— Кем был?
— В то время тоже был человеком Кушева… Может быть, даже больше, чем я…
— Мы не можем подозревать Славчо. Он честный парень и заслужил доверие.
— А я не заслужил? Вам не найти во всем Гулеше более тихого и смирного человека, чем я. Приведите хоть один факт, когда я выступал против власти.
— Есть люди, которые умеют ловко прикидываться.
— Но, товарищ Димов, вы прекрасно знаете, что я не мог быть убийцей Кушева. В это время я находился дома. Я не мог быть сразу в двух местах.
Димов долго молчал, опустив глаза.
— И все-таки что-то сомнительное, Несторов, в тебе есть. Почему ты сегодня тайком выехал из дому?
— Как тайком?
— Конечно, тайком. Ты всегда пользуешься калиткой. А на этот раз вывел мотоцикл прямо на шоссе. И для этого открыл тяжелые ворота, в которые проезжают только легковые машины и грузовики. Зачем ты это сделал? Чтобы мы не догадались, что ты едешь в Перник?
— Просто случайность, — сказал Несторов.
— На этом свете ничего случайного не бывает.
— Ворота и так были немного приоткрыты. Вот я и решил сократить путь.
— А что ты делал в Пернике?
— Ничего особенного.
— Все-таки расскажи.
— Один клиент оставил мне мотоцикл, чтобы я сменил амортизаторы. Я их сменил и перегнал мотоцикл в Перник, как обещал клиенту. Зачем человеку пускаться самому в утомительный путь? Окажу ему услугу — он ко мне обратится и во второй раз.
— Как зовут клиента?
— Спас Рангелов. Живет на Околчице, дом два.
— Ты ему передал мотоцикл?
— Ему лично. Он очень, обрадовался, заплатил даже на лев больше.
— Ладно, а почему ты не вернулся с первым же поездом в Гулеш? В четыре часа есть поезд, тебе это хорошо известно.
— У меня в Пернике были дела. Я хотел купить два подшипника в магазине запасных частей, а магазин открывается в четыре. Так что пришлось ехать следующим поездом.
— Это все, что ты можешь сказать?
— Все.
Димов нажал кнопку, на пороге появился дежурный.
— Уведи его, — сказал Дамов. — В отдельную камеру.
Несторов с испугом посмотрел на Димова.
— Но за что, товарищ Димов? Что я сделал?
— Ничего, разумеется. Я ведь тебе сказал, я опасаюсь за твою жизнь. У нас, по крайней мере, будешь в безопасности.
Несторов уловил в словах Димова иронию.
— Это, товарищ Димов, полное беззаконие. Только из-за подозрения, абсолютно без доказательств? Вы разве не верите моей жене, что я был дома?
— Ступай в арестантскую для нашего спокойствия, — примирительно сказал Димов. — Знаешь, я сам уже не пойму, кому верить, кому нет…
Оставшись с Парговым, Димов задумчиво усмехнулся.
— Ты веришь, что у него и на этот раз есть алиби? — спросил, нахмурившись, Паргов.
Димов с удивлением посмотрел на него.
— Как я могу не верить? Но другой вопрос: действительно ли все было так, или они с клиентом договорились. Этого Спаса Рангелова нужно как следует проверить. Если он окажется честным человеком, тогда будет ясно, что Несторов не убийца.
— Ты хочешь сказать, что у нас опять пустые руки?
— Нет, этого я не хочу сказать. Откровенно говоря, Несторов заставил меня кое в чем усомниться.
— У меня все в нем вызывает сомнение.
— Послушай… Когда я сказал, что в молодежный лагерь была брошена английская граната, он встретил это с очевидным облегчением. Ты заметил?
— Нет, не обратил внимания.
— А я это ясно увидел. И спросил себя: почему?
— Он тебе ответил.
— Погоди, не спеши. Ты же понимаешь, что я импровизировал, проверяя одну из своих гипотез. Хорошо, мы действительно не знаем, какую гранату бросили в молодежный лагерь. Но откуда ему известно, что она не была круглая? Английская?
— Может, действительно у его тестя была только одна такая граната?
— Согласимся с этим. Но в мире есть миллионы таких гранат. Почему нападение не могло быть совершено с помощью другой такой же гранаты? А кроме того, Несторов очень хорошо знает, что никому не известно, сколько именно этих гранат было у его тестя. Тогда почему он так обрадовался?
— Да, действительно, в этом что-то есть, — пробормотал Паргов.
— Вот тебе достоверное объяснение. Несторов знает, что в лагерь была брошена не такая граната, потому что сам участвовал в нападении. Он сразу понял, что я импровизирую, обманываю. Это не могло его не обрадовать. Ему стало ясно, что у меня одни подозрения и никаких доказательств. И сразу ощутил твердую почву под ногами.