163626.fb2
— Никто не знает, — бойко высказался морщинистый старичок в потертом пиджаке, — они же с ходу начали палить!
Гоцман посмотрел на старичка, и того быстро утянули за полу пиджака обратно в толпу.
— А инкассаторы что, пешком гуляли? — поинтересовался Гоцман у Тишака. — Физкультурники?
— Машина сломалась, — объяснил Тишак, — а идти тут три квартала…
Криминалист Черноуцану, прежде чем начать говорить, долго морщил лоб, вздыхал, пожимал плечами, вытягивал нижнюю губу, теребил усы. Гоцман знал эту его особенность — предварять доклад долгим мимансом — и потому не торопил.
— Я нашел три гильзы, — наконец медленно, как бы нехотя заговорил Черноуцану. — Две предположительно от «вальтера», одна от «парабеллума». Гильзы нападавших… Никто из инкассаторов оружие не достал, не успел. Стреляли метров с трех… Асфальт сухой. Поэтому след шин не обнаружился. Больше ничего пока…
— И сколько взяли? — обернулся Гоцман к Тишаку.
— По словам инкассатора, — тот кивнул на Михальнюка, — сорок две тысячи шестьсот семнадцать рублей.
Хрустя семечками — не обманула торговка, были они и впрямь хороши — и не обращая внимания на людей, провожавших его взглядами, Гоцман направился к фургону «скорой помощи». Рядом с крылом полуторки стоял Арсенин.
— Как самочувствие? — тихо поинтересовался он. Гоцман нетерпеливо отмахнулся, кивнул на фургон.
— По одному огнестрельному ранению, — так же негромко сказал Арсенин, — в сердце и сонную артерию. Скончались сразу…
— Ворошиловские стрелки, — скрипнул Гоцман зубами. Мотнул головой в сторону уцелевшего инкассатора: — А этот?
— Ерунда. Легкая царапина плеча, но сильный шок. Говорит бессвязно…
Гоцман еще раз пристально взглянул на инкассатора. Михальнюк по-прежнему сидел на тротуаре, раскачиваясь и что-то горячечно бормоча.
— Та-ак… — протянул Гоцман, неспешно стряхивая шелуху в водосток. — Значит, говорить не может, а сумму помнит до рубля? И живой еще? Тишак, вези-ка этого царапнутого до себя и крути ему антона на нос, пока не расколется.
— Думаете, он? — приглушенно прошелестел Тишак
— Да, и держи еще в голове вторую занозу — инкассаторская машина. Шо сломалось, отчего, когда, кто знал, где починяют?.. Взгляни у светлые глаза водителя—в общем, бикицер… Я буду через три часа.
Гоцман сел в машину и уже закрывал дверцу, когда в окошке появилась разъяренная потная физиономия директора артели шорников.
— Значит, уезжаете?! А искать кто будет?! Это ж наши трудовые гроши! Моя артель горбатится, ни дня, ни ночи! А какой-то поц делает сиротами детей, с подлючей мыслью пожировать на наши кровные?!
— Калитку закрой, — мирно заметил Гоцман. Опешивший директор отпустил дверцу, Гоцман захлопнул ее.
— И это все, шо вы имеете сказать?! — взвизгнул директор. — И это лично Давид Гоцман, которого мы держим за легенду уголовки?!
— В три часа придешь до моего кабинета, — перебил его Гоцман, — перекинемся за твои деньги и за убитых инкассаторов. Неси ихние личные дела и прочие подробности. А пока не делай мне нервы, их есть где еще испортить… Поехали.
Директор спрыгнул с подножки. «Опель», натужно зарычав, круто развернулся посреди Арбузной улицы.
Одесский вокзал по-прежнему гудел сдержанным хором нетерпеливых голосов. По-прежнему переминались перед зданием солдаты оцепления, нервно покуривали на перроне ответственные товарищи. Но внимательный взгляд заметил бы и кое-какие перемены. Не было старого рабочего, старавшегося запомнить текст приветственной речи, не было маляров, торопившихся закончить работу…
— И как вы думаете он поедет? — негромко переговаривались принаряженные одесситы, толпившиеся с букетами в руках перед оцеплением.
— Шо за вопросы?.. Конечно, по Пушкинской и свернет на Дерибасовскую. Не проехать по Дерибасовской — это ж все равно шо сильно обидеть Одессу…
Перед цепью солдат, пронзительно завизжав шинами и заставив людей испуганно шарахнуться в сторону, замер «Виллис». Вестовой, выпрыгнувший из джипа, заученным движением показал начальнику охраны пропуск и бегом бросился к вокзалу.
В конце перрона Кумоватов и Телешко, измученные бесплодным ожиданием, без всякой надежды вглядывались в уходящие вдаль пути. Все возможные соображения были высказаны, все уместные шутки озвучены. Обменивались утомленными взглядами, вздыхали. И не сразу услышали топот бегущего к ним со всех ног человека.
— Ну?! — выдохнул Кумоватов, глядя на вестового.
— Маршал въехал! — задыхаясь, отрапортовал тот.
— Куда въехал?! — судорожно сглотнул Телешко.
— В Одессу…
Первый и второй секретари горкома обменялись растерянными взглядами. Происходившее было выше их разумения.
— И где? — наконец промычал Кумоватов, тыча пальцем в сторону путей. — Где он въехал-то?
— На машине въехал, — наконец восстановив сбитое бегом дыхание, объяснил вестовой. — Приказал всем срочно прибыть в штаб округа…
— Мы — страна-победитель! — на ходу говорил Жуков, сопя от гнева. — Мы год как закопали Гитлера! Всю Европу поставили на карачки! И что?! Что, я вас спрашиваю?!
Он не глядя отшвырнул фуражку, которую нес в руках. Адъютант подхватил ее на лету.
— Особо тяжкие снизились на десять процентов, товарищ Маршал Советского Союза, — виновато вставил Омельянчук. — А раскрываемость возросла на двенадцать процентов…
— Мне цифры в нос совать не надо, — бросил в ответ маршал.
Он остановился так же резко, как и шагал. Провел платком по вспотевшему лбу, на котором взбухли крупные вены, двинул нижней челюстью. Гневный взгляд голубых глаз остановился на Мальцове.
— Кто?..
— Военный прокурор округа полковник юстиции Мальцов!
— Где мирный сон, Мальцов?! — рявкнул маршал. — Страна поднимается из руин, а какие-то недобитки взрывают железные дороги!
Адъютант Жукова, не оборачиваясь, сунул маршальскую фуражку одному из офицеров охраны. Второму приказал вполголоса:
— Воды и полотенце маршалу. Быстро…
— Да как взрывают! — продолжал греметь Жуков. — Под самым носом! Здесь что, фронт?! Передовая линия?!
В коридоре показалась толпа, в ней преобладали штатские, но встречались и военные мундиры. Запыхавшиеся Кумоватов, Телешко, начальник железной дороги директор-полковник Горский, следователь Максименко и другие, затаив дыхание, смотрели на легендарного военачальника.
— Эт-то что еще за безобразие?.. — процедил Жуков, окидывая новоприбывших взглядом.
Стремительно прошагав несколько десятков метров, он ткнул пальцем в плечо Кумоватова: