подходят к концу. И ты расскажешь нам, где сейчас Пол. Мне плевать, на что нам придется пойти, чтобы добыть эту информацию. Ты в любом случае все нам расскажешь, если я начну тебе отстреливать одну конечность за другой.
Парень снова покачал головой. Джон направил пистолет на его ногу.
— Я не шучу, — предупредил он.
Парень на мгновение закрыл глаза, словно призывая на помощь всю силу воли. Я поднял пистолет, держа его на мушке.
Парень медленно поднял руку.
— Не стоит, — сказал я. — Опусти.
Неожиданно он быстрым движением сунул руку в передний карман свитера и тут же вытащил ее снова, уже с ножом.
— Так ты все равно ничего не добьешься, — сказал Джон.
Парень глубоко вздохнул.
— Наслаждайтесь жизнью, пока можете, — произнес он и воткнул нож с левой стороны себе в шею.
Джон метнулся к нему, пытаясь помешать, но парень последним усилием резко рванул ножом слева направо.
Хлынула кровь, и мгновение спустя он был мертв.
Джон обыскал труп. Достал бумажник с небольшим количеством денег, но никаких документов. Вытащил полпачки сигарет, одну из которых закурил я. Нашел нечто напоминавшее карманную рацию, но один из моих выстрелов, видимо, попал прямо в нее, и теперь она не издавала ни звука. Вероятно, с помощью этой рации парень связывался с поддельным полицейским, тем самым, который лежал сейчас в багажнике собственной машины.
Не было ничего, что могло бы привести нас к Нине.
Я раздраженно отвернулся от кровавого месива на полу к окну в противоположной стене, откуда открывался вид на площадку с задней стороны школы, и облегченно вздохнул, увидев там толпу школьников, к которым присоединялись выходившие из других зданий.
Несколько сотен ребят выстроились ровными рядами на размеченной части площадки в тени школы, прямо под окном. В дальнем конце площадки было пусто.
А в ворота только что въехала машина.
Сперва я подумал — слава богу, наконец-то приехали полицейские и мы можем отсюда убираться, но эта глупая мысль задержалась у меня в голове лишь на долю секунды. Местные полицейские не стали бы ездить в большом черном автомобиле с затемненными окнами.
— Джон, — позвал я. — Иди сюда. Быстро.
Машина медленно пересекла площадку. Никто на нее не смотрел. Все были слишком заняты построением и наслаждались бездельем, каковым, видимо, всегда являлись для них пожарные учения.
— О господи, — проговорил Джон.
Машина проехала вдоль задней стены школы и въехала на пандус, по которому недавно сгружали пиццу. Несколько секунд спустя автомобиль скрылся из виду, словно его и не было.
— Подвал, — понял я. — Или разгрузочная площадка. Зачем ему…
— Бомбу еще не заложили, — мрачно сказал Джон. — Она только что прибыла.
Машина, полная взрывчатки, — весьма мощный заряд. В лучшем случае он снес бы школу, обрушив дождь горящих обломков прямо на стоящих на улице ребят. Или, что еще хуже, в зависимости от расположения и протяженности подвала, взорвался бы непосредственно под ними.
Наши усилия ни к чему не привели. Пол до сих пор опережал нас на шаг.
Я схватился за ручку окна, но она была закрашена наглухо много лет назад. Я начал колотить в окно обеими кулаками, но никто не обращал на меня внимания.
— Оставь, — сказал Джон. — Мы знаем, куда идти.
Мы выбежали в коридор, а затем снова в другое крыло здания. Мне показалось, что откуда-то доносится чей-то крик. Но прислушиваться не было времени.
На первом этаже входа в подвал не оказалось.
Через лужайку мы вернулись в главное здание, свернули налево в коридор и попали в столовую. Пригнувшись, пересекли зал, миновали раздачу и кухню с потертыми газовыми плитами и большими холодильниками. Последняя дверь вела на лестницу. Достав пистолеты, мы спустились в подвал.
Когда Пол велел водителю ехать к школе, Нине стало ясно: взывать к голосу разума бесполезно. И вовсе не потому, что Пол был чересчур безумен. Он просто не согласился бы с ней. Как сказал Витгенштейн — если бы львы могли говорить, мы бы не смогли их понять.
