- Ну, взорви там что-нибудь...
- Нельзя! - возразил Био. - Могут быть жертвы среди команды. Что, если рифы?.. Течь в корпусе, экипаж успеет спастись.
- Рифы так рифы,- согласился Фрасин. Био исчез. "Свалился на мою голову со своим локальным тестом,- подумал уныло Фрасин.- То нельзя, это невозможно... А потом сделает вывод, что забочусь лишь о себе. И обобщит на все человечество".
Он поднялся, прошелся по комнате, остановившись напротив зеркала, стал придирчиво изучать себя.
- А может, и не обобщит,- сказал успокаивающе своему отражению.Петровне я все-таки помог. И Пузину.
Петровна, одинокая женщина преклонных лет, жила на одной лестничной площадке с Фрасиным. Она часто болела, и когда аспирант, возвращаясь домой, в очередной раз заметил у подъезда "скорую", услыхал стоны, доносившиеся из-за соседкиной двери, то попросил Био избавить старушку от хвори.
Био согласился, но с присущей ему дотошностью не преминул уточнить, от какой именно. Петровна оказалась владелицей целого букета недугов.
- Мне лично все равно,- буркнул Фрасин, раздраженный медлительностью инопланетного джинна.- Сделай так, чтоб ей не было больно. Охает по ночам, как сова...
Серега Пузин, давний приятель Фрасина, жил в другом городе, заведовал отделом писем и фельетонов в местной "вечерке". Оказавшись случайно в столице, он зашел в гости к Фрасину и был поражен роскошью обстановки, окружавшей его некогда скромного товарища.
- Да ты о себе рассказывай! - отмахивался от недоуменных расспросов Фрасин, наполняя рюмки золотистым напитком из объемистой заграничной бутылки.
- Мне хвалиться нечем,- отвечал Пузин, уважительно глядя на иностранную этикетку.- Как и прежде, копаюсь в жалобах, конфликтах, фельетоны строчу о нерадивых начальниках жэков. И все "с колес", в номер газета ежедневная. Устал я, брат. Правда, наклевывалась возможность сменить кресло, у нас заместитель редактора пенсию оформляет. Но это пустой номер.
- Почему?-спросил Фрасин.- Ты же профессионал, я знаю. В коллективе тебя уважают.
- Все правильно,- подтвердил Пузин.- Есть одно "но". Конкурент имеется. Оттуда! - многозначительно ткнул вверх пальцем.- Шеф, в общем-то, за меня, но он дипломат и портить отношения с начальством по такому поводу не станет.
- Как фамилия твоего соперника?
- Сидоренко,- ответил Пузин.- А тебе зачем?
- Имя, отчество, должность? - продолжал Фрасин, памятуя о педантичности пришельца. И записав данные, хлопнул приятеля по плечу: - Не расстраивайся преждевременно, старик...
Спустя неделю Пузина утвердили в новой должности.
Воспоминание об этом несколько подняло настроение Фрасину. От размышлений его отвлек звонок, мелодично зазвеневший в прихожей. Фрасин открыл дверь. На пороге стояла Людмила. Она редко выбиралась в город, тем более в будни, и Фрасин искренне обрадовался.
- Какими судьбами, Людочка? Или решила, наконец, сказать "да"?
- Поговорить надо,- ответила сухо Людмила.
Сердце Фрасина сжалось в болезненном предчувствии. Людмила прошла в гостиную. В отличие от Пузина, импортная обстановка не произвела на молодую женщину особого впечатления. Людмила ее словно не замечала. Фрасин метнулся было к бару за угощением, но подруга остановила его коротким жестом:
- Не суетясь, Фрасин. Присядь и слушай.
Фрасин послушно упал в кресло, поражаясь тому, какую власть возымела над ним эта женщина. Людмила закурила, нервно чиркнув спичкой. Фрасин придвинул хрустальную пепельницу, однако гостья демонстративно стряхнула пепел в раскрытый коробок.
