- Ну, тогда, Слав, ты с этим Цезарем поаккуратней. У нынешней молодежи такие выверты случаются, что не сразу разберешь... Когда Союз распался, позвонил один студент, стою, говорит, на подоконнике и хочу исполнить гимн Советского Союза, потому что в нем родился и не желаю терять Родину. Вначале такой текст выдавал, что и Жванецкий не сочинит, а потом петь, действительно, начал... Задорно так, с чувством... И жутко фальшиво...
- Разбился?
- Да. На кусты упал с пятого этажа. Два дня ещё в реанимации протянул. Это мы уже потом узнали.
Следующий день у меня был свободный и я с нетерпением ждала начала рабочей смены. Но мой странный пациент не звонил. Значит, действительно, покуражился молодой человек. Двадцать два года и шизоидность некоторая все же есть - такое насочинять человеку с нормальной крышей просто ни к чему скучно. А этот развлекался. Но вдруг, вдруг все же здесь тот самый случай, что и с исполнителем гимна?
Побеседовав по телефону с Аськой о том, о сем, я словно невзначай спросила ее:
- А ты мне на работу, случаем, не звонила? Или, может, кому-нибудь посоветовала?
- Рехнулась, девушка! У меня хоть и есть сдвиги, но совсем по другой части. Я уж скорее "телефоном знакомств" воспользуюсь.
Целую неделю у меня крутилась в голове мысль о ржавой бритве моего пациента и допущенной профессиональной ошибке. Возможно, непоправимой. Наконец, я сообразила поинтересоваться у мужа о случаях самоубийств за последнее время.
- К нам поступают сводки по Москве и области. А что тебя интересует? Не уверена в своих силах, Бубка? Боишься, что не всех сумела отговорить? Сергей улыбался, но я видела, что он по-настоящему обеспокоен моей просьбой.
- На этой работе ошибка может обойтись очень дорого. Все-таки, к нам, в основном, обращаются люди в экстремальной психологической ситуации... Серж, принеси мне данные за десять дней по Черемушкинскому району... Тут один псих меня прямо так и предупредил: "Фамилия Вартанов, 1973 года рождения, если со мной сто случится - вы тоже виноваты".
Сергей даже присвистнул.
- Хорошо, что рассказала. Если этот мерзавец жив, я ему за такие шуточки мозги вправлю!
- Не надо, милый. Я знаю, ты все можешь. жену защитить, честь и достоинство президента отстоять и, наверняка, интересы мира и прогресса... Но это мои профессиональные проблемы. Мои профессиональные честь и достоинство. Помочь - помоги. Но в мои "игрушки" не лезь. - Я твердо посмотрела на Сергея, мстя за его постоянную таинственность.
Давным-давно у нас был заключен договор - в дела мужа я нос не сую. И никому из своих друзей насчет его сферы деятельности не распространяюсь. За исключением, конечно, какой-нибудь критической ситуации. Если честно, я и сама знала о работе Сергея не много - только то, что мне было позволено. После университета Сергей стал сотрудником Московского уголовного розыска, точнее, комиссии по делам несовершеннолетних. окончил ещё какие-то курсы по оперативной работе и в чине капитана возглавил большое подразделение борьбы с малолетними преступниками. Это было время расцвета враждующих банд и группировок: люберов, рокеров, металлистов, неофашистов, сталинистов и прочих. И здесь про работу Сергея мне ещё кое-что было понятно. Дома мы часто обсуждали дела Сережиных подследственных и вместе переживали судьбу сбившихся с праведной дорожки подростков. Хоть и оберегал меня муж от лишних подробностей - реальность потрясала своей беспредельной, невообразимой и необъяснимой нормальным умом жестокостью. Было ясно, что речь идет не об отдельных извращениях психики, а о социальном явлении, называемом синдромом постсоветской депрессии.
После августовских событий, в которых Сергей принял активное участие со стороны защитников Белого дома, капитан Баташов стал полковником и после разгрома КГБ получил назначение в Федеральную службу безопасности. Через несколько месяцев из ФСБ ушел. Дальнейшее мне было не совсем понятно, и я знала, что расспрашивать Сергея бесполезно.
- Буду возглавлять некую получастную структуру, вроде детективного агентства, со специфической сферой деятельности.
- Что значит, получастную?
- Ну, это значит, что подчиняться мы будем не государству, а одному лицу, и существовать за свой собственный счет.
- А что за "специфическая сфера"?
- Про мафию слышала? "Спрута" смотрела? Так у нас ничего такого не будет. Все значительно сложнее. - Сергей сделал страшное лицо и я поняла, что услышу одни лишь отшучивания.
Чем больше Сережа темнил по поводу своей работы, тем становилось очевидней: значит, серьезное дело у Баташова, раз за семью замками спрятал.
Я погладила его коротко подстриженные во время работы в ФСБ волосы и спросила:
- Теперь опять бандитские патлы отпускать будешь? И свой дворовый кодекс чести начертаешь на личном щите?
