- Многие здесь убеждены, что так удобнее перевоплощаться. Ведь тот, кто звонит, формирует свое собственное представление о человеке, с которым он будет разговаривать. Мастерство специалистов в том и состоит, чтобы суметь с первой же минуты стать тем воображаемым собеседником, которого ожидают услышать... У женщин это получается проще. - Улыбнулась Алла. Ведь все мы по природе актрисы. Ну, с Богом!
Я закрылась в кабинке, с ужасом глядя на молчащий телефон, и понимая, что как раз меня тянет сейчас поднять трубку и поговорить с этим идеальным воображаемым собеседником. Не зацикленным на сексуальных проблемах, как Галина, и не столь эгоистичным, как Ассоль, видящая все вокруг сквозь призму своего настроения и собственных, не слишком духовных, потребностей.
Я бы рассказала, что проводив дочь до весны на учебу в Англию, снова почувствовала себя одинокой и больной. Что Сережа, ощутив во мне какую-то перемену и отчаявшись пробить стену молчания - отдалился. с головой ушел в работу. Ни постер Ван Гога, ни мотивы Пикассо не вдохновляли его на прежние любовные отношения. Хотя я и ложилась в постель нарядная, как Алексис из "Династии", благоухающая и соблазнительная после гидромассажной ванны, желающая его ласки и боящаяся того, что они меня не вдохновят...
...От звонка я вздрогнула и отдернула тянувшуюся к трубке руку. Сердце заколотилось и мое "Алло, телефон доверия слушает вас" - прозвучало хрипло и неуверенно.
...Алла предупредила, что сеанс телефонной психотерапии длится в среднем 35 минут. За двенадцать часов своей первой смены я провела больше десяти разговоров, покинув пост вымотанной, но счастливой. Опыт телефонного общения пришел очень быстро - на третьем пациенте я просто "блистала", чувствуя себя Зигмундом Фрейдом и Аллой Демидовой в одном лице. Мы побеседовали с сорокапятилетней женщиной о жизни и расстались друзьями, на оптимистической шутливой ноте. А начала она с вопроса о количестве снотворного, необходимого для "вечного покоя". Разумеется, сюда звонят не за консультацией по способам самоубийства. Не всегда отдавая себе отчет, люди хотят, чтобы их отговорили и удержали. Это надо помнить, какую бы истерику ни закатывал пациент на том конце провода. И ни в коем случае не раздражаться, какими бы вздорными ни казались тебе поводы для подобной истерии. Меня порадовала собственная терпимость и сострадательность, а также легкость в "подыгрывании" собеседнику. С простоватыми пациентами я поддерживала свойский тон и "оттягивалась" на интеллигентных - здесь можно было блеснуть эрудицией, перевести беседу в лирически-философское русло. Меньше всего меня вдохновляли жалобы и сетования, скатывающиеся в политическое русло, типа "что с нами демократы сделали" и "сюда бы Сталина хоть на недельку - он бы порядок навел". Но я прятала поглубже личную предубежденность и видела в говорящем прежде всего человека - больного, голодного, жалкого, изнуренного схваткой за "светлое будущее", потерявшего здравые критерии и ориентиры. И пыталась дать лишь то, что могла - крупицу душевного покоя, уверенность в собственных силах.
- А доктор Баташова - молодец! Выступала не хуже народной артистки времен старого МХАТа. - Похвасталась я после смены Алле. Она одобрительно потрепала меня по плечу.
- Ты всегда была заводная, Славка. Умела народ организовать. Это называется - сила убеждения. Помнишь, как в деканат вызвали из-за того, что ты организовала массовые обструкции собраниям и лекциям этого зануды... как его?
- Пачука. Да, мне нравилось быть заводилой...
- Но тут слишком не старайся - не Большой театр. Пороху на всех не хватит. Отработаешь за пару недель тактику и сумеешь держаться на "автопилоте", не слишком выкладываясь.
Алла оказалась права. Домой я теперь приходила не менее уставшая, чем Сергей, и на самоанализ у меня просто не хватало сил. Кроме того, я была довольна собой, думая о том, скольких людей сумела поддержать, а может, и спасти.
Разговор с женщиной, которую изнасиловали двое подвыпивших парней в Перовском парке, вначале испугал меня - порой мне казалось, что я смотрю в зеркало, так похожими были наши ощущения. Вопреки всем правилам, я сослалась на личный опыт и даже поделилась собственными переживаниями, которые теперь остались позади. Да, я освободилась от преследовавших меня образов. Они ещё маячили где-то на периферии сознания - смутные и поблекшие, как эпизоды забытого кинофильма.
В общем, я осталась в "Службе". И когда вышел на работу после двустороннего воспаления легких Герасим Петрович - тот самый Гера, которого я временно замещала, мне выделили собственное рабочее место.