Пол оказался здесь, следуя собственному рассудку, простым и логическим шагам, которые были по-своему разумны, просто разум его был устроен иначе и основывался на совершенно иных ценностях. Рано или поздно это должно было случиться. Он следовал к своей цели, испытывая к ней чуть ли не сексуальное влечение.
Нина поняла, что, скорее всего, жить ей осталось считаные минуты. Так что хорошо, что ей удалось поговорить с Уордом, хоть и недолго. Жаль, что до него так и не дошел ее намек насчет школы, но большего она сказать тогда не могла — к голове ее действительно был приставлен пистолет.
В любом случае теперь уже нельзя было ничего поделать. Оставалось лишь ждать, сколько бы времени ей ни осталось.
Порой решение не предпринимать безнадежных действий становится самым смелым из всех возможных.
Машина въехала в пространство под зданием шириной в четыре автомобиля, с лестницами по обеим сторонам и рядом отсеков глубиной в двадцать футов. Часть стен была покрыта старым блестящим кафелем. Освещение тусклое и неровное. Водитель заехал в самый дальний отсек, возле стены с аркой, которая вела в дальнюю часть подвала, и выключил двигатель.
Пол повернулся к Нине.
— Плюс в том, что все произойдет очень быстро, — сказал он. — Ты просто испаришься. Минус — тебе придется ждать. Конечно, я мог бы просто тебя убить. Но я, во-первых, не склонен облегчать твое положение и, во-вторых, подозреваю, что тебе хотелось бы сохранить в памяти эти мгновения, сколь бы несовершенны они ни были. Верно?
Нина пристально смотрела на него.
— Спасибо, Пол. Да, хотелось бы.
— Договорились. Точного времени я тебе назвать не могу, поскольку приведу заряд в действие сам. Впрочем, так даже лучше — ты будешь радоваться каждой своей мысли, зная, что она может оказаться последней.
Водитель вышел из машины. Звук захлопнувшейся дверцы прозвучал как окончательный приговор. Все начало происходить в последний раз.
Нина не отводила взгляда от Пола.
— Ты понимаешь, что, как бы ты ни притворялся другим, ты оставляешь меня в живых, по сути, из чувства сострадания?
— И что?
— Значит, ты на это способен. Ты можешь сочувствовать. Поступай так чаще, и сможешь стать настоящим мальчиком. Как Пиноккио.
— Я куда более настоящий, чем тебе когда-либо казалось.
— Нет. Ты такой же, как и я, и как любой другой. Между тобой и Уордом нет генетических различий. Ты ведешь себя так не потому, что принадлежишь к некоей высшей расе, а лишь из-за всего того, что случилось в твоей жизни. Ты можешь стать таким же, как все.
— В самом деле? — задумчиво произнес он. — И кто же все эти нормальные люди? Тебе следовало бы больше смотреть новости, а не охотиться на таких, как я. Представители вашего вида воровали и убивали с тех пор, как встали на две ноги. Они лгали с тех пор, как научились говорить. Мы не единственные, кто воюет, насилует и убивает. Различие лишь в том, что вы делаете вид, будто это плохо.
— Пол, ты на самом деле ничем от нас не отличаешься. И ты это знаешь, ведь правда? Где-то в глубине души ты должен осознавать, что ты тоже человек.
— Нет, — ответил он. — Мы — песнь Бога. Мы слишком долго пребывали в связи с вами, но теперь мы обрезаем пуповину. Ты этого не увидишь, но поверь мне — начнется настоящая дикая жизнь.
Он открыл дверцу и вышел. Обменявшись несколькими словами с водителем, обошел машину сзади и что-то начал делать в багажнике. Нина услышала негромкий писк, означавший, что заряд взведен. Водитель поспешно ушел.
Снова подойдя к дверце, Пол наклонился и посмотрел на Нину.
— Тебе может показаться, что ты сумеешь открыть дверцу, даже несмотря на то, что ты связана и все они заперты. Это довольно рискованно, но, возможно, ты считаешь иначе. Так что мне следует тебе пояснить, что каждая дверца подсоединена к мешку со взрывчаткой в багажнике. Стоит открыть одну из них, и все взлетит на воздух. Будь так любезна, дай мне время убраться отсюда, прежде чем попробуешь.
