Так вот… "Работали", значит, трех "чехов". Не на "глушняк". Так, "побуцкали" от души. Народу многовато было. А тут — "менты". И Форд еще, урод недоделанный… Сколько раз приучал Шурш своих волкодавов, сколько раз руки ломал! Натурально ломал! По-настоящему. "Не грабить! Не грабить! Не грабить!" А этот осел взял да и вынул мобильник. Да еще цепочку с шеи "рыжую" сдернул! И это на глазах у всей честной публики! Ну не паскуда!? Паскуда и есть! По-другому его и назвать нельзя.
Четверых, в том числе и Шурша, и этого мутанта Форда, повязали. С цепочкой, блин, с мобильником повязали! Ну не дебил!? И стали бойцам шить статью. Да еще и статью-то какую! Препоганую статью. Не "хулиганка" какая, не "телесные", а 162-ю, часть вторую — разбой.
А разбой — это задница. Разбой — это "пятнашка". Ну, это, конечно, при самом печальном раскладе. "Пятнашку" вряд ли "отгребли" бы. Первая судимость, все-таки… Материальный ущерб небольшой, опять же… Но вот на "условный" рассчитывать не приходилось. Это "стопудово"…
Не то, чтобы Саня боялся тюрьмы. В принципе, он предполагал, что рано или поздно туда попадет. Хоть и не профессор, а два плюс два командир складывать умел, и относительно своих жизненных перспектив иллюзий не испытывал. Но по-другому жить не мог и не хотел. Нацистом Шурш был столько, сколько себя помнил, и иной жизни для себя не мыслил. А вот идти на зону из-за такой ерунды было очень обидно.
После того, как все закончилось, Саня пинал Форда до тех пор, пока свои же не оттащили, опасаясь, что экзекуция закончится и вовсе дурно. После выхода из больницы тот исчез, и больше никто из бойцов его не видел. Ну и тем лучше. Мутный он все-таки был какой-то, с мелкоуголовными наклонностями (это выражение из "Двенадцати стульев" почему-то запомнилось Сане, может потому, что это была одна из очень немногих прочтенных Шуршем книг по настоятельному совету матери).
И вот тогда, когда командир, второй день сидя в грязной прокуренной "предвариловке", уже было смирился со своей судьбой, появился вот этот самый вежливый мужик. Велел называть себя Сергей Валентинович (имя-отчество это Саня благополучно забыл в ту же секунду, а про себя и в глаза называл мужика просто — "гражданин начальник"). Сначала обрисовал его, Шуршеву, перспективу (ну это он и без него знал), а затем предложил альтернативу. Дело он, мужик этот, замнет, а Саня за это будет его снабжать кое-какой информацией, и еще услуги иногда кое-какие оказывать. Вот так вот все "кое-как"… Не бесплатно, естественно. И в конце сказал: "Кстати, если ты думаешь, что ты — умный, а все остальные — тупые, в смысле того, что сейчас согласишься, а потом "соскочишь", то ты эти мысли лучше сразу брось. Раздавлю и не замечу".
И так он это вдохновенно и правдиво сказал, так честно посмотрел в глаза, что Шурш сразу понял — этот раздавит.
Эх, если бы не пацаны… Он бы никогда не согласился! Ну, во всяком случае, это он так сам себя утешал. Если же сказать по правде, на зону очень не хотелось. Ну очень! Тем более из-за какого-то козлины…
На практике все оказалось не так уж и погано. Шурша вместе со всеми отпустили. Дело "растворилось". Как-то сами по себе исчезли свидетели: кто отказался, кто заявил, что его неправильно поняли, кто доказывал ошалевшему от таких раскладов следователю, что помимо банды "скинов" видел и летающую тарелку, из которой они выскочили. Потерпевшие вообще заявили, что подрались между собой. На подозрительные вопросы Совета "Железного креста" о том, чего это вдруг парням так подфартило, командир отбрехался кое-как. Навроде того, что есть у него по материнской линии дальний родственник в ФСБ, вроде чуть ли не в генеральском звании, что мать в ногах у него валялась, за сыночка просила, и тот смилостивился. А вытаскивать его одного, без пацанов, вообще смысла не имело. Если уж дело заминать, так — все дело. Ну, в самом деле, не отпустят же его одного!?
Вроде, поверили…
Встречался Шурш с гражданином начальником редко. При этом он сразу для себя решил, что пацанов закладывать не будет. Пусть даже и раздавит его вежливый гражданин начальник. Не будет, и все тут. А как жить после такого? Но, как оказалось, гражданина начальника такие мелочи не интересовали. Саня догадывался, что это был просто не тот уровень. А то, что вежливый товарищ не из районной "ментовки" — он понял с первого взгляда.