Шел январь - мрачный, снежный, с чередой откуда-то вдруг прорвавшихся к нам, чрезвычайно вредных для здоровья магнитных бурь. Жалобы на депрессию и одиночество участились. А вот любовные истории, которые, как говорили коллеги, образуют некую весеннюю эпидемию, стали редкостью.
- Извините, вас как зовут, девушка? - Спросил меня мужской голос, сделав длинную паузу после того, как я представилась.
- Возможно, вы перепутали "телефон доверия" с "телефоном знакомств"?
- Не знаю. Я вам сейчас опишу ситуацию, а вы мне подскажете, куда звонить... Я лежу в ванне... Теплая вода покрывает мою грудь... Длинные светлые волосы прилипли к плечам, худым и бледным, как в анатомическом атласе.
- Молодой человек, я психотерапевт, с седыми висками. На мне серый свитер и очки в роговой оправе. Плюс пять - старческая дальнозоркость. Боюсь, вы спутали телефон. - Я нажала рычаг, но мой абонент оказался настойчивым.
- Вы жестоки, психотерапевт. И несмотря на седые виски - неопытны... Я звоню именно вам - мне нужны вы. Пожалуйста, дослушайте - уже недолго... Меня начинает знобить от того, что вода стынет и мне страшно. Бритва деда лежит рядом. Старая, с заржавелым тупым лезвием. Но ведь опасность заражения крови мне не грозит, и точить бритву вряд ли надо - у меня очень тонкая кожа и жилки на запястьях совсем близко. Я вижу, как они пульсируют...
"Наркотическое отравление с садо-мазохистскими симптомами", - решила я. Уж очень он смачно живописует картинку. Возможно, получает от самоистязания эротическое удовольствие.
- А как мне обращаться к вам? Ведь у вас пока ещё есть имя.
- Имя? - Ха-ха-ха... Скорее, собачья кличка. Юл. Меня зовут Юлом.
- Я бы не стала так называть собаку. Ведь это, наверно, сокращенное от Юлия?
- Верно. Отец был неравнодушен к Цезарю. Даже писал научный труд о его исторических заблуждениях... А как мне называть ангела в роговых очках моего последнего душеприказчика?
- Владислава Георгиевна.
- Пожалуй, имя подходит. Все должно быть значительно в последний момент... Прощание со славой - в этом что-то есть, не правда ли?
- Вы ждете, чтобы я отговорила вас от предполагаемого самоубийства или дала рекомендации по поводу устройства пышной церемонии? - Парень раздражал меня своей фальшивой высокопарностью - Надеюсь, вы не забыли расставить вокруг горящие свечи? Нет? Отчего же отказали себе в последнем удовольствии? Неужели собираетесь плавать в крови в блеклом свете электролампочки? Не слишком изысканно. Но переигрывать тоже не стоит, особенно в таком серьезном деле... Знаете - заваливать комнату венками с надписями "себе - любимому", включать реквием Моцарта, запасти в холодильнике хорошие вина для дружеских поминок - это слишком. Дурной тон. Но об одной детали я хотела бы напомнить - именно для вас, человека тонко чувствующего, она должна иметь значение. - Я открыто куражилась над собеседником. - Вы уверены, что хорошо подготовились, Юл?
- Ваша ирония, уважаемый доктор Слава, меня нисколько не огорчает. Чужое горе, как правило, порождает тайное торжество. Даже у людей чрезвычайно милосердных. Это биологический феномен - человек торжествует просто от того, что бомба попала в чужой окоп. - Он устало вздохнул. - Не утруждайте себя репризами на тему самоубийства... На ваш вопрос отвечаю утвердительно: я все продумал и по-возможности учел. Завещать мне нечего и некому. Рассчитывать на дружеские поминки не приходится. К тому же я сирота.
Я прислушивалась к его интонациям, теряясь в догадках - относительно "диагноза" и мотивов звонка моего собеседника. Все было похоже на розыгрыш, но могло оказаться и правдой. Я решила потянуть разговор:
- Молодым людям, собравшимся покинуть этот мир, кажется, что они просто исчезнут. Но ведь останки увидят не только санитары и служащие морга. А ещё - знакомые, вызванные на опознание, приятели и просто любопытные... Так что - чистое белье - это минимум самоуважения к процедуре прощания.
- Мне известно из классической литературы, как готовились к бою простые солдаты, и как собирались на дуэль аристократы. Чистая рубашка у меня есть.
- Тогда добавьте, пожалуйста, в ванну горячей воды. Не стоит омрачать дискомфортом последнюю беседу. Может быть, вы решитесь все же быть откровенным. Или я расскажу вам что-нибудь умное. Ведь вам есть чем поделиться с непредвзятым собеседником? Уверяю, я способна понять любое ваше признание.