Нина посмотрела на него, пытаясь наконец понять, что же такое она увидела в его взгляде.
— Пол, — спросила она, — ты вообще хотя бы помнишь, кто ты?
Он захлопнул дверцу. Послышался щелчок центрального замка.
А затем — удаляющиеся шаги.
Подвал представлял собой большое складское помещение, построенное еще в те времена, когда не было возможности доставлять товар семь дней в неделю. Лестница из кухни вела в пространство, заполненное металлическими полками. На полу лежала груда упаковок из-под пиццы, а рядом, в небольшой кладовой, — куча старых деревянных стульев. Никого из работников школы не было видно.
Мы с Джоном пробежали через эту часть подвала, пытаясь попасть на разгрузочную площадку в дальнем конце. Обнаружив коридор, в конце которого виднелся свет, мы остановились в нескольких ярдах от открытой двери. Джон дал мне знак легким движением головы, и я отошел в сторону.
Он шагнул в дверь, быстро свернув вправо. Поскольку выстрелов не последовало, я шагнул за ним.
Мы оказались внутри длинного помещения, которое, казалось, тянулось вдоль всей школы. Его освещал неровный свет висевших под низким потолком лампочек, а кафельная плитка и пятна плесени придавали всему зеленоватый оттенок. Слева, там, куда снаружи вел пандус, было несколько светлее. Сверху слышался отдаленный гул голосов, но до сих пор не раздалось ни одной сирены. Где они, черт побери?
— Нужно их предупредить, — сказал Джон.
— Сперва нужно найти Нину, — ответил я. — Или, если хочешь, можешь сделать это сам.
— Если Пол здесь, то бомба пока не взорвется.
— Ты не знаешь, на какой риск он готов пойти. А если его здесь нет, то взрыв может произойти в любую секунду и ты об этом не узнаешь, пока не станет слишком поздно.
Он лишь пожал плечами и побежал вправо. Я понял, что не уверен в том, на какой риск готов пойти Джон. Вот если бы со мной сейчас был Бобби… Он был куда более приятным человеком, нежели Джон. Я ему полностью доверял. Он шел на любой риск, а его опыт в самых сложных ситуациях порой приводил меня в замешательство. Я же всего лишь дилетант. И у меня нет права даже на единственную ошибку.
Людей следовало предупредить.
И, похоже, сделать это должен был я.
Выругавшись, я побежал в сторону пандуса. Преодолел четверть пути, когда понял, что в дальнем его конце, в тени, стоит невысокая фигура.
Послышались три негромких хлопка пистолета с глушителем.
Преодолев оставшееся расстояние до противоположной стены, я бросился к ближайшему отсеку и соскользнул на пол. Я пытался перекатиться так, чтобы иметь возможность выстрелить в ответ, но человек продолжал посылать пулю за пулей, ударявшиеся о край отсека.
— Уорд?
Крик Джона отразился от стен столь громким эхом, что я не мог понять, насколько далеко он от меня находится.
— Я цел, — крикнул я в ответ. — Ты можешь в него попасть?
Ответом мне стала стрельба, продолжавшаяся секунд десять. Громкие хлопки пистолета Джона перемежались щелчками оружия противника под свист рикошетирующих от стен пуль.
Как только раздался последний выстрел Джона, я услышал его крик:
— Давай, Уорд!
Не успев ничего толком сообразить, я выскочил из отсека и метнулся в левую сторону, несколько раз выстрелив вправо. Джон прикрывал меня огнем. Примерно на середине открытого пространства я увидел стрелявшего возле входа в отсек на противоположной стороне, ярдах в тридцати от меня. Он снова открыл огонь.
Мгновение спустя я оказался внутри отсека, удивляясь, что все еще жив. Меня окружали старые столы. В ушах звенело.
— Господи.
— Кто это, черт побери? — спросил Джон.
— Понятия не имею, — выдохнул я. — Но нам отсюда не выбраться, пока мы его не прикончим.
— Это будет нелегко. Он знает, что делает. Он едва не пристрелил тебя.
— Спасибо за информацию.
— Но промахнулся. Тебе повезло.
Выставив наружу пистолет, Зандт выстрелил еще раз. Секунду спустя последовал ответный выстрел.