Гражданина начальника интересовали так сказать, общие вопросы: какое настроение в организации, кто о чем толкует, как народ на происходящее в стране и обществе смотрит, какая идет "внутрипартийная борьба" (это не Шурш, это гражданин начальник так выразился). Он отвечал. Конечно, особой радости от таких бесед командир не получал, но и особого вреда не видел. Пацаны же все на свободе, "менты" не "прессуют". Поэтому отвечал правдиво, "туфту не толкал". Смысла не видел, да и боязно было, положа руку на сердце…
А иногда и работку подкидывал гражданин начальник. Это так вообще радостно было. Хотя работка командиру не всегда нравилась. Разбивать головы и славянам приходилось. Но что уж тут попишешь — "такова се-ля-ви", как говорил Секач — здоровый и чрезвычайно глупый даже по меркам Шурша детина из его "боевки". А чаще били все-таки "черных". Вот это был праздник: и дело делаешь, и "бабки рубишь". С оплатой гражданин начальник никогда не затягивал, за работу хвалил, о прошлых грехах не напоминал.
Словом, установилось между командиром и гражданином начальником некое подобие взаимопонимания. Однако, как Шурш для себя разумел, лучше было бы, чтобы гражданина начальника все-таки в его жизни не было. Потому что даже если тебя держат за яйца очень ласково, все равно чувствуешь себя крайне неуютно, если, конечно, держит тебя за них не прекрасная дама…
— Как там твои друзья поживают? — задал свой обычный вопрос начальник.
Они не спеша двигались вдоль перрона, глядя перед собой. Кроме них в этот поздний час на платформе паслись два полупьяных подростка и каких-то идиотских головных уборах, которые, видимо, считались модными.
— Да как обычно. Тихо вроде…
— Таджиков не Ваши на ножи поставили на "Трех вокзалах"?
— Да не. То гопники какие-то. Ты же знаешь, начальник, мы так не работаем.
— Знаю-знаю. Это я так. Может, слышал чего…
— Не. Не слышал.
Помолчали. На перрон вышли еще несколько человек. Шурш вновь закурил. Неуютно, все-таки, он себя чувствовал в компании этого вежливого человека.
— Я, собственно, по делу к тебе, — продолжил начальник. — Работа есть.
— Ну есть — сделаем.
— Не спеши. Работенка серьезная. Надо помочь славянам-соседям. Возьмешься?
— А чего не взяться, — ответил командир. — Поможем.
— Работать придется за кордоном. Ближним, конечно. Инструкции получишь по приезде. Выезжать надо в воскресенье.
— Уже в это?
— Да, в это. Тебе пара дней осталась, чтобы людей собрать. Сколько у тебя сейчас?
— В моей "боевке" — восемь.
— Мало. Надо человек пятнадцать. Да понадежнее. Сможешь?
— Чего не собрать… Смогу.
— Честно говоря, Шурш, это не моя тема, — начальник остановился и повернулся к нему лицом, — это товарищи попросили об услуге. Ты не думай, "подставы" не будет. Просто подробности я тебе сообщить не могу. Расскажут, когда прибудешь на место.
— Ясно.
— Сам поедешь раньше. Вот, — начальник сунул командиру конверт, — здесь деньги на дорогу и инструкция. Запомни пароль…
— Какой еще пароль?
— Прочтешь инструкцию — поймешь, — с плохо скрываемым раздражением процедил начальник. — Запоминай: тебе скажут: "Молодой человек, Вы не подскажете, где здесь улица Маркса?". Ты должен ответить: "Я не местный. А сигаретки не будет?". Запомнил?
— Запомнил. Че тут сложного?
— Повтори, — потребовал начальник.
Командир повторил.
— Хорошо. А теперь запомни следующее, — Шурш аж напрягся от серьезности, какой-то даже ледяной беспощадности голоса начальника. — Если в назначенный день и час с тобой никто не выйдет на связь, значит дело — дрянь. В этом случае ты берешь ноги в руки и валишь обратно домой. Причем не просто валишь. Категорически запрещаю пользоваться железнодорожным транспортом. Да и вообще любым общественным транспортом при выезде из города. Ловишь такси и выбираешься на трассу. Такси отпускаешь и на "попутках" — до другого крупного города. А там уже — в Россию. По ситуации. Можно хоть самолетом, хоть поездом, хоть пароходом. Денег хватит. Ты все понял Шурш?
— Да понял я, понял. Не дурак…
— Вот и не будь дураком, — начальник смотрел ему прямо в глаза, — потому что если ты будешь дураком, ни я, ни кто-либо другой тебе уже не поможет.
Начальник помолчал несколько секунд, глядел в серые глаза командира, будто проверяя, дошел ли смысл его слов до всего Шуршевого существа. Убедился — дошел. Уже мягче продолжил:
— Когда подтянутся твои бойцы — решишь на месте. Это вопрос отдельный и серьезный. Пока пусть сидят наготове в Москве.
Народу на платформе становилось все больше. Видимо, намечалась электричка.
— Теперь о бабках, — продолжил гражданин начальник, — за эту работу тебе — "червонец", твоим бойцам — по "пятишке". "Евриков". По приезде получишь у меня.
Шурш таких денег никогда не видел, но виду не подал. Щелчком запульнул сигарету аж через вторую рельсу и, не глядя на собеседника, тихо проговорил:
— Я так понимаю, гражданин начальник, работа-то серьезная будет.