В ответ ему в ухо нечеловечески загоготали.
— Алло, говорите, я слушаю. Это кто?
— Это я… ха-ха… мой китайский брат… ха-ха… помнишь? — с трудом разобрал Ли Пенг сквозь истерический хохот.
Безусловно, несмотря на странный смех, он узнал этот голос, но сомнения до сих пор оставались. Начальник Первого особого отдела обвел внимательным взглядом комнату. Нет, однозначно, он в полном уме и ему ничего тут не кажется. Неужели, удача?
— Да, я вас понял, — как можно спокойнее произнес он, с трудом сдерживая подступившую радость. — Вы где? В Москве?
— Не важно… ха-ха… — с трудом выдавили в ответ. — Жду тебя… ха-ха… четвертого… ха-ха… на Светлояре… ха-ха… миллион евро… ха-ха… один… ха-ха… иначе сделки не будет…
Ли Пенг попытался еще что-нибудь спросить, но собеседник неожиданно отсоединился. Взволнованный китаец выскочил из-за стола и, выбежав из комнаты, метнулся в техслужбу. Специалист как раз доставал из принтера распечатку.
— По предварительным данным, объект находится в Нижегородской области, — отрапортовал тот, протягивая бумажную "простыню". — Более точно мы сможем определить координаты завтра утром, когда получим точные данные спутника.
— Выполняйте! — скомандовал Ли Пенг и, твердой походкой направившись в кабинет к послу, бросил удивленному референту. — Спецгруппу ко мне! Быстро! Быстро!
6.3. Я приблизился к лесу. Роща оказалась аллеей, окрашенной в золотые цвета, и хотя мне не терпелось поскорее ступить на тропинку, я остановился. Перед началом трипа хотелось подробнее ознакомиться с маршрутом, благо для этого у начала аллеи висел специальный стенд. Вскоре все нюансы предстоящей прогулки мне были ясны, и я оторвал взгляд от схемы. Дождь продолжал упорно накрапывать, но несмотря на это внутри у меня было спокойно и празднично. Все негативное осталось в деревне позади, так что теперь я ожидал встретить только хорошее.
Неожиданно я услышал движение и обернулся. Виляя хвостом, по кругу ко мне приближался неясной породы пес. Окрас у него белый, вид незлобный и гордый, я бы даже сказал, благородный, что было совсем непохоже на местных собак. В отличие от сородичей, этот совсем не стремился разжалобить меня на подачку и этим одним внушал уваженье. Откуда он взялся, я не заметил, но, определенно, среди тех сельских псов я его точно не видел. Да и как вообще он мог приблизиться ко мне незамеченным, если еще в середине улицы я разогнал всех собак и потом неоднократно оглядывался, проверяя, не увязался ли кто. Значит, получалось, он появился прямо из леса, пока я рассматривал стенд. Но что он там делал один? Да в такую погоду? И почему добродушно виляет хвостом, когда все остальные его поджимают? Да еще так лукаво щурит мне глаз?
Пока я мучился этими вопросами пес подошел на расстояние пинка и остановился. Видимо, он был еще не до конца уверен в моих намерениях и потому решил не рисковать и проверить. Видя его сомнения, я аккуратно присел и, поманив, почесал на голове за ухом. Пес облизнул мою руку. Сцена эта тронула меня до глубины души, и я, ни на секунду не раздумывая о том, насколько долго могу задержаться в лесу, снял свой рюкзак и, достав кусок колбасы, отломил половину. Пес в тот же миг радостно взял еду у меня прямо с ладони.
— Как тебя зовут, бедолага? — спросил я, продолжая гладить чавкающего пса и разглядывая ошейник: тот был сплошной, без застежки, сделан из нежной кожи и имел необычный орнамент по всей длине.
Мой новый друг не ответил и лишь облизнулся, а я вспомнил тотчас Самурая, который остался в Москве. В груди защемило. Как он там без меня? Я так скучаю…
Пес будто бы понял мою тоску и уткнулся, как мой стаффордшир, мне в подмышку. Я обнял его за шею и печально вздохнул. Надо будет как-то связаться с мамой. Меж тем бедолага лизнул меня в лицо и направился к лесу. Я не двигался с места. Пройдя метров пять, пес внезапно остановился и вновь посмотрел на меня. По морде, казалось, скользнула улыбка. Сомнений быть не могло, он приглашал идти за ним следом в аллею. Я еще раз огляделся по сторонам, но, так и не заметив ничего подозрительного, повиновался. Кроме нас двоих вокруг не было ни души. В голову тем временем мне пришла мысль о том, что пес нарочно встречает здесь людей в надежде получить от них что-нибудь вкусное. Но почему он тогда меня так странно сейчас ждет?
Тропика в аллее, прозванная в народе "Батыевой тропой", по которой согласно легенде приблизились к Китежу татаро-монголы, вывела меня на небольшую возвышенность, с вершины которой мне открылся вид на озеро. Большую часть водоема еще закрывали деревья, но по мере того как я приближался, те безропотно расступались. Вскоре лес раздвинулся совсем, и я вышел на берег в предвкушении чего-то особенного. Представшая моему взору картина, и вправду, оказалась великолепной. Я был буквально очарован озером и все не мог наглядеться, будучи не в силах ни оторваться, ни даже вымолвить слово. Зрелище было волшебным. Пожалуй, такой красоты водоемов я в своей жизни не видывал.