В задней стене отсека была дверь. Распахнув ее, я увидел коридор, уходящий влево.
— Этим путем мы вряд ли подберемся к нему ближе, — сказал я, — но, возможно, сможем уйти в другом направлении. Что, честно говоря, вполне меня устраивает.
Я пошел первым, Джон за мной, пятясь задом и выставив перед собой пистолет, на случай, если тот тип решит побежать за нами.
Когда мы оба оказались в узком коридоре, я закрыл дверь, и мы поспешили вперед, на ходу перезаряжая оружие. Примерно через каждые десять ярдов по левой стороне нам встречались очередные двери. Я открывал каждую. Все они вели в такие же отсеки, забитые барахлом. Вдруг коридор неожиданно закончился сплошной стеной.
— Черт, — пробормотал Джон.
— Похоже, нам все же придется пройти через одну из этих дверей.
— Нам хотя бы нужно выяснить, где сейчас тот парень. Мы в ловушке. Если он пройдет через тот первый отсек, а потом в этот коридор, нас можно брать голыми руками.
Я открыл последнюю дверь. В этом помещении не было старых коробок или стульев, как в остальных, но он не был пуст.
Там стоял большой черный автомобиль.
— Мы нашли его, — выдохнул я.
Фары были погашены. С того места, где мы стояли, из-за затемненных стекол и тусклого освещения невозможно было разглядеть, есть ли что-нибудь или кто-нибудь внутри.
Я выставил из отсека ногу и тут же отскочил назад, услышав свист пули. Парень с пистолетом стоял у противоположной стены. Вероятно, его задачей было не дать нам добраться до машины. Поэтому он и не стал тратить время на преследование. Сейчас он находился в отдалении, и если бежать достаточно быстро, то при некотором везении все же можно было оказаться у автомобиля. Возможно.
Джон уже напрягся, готовый сорваться с места.
Но я внезапно понял, что на самом деле все не так просто. Справа от отсека в дальней стене виднелся проход в виде арки, который вел в следующую секцию подвала под другой частью здания. Там было очень темно, и невозможно было понять, есть ли…
— Погоди, — сказал я. — Пол наверняка тоже здесь.
— Откуда ты знаешь?
— Если бы он покинул здание, то и тот, второй, тоже ушел. Так что если предполагать, что Пол приехал сюда на этой машине, то он либо все еще в ней, либо где-то там, справа.
Джон понял, что я имею в виду. Если Пол все еще здесь, то машина могла оказаться как раз на пересечении линий огня. Либо парень у дальней стены пристрелит нас, когда мы побежим к ней, либо мы угодим прямо в ловушку, попав под прицел Пола, стоящего по другую сторону арки.
Джон устало кивнул.
— У нас есть только одна попытка.
Я не знал, что делать.
Нас отделяли двадцать футов от бомбы, к которой могла быть привязана Нина, и мы не могли выйти из здания, чтобы предупредить тех, кто наверху. Ни назад, ни в сторону пути не было. Оставалось лишь идти вперед. Единственный вопрос заключался в том, в каком направлении двигаться и сколько времени у нас осталось. Я послал мысленную просьбу, надеясь, что некто намного более опытный, чем я, сумеет мне помочь.
«Помоги мне, Бобби. Прошу тебя».
Шли секунды. Джон шагнул вперед. Рядом просвистела еще одна пуля.
— Нам все-таки придется рискнуть, Уорд…
И тут наконец я получил ответ от старого друга.
— Телефон, — медленно проговорил я. — Пол звонил на твой телефон. Должен был сохраниться его номер. Ты можешь ему перезвонить.
— У него наверняка отключен звонок.
— Может быть, да, а может быть, и нет.
— И вообще, работает ли тут в подвале связь…
— Джон, у нас нет другого выхода.
Достав телефон, он нажал кнопку вызова списка входящих звонков. Время последнего из них примерно соответствовало звонку Пола, и номер отсутствовал в телефонной книге.
— Есть, — сказал он.
— Подожди. — Я глубоко вздохнул и крепче сжал в руке пистолет. — Нужно действовать быстро. Ты набираешь номер. Если у него звонит телефон, и мы его слышим, и если, судя по звуку, он не в машине, то я бегу к ней, а ты — под арку и находишь Пола.
Зандт немного подумал.