В трубке послышалось шуршание и тяжелый вздох.
- Простите, Владислава Георгиевна. Я валял дурака. У нас отключили горячую воду. Я сижу за письменным столом и даже записал ваше имя, чтобы не путаться в разговоре.
Я усмехнулась - именно правильно повторенное имя навело меня на мысль, что говорящий - не пьяница и не наркоман, находится в достаточно стабильном психологическом состоянии. Обычно даже вполне здравомыслящие люди путают Владислава и Вячеслава, Георгия и Григория. Во всяком случае, мне не приходилось встречаться с мгновенным правильным усвоением моего имени.
- Значит, начнем разговор заново. Зачем вы все-таки звоните сюда, Юлий? Или это имя тоже вымысел?
- Вымысел только про ванну. Бритва деда лежит передо мной. Я сегодня рассмотрел её и все хорошенько продумал. Включил, не Моцарта, правда, а Всенощную Рахманинова, и сильно думал. И чем больше размышлял над своей трагедией, тем неумолимей она превращалась в фарс... Вот поэтому я, наверно, и позвонил. Чтобы притормозить развязку и все же понять - чего больше в ней - смешного или печального.
- От великого до смешного, как известно, один шаг. И трагедия всегда неразлучна с фарсом, как тень со светом. Чем меньше баллов "трагизма" вы выставите своей истории, тем больше у неё шансов избежать насмешек.
- Насмешек я, кажется, и боюсь больше смерти. Меня не пугает уход из жизни, а то, что вместо торжественных аккордов сожаления и угрызений совести его огласит смех... Ведь кому теперь объяснишь, что такое любовь, настоящая любовь... Знаете, Владислава Георгиевна, я воображал себя Желтковым из "Гранатового браслета". Сейчас передо мной лежат её вещи пластмассовая заколка для волос, шарфик и окурок с губной помадой. Ярко алой. Он остался в моей пепельнице после того, как она ушла.
- Вам больно, Юл, но и жутко приятно... Это и есть "возвышенная любовь". И вам хочется, чтобы это ваше чувство осталось. Как живет в каждом человеке неистребимое желание присвоить красоту - что-то с ней сделать, как-то отметить свою причастность к ней. Помните, у Бунина есть такой рассказ про надписи, которые люди оставляют во всяких памятных местах? Там его герой утверждает, что вся эта пошлость и обывательщина рождается из того же самого источника, что и поэзия Гете, Огарева, да и вообще - большое искусство. В час великой скорби и радости, перед лицом невыразимой прелести мира человека охватывает желание хоть как-нибудь и хоть что-нибудь сохранить, то есть противопоставить смерти, уносящей в небытие все сущее "реке забвения".
- Это, это. Да, да, именно это - мучительная и неутолимая потребность сохранить дорогие тебе мгновения, чувства, образы и хоть как-то противопоставить забвению. О. если б я что-то мог! Если бы мог выразить то, что разъедает мне душу, в словах, музыке или на холсте - все равно, плохо или хорошо. Я избавился бы от чувства ответственности перед своим "я", которое тяготит меня невыразимостью. И, наверно, из-за этого я надоедаю вам... Скажите, Владислава Георгиевна, у вас там все такие интеллектуалы?
- Считайте, что вам повезло. Я доктор психологии.
- Ого! Только не надо мне говорить про очки. Слава Богу, у нас не телесвязь. Я воображаю вас совсем другой... Густые, длинные, чуть рыжеватые волосы, пухлые губы и светлые, как у русалки, загадочные глаза... А серый свитер вам очень идет...
Я на секунду смутилась - опять запахло розыгрышем. Портрет, нарисованный Юлом, был слишком точен.
- Не стану разрушать иллюзию... А сейчас, прошу вас положить трубку. Мы исчерпали лимит сеанса. Возможно, ко мне прорываются натуры менее утонченные и примитивно-несчастные.
- Но я же должен рассказать вам свою историю. Или необходимо обязательно держать у виска пистолет?
- Пока вы найдете пистолет и хорошенько продумаете вашу любовную трагедию, я успею, возможно, помочь нескольким людям.
- Учтите, я очень жесток. Если со мной что-то произойдет - знайте, вы тоже виновны. Юлий Вартанов, 1973 года рождения, холост, сирота. Москва, Черемушкинский район. Ну, что, прощайте? - Ухмыльнувшись, он действительно повесил трубку.
После работы, подвозя Аллу к метро, я рассказала о страшном звонке.
- Нас часто разыгрывают, и свои, и чужие. ты многим поклонникам дала этот телефон? - Она искоса глянула на меня, имея в виду, конечно, мой успех в студенческие годы. Несмотря на дефицит мужских кадров в институте, за мною "бегали" сразу несколько ребят и даже строили мне глазки некоторые игривые преподаватели.