- Не доносить, не лебезить, не предавать? - Сергей посмотрел на меня, как на славное дитя. - Мушкетерские заповеди... Как просто было - Ришелье несимпатичен, миледи - жестока, а Констанция, работающая на влюбленную королеву - премиленькая. Значит, вперед, за королеву! - Муж обнял меня и крепко прижал к себе. - Все очень запутано, девочка. Мне кажется, я способен правильно вычислить, где добро и где зло. Но иногда страшно: уж очень все близко, очень похоже... Да, ладно, силы пока есть... Только запомни - я никогда не стану другим, никогда не предам патлатого Робин Гуда, которого вырастила на своих жалких харчах Шурочка... Слушай, Бубка, только не ври... - Сергей сел, склонив передо мной голову. - На темени башка уже светится?
- Нет, милый, до плеши тебе далеко.
- Ну, тогда возвращаемся к этому, вашему, ну, что Софка говорит, на меня похож?
- К Депардье?
- Вот-вот. Он, я где-то читал, в юности настоящим хулиганом был вроде моих бывших подопечных. Рецидивист, шпана.
- А теперь - море благородства и ещё талант!
- И у меня талант есть. Честное слово, Бубка - огромный такой талантище... Иногда с ним только боком в дверь протискиваюсь, и то далеко не во всякую... Вроде как барометр на правду и фальшь.
- Ты у меня рыцарь без страха и упрека. Дон-Кихот был слишком худым отсюда и неудачи в личном плане. А таких вот благородненьких и толстеньких женщины знаешь как любят?! - Я покосилась на брюшко, начавшее вырисовываться на могучей фигуре Сергея.
Он одернул пуловер, богатырски развернул плечи и прижал меня к груди.
- Да, вам, девушкам, прелестные головки дурить ох как легко...
Это верно. Копаясь в оперативных сводках, принесенных Сергеем, я то замирала от страха, натыкаясь на схожие данные, то злилась, что не нашла в списках сомубийц Юла. Даже не могла понять, чего мне больше хотелось оказаться обманутой шутником или убедиться в серьезности его намерений?
Он позвонил через десять дней, под самый конец моей смены.
- Я проделал огромную работу над собой. Очень старался превратить свои страдания в клоунские. Знаете, когда слезы из бровей брызжут... Я даже нашел её, свою неудавшуюся любовь. Это, действительно, было очень смешно... Когда голая женщина вопит, а мой бывший друг - "крутой малый", плейбой, прячет голову на её премированном бюсте от моего, правда, совсем не бутафорского, пистолета. Наверно, поэтому я не выстрелил. Противно стало, жалко... Но все пропало - все мои усилия пошли прахом. Я - шизанутый, Владислава Георгиевна. Мне просто необходимо уничтожить себя. Обезвредить общественное зло.
- Нет, вам необходимо уничтожить эту идею в себе. Она расположилась там не по праву. Как Шариков в профессорской квартире.
- Спасибо за лестное сравнение моей головы с апартаментами Преображенского. Может, нам лучше встретиться и поговорить? Мне необходимо дать вам точный портрет этого Шарикова, то есть моей мании. Есть надежда, что совместными усилиями нам удастся его выселить.
- Наверняка удастся. Ваша мания - придуманная, искусственно выращенная из пустяка, как Шариков из пса. Вы ею любуетесь и не хотите избавляться от игрушки, ставшей любимой... Только я не веду частной практики и сейчас не работаю в поликлинике. Нам придется ограничиться телефонными сеансами.
- Звучит ужасно. Прямо как "телефонный секс". Неужели я так далеко зашел? Это отвратительно.
- Ничуть. Вы далеко не одиноки и отнюдь не самый "тяжелый" из звонивших нам.
- Я имел в виду секс. Вот уж не думаю, что мог бы пристраститься к этому занятию по телефону.
- Мне кажется, наша беседа приобретает светский характер. А сейчас очень напряженные часы работы.
- Только не отвергайте меня, как пациента, уважаемый доктор наук! Позвольте хотя бы позвонить вам в благополучные часы. Когда психи делают перерыв?
- Когда нормальные люди работают.
Повесив трубку, я возликовала - отлично: ни то, ни другое - он не притворялся и он остался жив! Да, по всей видимости, придумает что-нибудь поинтересней самоубийства. Парень, видать, "закрученный", но жизнь любит и себе нравится. Не стану признаваться ему в своих догадках. буду придерживаться линии сочувствующего, понятливого собеседника.
Следуя этой тактике, в следующий телефонный сеанс я узнала историю Юла, в общем-то весьма банальную. За исключением его самого. Нельзя назвать этого парня типичным в чем-либо. Он явно избрал в жизни свой особый путь, вернее, так распорядилось за него провидение.
Родители Юлия погибли два года назад, вылетев в Екатеринбург на похороны бабушки. Юл сумел отвертеться от участия в траурной церемонии - у него как раз закрутился роман. Благодаря этому остался жив - Ту-144 рухнул, не успев набрать высоту. Отец Юлия, по профессии филолог, работал последние годы в каком-то АО, мать - учительница, занялась компьютерами. Способный мальчик, окончивший английскую спецшколу, поступил в Университет лингвистики (как теперь называется пединститут) на филологический факультет. После гибели родителей ушел в бизнес. Но заработал не много. Его, как говорят теперь, "кинули", т. е. облапошили, оставив с колоссальным, по мнению Юлия, долгом. "Кинул" Юлия лучший друг, уведя у него любимую девушку.
То, что Юл относится к Лизе серьезно и даже очень. он понял, естественно, после того, как красотка, оставив в его пепельнице окурок с кантиком алой помады, покинула его, профессионально виляя бедрами.