— Ладно.
— Постарайся остаться в живых, — попросил я.
Он посмотрел на меня взглядом, в котором отражались воспоминания о давно умерших людях, и грустно улыбнулся.
— Это не жизнь.
— Все же лучше, чем ничего.
— Спаси Нину, если сумеешь. И не смей следовать за мной.
— А ведь именно этого тебе бы и хотелось.
Он тяжело вздохнул.
— Как знаешь.
Я немного подождал, затем сказал:
— Давай.
Джон нажал кнопку на телефоне. Последовал тихий писк, затем две или три секунды тишины.
А потом мы услышали звонок, раздавшийся откуда-то справа, с некоторого расстояния — ярдов двадцать или тридцать, может быть, больше.
— Иди, — сказал я, а сам побежал прямо через проход.
Джон бросился направо под арку. В воздухе между нами просвистели три или четыре пули, но ни одна из них не попала в цель.
Ворвавшись в отсек, я затормозил возле задней части автомобиля и сразу же развернулся кругом, на случай, если в данной ситуации инструкции предписывали парню у дальней стены прибежать и прикончить меня на месте.
— Джон! — позвал я, но его уже не было.
Он скрылся в другой части подвала, следуя своим путем, который рассчитывал пройти до самого конца.
Подождав с полминуты, я рискнул снова повернуться к машине. Быстро подойдя к правой задней дверце, взялся за ручку.
Я уже собирался ее повернуть, когда послышался тихий стук.
Я поднял голову, не понимая, что именно слышу. Стук раздался снова. Кто-то стучал в окно с другой стороны.
Убрав руку от дверцы, я присел и приблизил лицо к окну, пытаясь рукой заслониться от света.
И увидел внутри лицо Нины.
Я не видел ее рук, и поза казалась странной, словно Нина на чем-то лежала. Она стучала в окно головой, пытаясь предупредить меня.
Прижавшись лицом к стеклу, она что-то настойчиво произносила. Потребовалось три попытки, прежде чем я понял.
Дверцы заминированы.
Сперва — пыль, потом запах чего-то влажного. Темнота, и тяжелая, отчаянная боль в голове.
Ли медленно, е трудом сел. Он понятия не имел, где находится. Попытался встать, но пространство вокруг было тесным, и ноги его не держали, так что он снова рухнул назад, с шумом свалив что-то с жестких деревянных полок за спиной.
Он еще раз попробовал подняться, помогая себе руками, и наконец выпрямился, чувствуя, как у него кружится голова. Перед глазами мелькали белые вспышки. Его охватило странное чувство клаустрофобии, словно он вдруг стал маленьким и беззащитным.
Вытянув руки вправо, Ли осторожно сделал несколько шагов в сторону, но наткнулся еще на одну стену из полок. На них лежало что-то мягкое, вроде тряпок или полотенец. Нога ударилась о какой-то предмет, судя по всему, швабру.
Он находился внутри кладовки.
Попытавшись пойти в другую сторону, он чуть не упал на дверь. Ему показалось, будто с ним такое уже было, будто он уже приходил в себя чуть раньше и какое-то время кричал, прежде чем снова отрубиться.
Чертовски болела голова.
Ему было очень плохо.
Ли начал шарить по двери обеими руками, пытаясь найти какой-нибудь способ, чтобы ее открыть. Найдя ручку, повернул ее, но безрезультатно. Дверь была заперта с другой стороны.
Некоторое время он колотил по ней кулаками, но удары только отдавались эхом у него в голове, накатываясь тяжелыми беззвучными волнами боли.
Снаружи не было никакой реакции.
Он оттолкнулся от двери, намереваясь немного постоять неподвижно, глубоко дыша и приводя голову в порядок. Но вместо этого начал тяжело оседать на пол, заваливаясь на бок.
Честно говоря, внизу было лучше. Отсюда все равно не выбраться, пока кто-нибудь не придет. Так что можно спокойно сидеть.
За ним придут, рано или поздно. Может быть, появится Пол. Он заметит, что Ли нет за воротами школы, и придет выяснить, что с ним случилось. А может быть, за ним придет отец. Но не мать. Это казалось маловероятным. Она всегда была несколько не в себе, словно постоянно думала о чем-то своем. Но отец, возможно, придет.