- Чтобы не возникало лишних вопросов, начну с родителей,- проговорила Людмила.- А вернее, с того, какими они были. Ты не думай, мой отец не так прост. В свое время политехнический закончил и, говорят, дельным специалистом считался. Наверное, его женитьба на маме с точки зрения рациональной логики была шагом безрассудным. У отца - ни кола, ни двора. У мамы - две сестренки на руках, после смерти бабушки она за старшую в семье оставалась. Да тут еще я родилась. Время было голодное, послевоенное. Ютились в развалюхе, из тех, которые теперь только в старой хронике увидишь. Ну, отцу и приходилось крутиться, прирабатывал, где мог, а все равно концы с концами еле сводили...
- Никак в толк не возьму,- перебил аспирант,- зачем ты это рассказываешь. Ничего не имею против твоих родителей.
- Я это заметила,- бросила на него короткий, сосредоточенный взгляд Людмила.- Теперь они живут по безукоризненным законам другой, видимо, более доступной тебе логики. Слушай, Фрасин, слушай.
И продолжала:
- Говорят, счастье делает людей равнодушнее к чужой беде. Не знаю. Но уверена, что и нужда не каждому добавляет благородства и сострадания. Жизнь - штука жесткая, она не только на ладонях, на душе мозоли оставляет. А иногда и рубцы. Суровей стали мои родители, скупее на ласку, на доброе слово. Такой была плата за нужду,- вздохнула Людмила.- А потом они заплатили и за счастье, разумеется, в своем понимании. Первый взнос составил вполне определенную сумму - пять тысяч рублей. Такой выигрыш нам выпал по облигации. Стали судить-рядить, куда употребить случайные деньги. Тут родственничек подзабытый вынырнул, ценный совет дал: вручить тысячи нужному человеку, тот может помочь на мясокомбинат устроиться. Теплое, мол, местечко, за год окупится, век благодарить будете. Отец не устоял, сменил профессию. Наверное, я плохая дочь, осуждаю родителей, которые ничего для меня не жалели. Но что делать. Знаешь, Фра-син,- вновь вскинула на аспиранта глаза Людмила,- мне всегда больно за тех, кто бессилен перед обстоятельствами, у кого нет внутри прочного стержня. Спросишь, откуда он взялся во мне, этот несгибаемый стержень? Думаю, из чувства протеста. Если бы росла в другой семье, наверное, не смогла бы так люто возненавидеть всю эту грязь, которая липнет к деньгам. Помню, раньше отец любил повторять, что поработает немного на комбинате и вернется на завод. Теперь он этого не говорит. И никогда не скажет. Я в газете вычитала, у наркоманов есть такое выражение: "сесть на иглу". Значит, стать конченым человеком. С отцом нечто похожее. День без денежной инъекции, хотя бы десятки левой, для него пропащий. А прирабатывать десятки все сложнее - постепенно наводят порядок на комбинате. Директора сняли, кое-кого посадили. Между прочим, родственничка тоже судьба наказала. Прогорел на какой-то очередной авантюре, пришел к нам денег просить. Деньги к тому времени были и немалые - место у отца на первых порах действительно оказалось прибыльным. Только родители - ни в какую. Хоть и унижался родственничек, и напоминал, чем ему обязаны, даже на колени падал. Я не выдержала, сорвала с пальца перстень, что родители к совершеннолетию подарили, бросила ему.
Отец в ярость пришел. Никогда его таким не видела. Лицом потемнел, с каким-то утробным хрипом кинулся на родственника, повалил на пол, отнял перстень. Подхватился, тяжело дыша, да как хлестнет меня наотмашь по лицу кулаком с зажатым намертво подарком. Я потеряла сознание.