Или Брэд. Ну да, Брэд. На него можно положиться. Он всегда был другом. Ли знал, что если все остальные попытки потерпят неудачу, здесь рано или поздно появится Брэд, откроет дверь и заберет его с собой куда-нибудь в другое место. Они поедут и купят гамбургеров. Или отправятся к морю.
А пока можно было просто сидеть и ждать. Здесь тепло. И даже в каком-то смысле уютно.
Могло быть и хуже.
Я отошел от дверцы машины, заставив Нину на всякий случай повторить то, что она сказала. Пол заминировал автомобиль так, что любая попытка открыть дверцы привела бы к взрыву.
Но внутри находилась Нина.
Я приложил ладонь к окну. Она не приложила к нему свою. Значит, ее руки связаны. Но она прислонила к стеклу голову, стараясь оказаться как можно ближе к тому месту, которого касались мои пальцы. Если бы не стекло, я мог бы дотронуться до ее волос.
Я ничего не знал ни о бомбах, ни о том, как их снаряжать или обезвреживать. Я разбирался в этом ничуть не лучше собравшихся наверху школьников, а если они хорошо учили физику, то возможно, и хуже. Взрыв мог произойти каждую секунду. В любое мгновение мир мог превратиться в ничто.
Но Нина была в машине.
Единственный способ открыть багажник — расстрелять замок. Мне пришлось бы отойти достаточно далеко, чтобы не попасть под рикошет, и, следовательно, я оказался бы прямо на мушке стоявшего у дальней стены парня. Кроме того, посылать пулю в набитый взрывчаткой багажник было весьма рискованно.
Я отошел как можно дальше и смотрел на черный автомобиль, пытаясь получить хоть какую-то подсказку.
О четырех дверцах меня уже предупредили. До багажника я добраться не мог, к тому же не знал, как обезвредить его содержимое. Вряд ли у меня имелось слишком много времени. Пола в машине не было, и это означало, что он вооружен и готов действовать.
Я понял, что все сводится лишь к нескольким вопросам.
Срабатывает ли детонатор в дверце от электрического контакта или от датчика движения? Нужно ли разорвать электрическую цепь, чтобы произошел взрыв, или достаточно резкого толчка?
Выяснить это не было никакой возможности. Да, удары Нины головой по окну не привели в действие взрыватель. Но она старалась делать это как можно мягче. А то, что собирался сделать я, мягким никак нельзя было назвать.
Оставалось лишь надеяться, что это все-таки электрический контакт. Предположение могло оказаться либо истинным, либо ложным. Наше будущее могло стать долгим или же невероятно коротким. Но я не собирался отдавать его в чужие руки.
Снова подойдя к окну, я опять прижался к нему лицом и посмотрел Нине в глаза. Я сказал ей, что люблю ее. А потом жестами дал понять, чтобы она отодвинулась как можно дальше от ветрового стекла и опустилась как можно ниже, оставаясь при этом максимально близко к дверце. Она взглянула мне в глаза и исчезла во мраке салона.
Выпрямившись, я сглотнул слюну и подошел к машине спереди. Держа пистолет обеими руками, я направил его в центр левой половины ветрового стекла.
И выстрелил.
Джон Зандт осторожно продвигался в темноте подвала. В этой его части тоже имелись отсеки, но меньших размеров, забитые никому не нужным барахлом. Было тихо, сыро, холодно и безлюдно. Как в лесу.
Он остановился на середине прохода. В сорока ярдах впереди виднелся тусклый свет, сочившийся сквозь грязное стекло. Вероятно, там был выход, какая-нибудь аварийная лестница. Если так, то, возможно, Пол уже выбрался наружу. Но Джон явно ощущал его присутствие.
Он всегда знал, что так и случится. С того дня, когда Человек прямоходящий похитил его дочь и разрушил все, что он считал своей собственной жизнью, Зандт знал, что если только его не убьют, все закончится именно так. Они встретятся, и в живых останется только один. Или никто.
И потому он не испытывал ни страха, ни сожаления — иногда смерть является единственным ответом на вопрос, которого ты на самом деле никогда не слышал. Тебе лишь остается надеяться, что это чужая смерть, а не твоя собственная.
Приходилось действовать методом проб и ошибок, и притом немедленно. Он услышал выстрел Уорда, раздавшийся в другой части подвала, и странный звук от удара пули.
Время шло.
Он подошел к первому отсеку и выстрелил в него.
Ветровое стекло сдалось не сразу. Мне пришлось выстрелить несколько раз, чтобы преодолеть пуленепробиваемый слой и проделать дыру.
Но бомба не взорвалась.
Из темноты послышались выстрелы Джона, методично продвигавшегося в глубь подвала.
Забравшись на капот, я снял пальто и начал давить на стекло руками, используя ткань для защиты от острых краев. Я давил до тех пор, пока не образовалось достаточно большое отверстие, чтобы пролезть внутрь.
Нина лежала на заднем сиденье. Я добрался до нее и крепко поцеловал, на случай, если другой возможности у нас уже не будет. Развязал ей руки и ноги и потащил наружу тем же путем. Она была очень бледна и с трудом двигалась после долгого пребывания в неудобной позе.
С каждой секундой я все больше осознавал, что вопрос о том, каким образом заминированы дверные замки, может потерять всякое значение, стоит кому-нибудь где-нибудь нажать на кнопку. Но сейчас это было не столь важно. Я вытащил Нину через ветровое стекло на капот, основательно при этом порезавшись. Я старался, чтобы острые края ее не зацепили, но она тоже получила несколько царапин. Мы соскользнули вниз и упали на землю.
Машина до сих пор не взлетела на воздух.
Поднявшись на ноги, я помог встать Нине.
— Где Джон?
— Не знаю, — ответил я. — Когда будет взрыв? По таймеру?
— Спусковая кнопка у Пола.
— Значит, нам нужно уходить.
— Хорошо.
Пошарив в карманах того, что осталось от моего пальто, я нашел второй пистолет, зарядил его и отдал ей.
— Ты можешь бежать?
— Попробую.
— Тогда вперед.
Обхватив ее рукой за шею так, чтобы оказаться между ней и парнем с пистолетом, я побежал прямо через проход. Парень выстрелил в нас, я — в него, а потом мы уже оказались в отсеке напротив.
Я помог Нине добраться до задней стены, открыл дверь и припустил по коридору так быстро, как только мог, убегая от возможной погони. Пинком распахнув дверь, через которую мы с Зандтом попали сюда, я вбежал в первое помещение. Убедившись, что мы находимся вне досягаемости стрелка, я подождал секунду, давая Нине возможность перевести дух.
— Ладно, — сказал я. — Готова?
Она улыбнулась.
— Всегда готова.
И мы побежали, стреляя на ходу.
Преодолев около половины пути, Джон услышал какой-то звук, донесшийся из последнего отсека с левой стороны — нечто вроде шороха ножек стола или стула о каменный пол, когда кто-либо случайно задевает их в темноте. Пол знал о намерениях Джона. Он знал, что тот приближается, расстреливая в каждый из отсеков половину обоймы. Он знал, что Джон не повернет назад. И готовился к встрече с ним.
Джон подумал о том, испытывает ли вообще этот человек хоть какой-то страх, и решил, что, скорее всего, нет. Иначе он попытался бы выбраться наружу. В этом случае Джон его попросту пристрелил бы. Если же Пол не знал страха и ждал до самого конца, тогда исход их встречи оставался в руках бездушных богов, правивших этим миром. Богов, которые позволили Карен умереть, но при этом также позволили Джону вновь отыскать Человека прямоходящего. Богов, которым или все было безразлично, или же они просто не желали оказывать покровительство кому бы то ни было.
Джон в очередной раз перезарядил пистолет и на секунду закрыл глаза, вспоминая о некоторых людях, местах и событиях. Вдали раздавались выстрелы пистолета Уорда, удалявшиеся все дальше и дальше, и он надеялся, что в итоге все закончится хорошо.
А потом направился к последнему отсеку.
— Привет, Джон, — послышался голос из темноты. — Помнишь свою дочь?
После этих слов не было слышно уже ничего, кроме стрельбы.
Видимо, Нина все-таки попала в стрелявшего. По крайней мере кто-то из нас попал. Я увидел, как он зашатался и осел на пол.
Нина споткнулась и едва не упала. Я потащил ее к пандусу, поддерживая на ходу. Хотя мы поднимались вверх, мне казалось, будто мы падаем в водопад, в конце которого сияет яркий свет.