Недооцениваем мы власти барахла,- горько усмехнулась Людмила.- Оно исподволь все человеческое в душе подтачивает. Не успеешь оглянуться, а там - пустота. Если у тебя есть все это,- она обвела взглядом комнату,разумеется, будешь сыт и доволен. Но если только ради этого жить...Людмила резко покачала головой.- Ты заметил, у нас в доме обычай - давать вещам собственные имена. Для родителей они больше, чем вещи, и это страшно.
После того случая я долго болела,- нахмурившись, продолжала она.Врачи сочувствовали: нервы... Когда отошла немного, решила, что перестану себя уважать, если хоть в малом, незначительном буду зависеть от вещей, от денег. Что отныне у меня свой мир и он ни одной из граней не заденет того иного мира чужих людей, в котором существуют родители. Ушла бы из дому, но мать пригрозила, что наложит на себя руки. Я осталась, поставив условие полная независимость. Так и живем с тех пор, почти не общаясь, рядом и бесконечно далеко друг от друга. Я таки уйду от них, когда верну все, что родители на меня затратили.
Она замолчала, покусывая тонкие губы.
- Я и представить не мог,- пораженно бормотал Фрасин,- мы так давно встречаемся, и ты даже не намекнула, ни единым словом...
- Не хотела, чтобы ты окунулся в чужую семейную грязь,- прервала Людмила.- Мне казалось, ты сможешь меня понять. С тобой было легко. Но когда ты появился у нас в новой шикарной машине, с дурацкой этой шубой и купеческим портсигаром, у меня словно оборвалось что-то внутри. Всем этим ты будто заслонялся от меня, уходил, оказывался по другую сторону - с ними...
- Люда!.. - воскликнул Фрасин.
- Если бы я сказала "да",- не обратив внимания на его возглас, продолжала Людмила,- у нас были бы дети. Ты никогда не задумывался, Фрасин, чему мы могли бы их научить, какими людьми воспитать?
- Господи, да чем же мы хуже других!..
Глаза женщины потемнели, сузились:
- Это слова отца,- прошептала она.- Не хочу я, не желаю быть такой, как они, Фрасин. Я собой должна быть, только собой, понимаешь? Каждый человек обязан сделать в жизни такое, чего, кроме него, никто не совершит. Иначе это не жизнь, а иллюзия. Впрочем,- произнесла Людмила устало,- я не собираюсь ни в чем тебя переубеждать. Просто решила рассказать все как есть, чтобы понял: не нужно нам больше встречаться. Лучше оборвать сразу, не мучая друг друга.
- Но я же люблю тебя, Люда! - растерянно выговорил Фрасин.
- Никого ты не любишь, кроме себя,- покачала головой Людмила.- А я нужна тебе по той же простой причине, что и эти вещи. Со мной тебе лучше, уютней, комфортней. Ты и пытался заплатить за меня, как за вещь, своими царскими подношениями. Не все можно купить, Фрасин.
Аспирант потерянно глядел прямо перед собой. Узкая горячая ладонь коснулась его щеки:
- Прости меня, Фрасин. Поверь, так будет лучше.
Людмила поднялась, торопливо прошла в переднюю, сорвала с вешалки пальто и шагнула за порог. Фрасин понял, что не сможет ее остановить. Он сидел, как оглушенный, не в силах даже приподняться с кресла. Хлопнула дверь. Аспирант услыхал, как мягко и знакомо щелкнул замок: "клок-клок"...
3
- Я не верну ее! - произнес Бис с твердостью, которую трудно было ожидать от создания, запрограммированного на безукоризненно четкое исполнение чужих желаний.
Смысл ответа не сразу дошел до Фрасина, он задохнулся от возмущения:
- Это... это похоже на предательство. Отказаться именно сейчас, когда позарез необходима твоя помощь. Все свои желания, слышишь, все до единого, я готов променять на одну ее улыбку. Верни Людмилу, Био, заставь ее поверить...
- Нет! - непреклонно отчеканил тот. Фрасин с ненавистью жег взглядом оранжевые пульсирующие зрачки.