Когда мы выбрались на площадку за школой, я начал кричать и размахивать свободной рукой. Потребовалось несколько мгновений для того, чтобы все поняли, что я пытаюсь сказать. Новость быстро распространилась, стройные ряды распались, все побежали к воротам. Казалось, будто передо мной рассыпается на осколки стеклянная стена — сперва медленно, а потом стремительно.
Как только стало ясно, что все уходят, я сосредоточился на том, чтобы вывести Нину через ближайшие ворота. Она уже передвигалась лучше, но замешкалась, глядя на собравшуюся толпу явно с мыслью о том, не следует ли ей что-либо предпринять, словно это входило в ее обязанности. Я слегка подтолкнул ее в спину.
Перебежав на другую сторону улицы, мы оглянулись на школу. Дети и учителя еще бежали через дорогу, но за оградой уже никого не осталось. Здания казались мне похожими на воздушные шары, надутые до предела.
— Мы ведь не знаем, — сказала Нина. — Может быть, Джон уже…
И тут раздался взрыв.
Казалось, будто весь мир содрогнулся, словно кто-то пнул планету и она ударилась о стену.
Взрывов, похоже, было два, с интервалом в долю секунды. Площадка позади школы взлетела на воздух, и одновременно в школе вылетели все стекла. Осколки только начали сыпаться вниз, когда обрушились крыша и верхние этажи, разбрасывая обломки во все стороны.
Люди, бежавшие по улице позади нас, оборачивались в ужасе, а потом спешили дальше, спасаясь от падающих сверху кирпичей, дерева, стекла, земли и огня. Я пробился вместе с Ниной к стене, пытаясь найти укрытие, и понял, что она что-то кричит мне.
— Телефон! — кричала она. — Дай мне телефон!
Я протянул ей телефон.
Земля снова вздрогнула. Школьная башня рухнула, словно медленный и неумолимый молот, подняв еще одно облако дыма, которое начало подниматься к небу над рушащимися остатками школьных зданий, все увеличиваясь, словно нависшее над нами гигантское лицо. Люди продолжали бежать мимо нас, с побелевшими лицами, залитыми кровью от свежих ран. Вокруг слышался грохот, перемежавшийся криками.
— Не могу ни с кем связаться, — сказала Нина.
Она попыталась еще раз, нажав несколько кнопок.
— Кому ты звонишь?
Схватив мою руку, она потащила меня через улицу к школе. Мы бежали наперерез потоку кричащих учеников. Школу уже охватили языки пламени высотой в двадцать футов, и к ним присоединялись новые, возникая из ничего, словно по мановению чьей-то руки. С расстояния в сто футов чувствовался жар.
— Где твоя машина?
Я показал налево.
С неба начали сыпаться пыль и горячий пепел. Добравшись до конца квартала, мы свернули на боковую улицу. Деревья, окружавшие школу, были охвачены огнем. С долгим пронзительным стоном обрушилась еще одна часть здания. Я никак не мог понять, почему мне кажется, будто земля продолжает содрогаться.
Мы пробежали мимо большой старой церкви к концу улицы, к дороге, которая вела через холм мимо фасада школы к центру Торнтона, и остановились. Медленно повернувшись, взглянули на город, и наконец я понял, отчего мне казалось, будто взрывы до сих пор продолжаются. Это действительно было так.
Весь город был объят пламенем.
Со всех сторон поднимались столбы дыма. Я побежал по улице туда, где она сворачивала в сторону центра. Полицейского участка больше не было. Исторический район пылал. Взглянув в другую сторону, я увидел огромное темное облако на месте «Холидей-инн».
Нина все еще пыталась до кого-то дозвониться, связаться с властями, которых больше не существовало. Я поворачивался и поворачивался, не зная, когда остановиться, и увидел большое огненное зарево, вздымавшееся в небо со стороны Рейнорс-вуд.
Две секунды спустя нас отбросило на середину дороги от очередного взрыва. Церковь превратилась в лавину рушащихся камней.
«Попутчик» (1986) — фильм режиссера Роберта Хармона с Рутгером Хауэром и Дженнифер Джейсон Ли в главных ролях. (Прим. ред.)