Почти идеальной овальной формы безупречно синее озеро было гладким и ровным, и лишь совсем самую малость поверхность его теребил мелкий дождь. Со всех сторон плотной стеной его обступал древний лес, игравший осенними красками. Слева на холме возвышалась деревянная часовня. И никого. Ни одного из тех, кто мог осквернить его чистоту своим пошлым присутствием, не наблюдалось. Я попытался представить, как могла выглядеть эта местность тысячу лет назад с куполами и храмами, и благоговение мое еще больше усилилось. Тем не менее, пройдя немного вдоль берега, я с сожалением отметил, что озеро на самом деле не так велико, как казалось ранее, а после меня посетила и вовсе крамольная мысль. Я мог согласиться с легендой в той части, что когда-то на берегу Светлояра стоял Китеж-град, но то, что тот мог вместиться в столь скромную чашу, мне, откровенно, не верилось. Ведь город, рассуждал я, состоял не только из церквей и храмов, там были башни и стены, хоромы князей и бояр, домишки работного люда. А по представшим моему взору размерам в него не смогло бы войти даже селенье Владимирское.
Однако это умозаключение ничуть меня не смутило и не ослабило ощущения одухотворенности, в котором я пребывал. Наоборот, мне показалось, реальный город здесь вообще ни к чему. И появись он тут даже в далекой древности, озеро б неизменно погибло и потеряло свой сказочный вид. Ведь нет ничего прекраснее девственной, чистой природы, а человек, в какой бы век он ни жил, все равно сделает свое черное дело. С такими мыслями я и спустился к воде по мосткам.
Подойдя к самой кромке, я уселся на корточки и, нагнувшись, зачерпнул из озера прямо ладонью. Однако то ли пальцы оказались неплотно сжатыми, то ли в принципе донести до рта таким образом жидкость не так-то легко, попробовать светлоярской водицы не получилось. Справа неожиданно появился исчезнувший пес. Он также подошел к воде, посмотрел на меня хитрым взглядом и, как будто бы вновь улыбнувшись, принялся жадно лакать. Однозначно, он взял меня под опеку и теперь неустанно вел. Изловчившись, я встал на колени. А почему бы и нет, в самом деле, подумал я. Какая, в конце концов, разница!
Утолив жажду и так и не увидев в глубине ни куполов, ни крестов и не услышав колокольного звона, я оглядел периметр озера. Обходить его прямо сейчас мне не хотелось, поскольку, судя по схеме, до могилы трех старцев было еще километра три. Так что лучше, рассудил я, добраться до самой дальней точки, а обойти вокруг Светлояра я успею и на обратном пути.
— Ну, что, приятель, веди теперь к источнику и могилам, — позвал я пса и поднялся с коленей.
Тот радостно завилял хвостом и вприпрыжку побежал к церквушке. Я стал взбираться на холм следом за ним. Добравшись до часовни, я обнаружил, что двери ее закрыты, и никого кроме меня и собаки по-прежнему нет. Тем временем пес куда-то пропал, не отзываясь ни на свист, ни на голос. Я огляделся. Где-то неподалеку должен был находиться камень с отпечатком ступни Богородицы, которая, согласно поверью, прикоснулась к нему ногой, отвращая от городских стен войско Батыя. Я приступил к поискам, но искать следовик не пришлось — он лежал совсем рядом, напротив вкопанных в землю молельных крестов. Я подошел.
Своей формой сверху камень чем-то напоминал квадрат, и на поверхности его действительно имелось углубление, напоминавшее человеческий след. Точнее, отпечаток ступни ребенка или маленькой женщины. Я осторожно пощупал выемку, начинавшую уже заполняться водой, но никаких следов пятки и пальцев не обнаружил. Но кто сказал, что отпечаток не мог быть оставлен обутой ногой? Я оторвал взгляд от камня и вновь наткнулся пса. Тот терпеливо ждал меня впереди, подняв умную морду. Я еще раз провел по камню рукой и, оставив на счастье монетку, двинулся дальше.
Через какое-то время мы вышли к полю, и я взглянул на часы. С момента моего выхода из автобуса не прошло и часа, но погода окончательно испортилась. Теперь, стоя на открытом пространстве, я ясно чувствовал, как силен ветер и начинает хлестать в лицо дождь. Казалось, кто-то нарочно не хочет, чтоб я продолжал свой путь, стремясь напугать и отвратить в деревню. Взгляд мой упал на ботинки и куртку. Я был в грязи и промок. Я обернулся. А, может, лучше все-таки завтра? Пока до села не так далеко? Ну, никуда ведь они же не денутся, правда? Ни этот ключ, ни могилы. Что толку месить тут дерьмо?
Подбежал пес. Шерсть его тоже намокла и теперь смешно облегала тело, уменьшив и без того тощий вид. Глаза его улыбались.
— Ну, что, чертенок, грозы не боишься? — подбадривая самого себя, крикнул псу я. — А то без тебя мне кранты! Ну, чудо, давай, веди дальше! Дороги не знаю!
В ответ тот призывно залаял и побежал. Я двинулся следом по полю.
Я шел медленно, с трудом переставляя разъезжающиеся на скользкой земле ноги и непрерывно ругаясь. Дождь теперь превратился в ливень и сек как из шланга, а ветер пытался сбить меня с ног, что ему иногда удавалось. Однако стоило мне со всего размаху плюхнуться в жижу, я тут же немедленно поднимался и упорно двигался дальше. Мне было наплевать на то, как я выгляжу, и что подумают люди, а про стихию я вовсе забыл. Единственное, что продолжало будоражить мой мозг, была мысль о том, что если уж мне суждено пройти по священным местам, то лучшего времени и не придумать. Ведь круче экстрима мне не сыскать! А заодно и будет, что вспомнить!
Мой белый проводник неустанно семенил впереди, периодически оглядываясь и проверяя, на месте ли подопечный. И отныне я уже не был уверен в том, что он провожает так каждого, и даже готов был поспорить на то, что встретил его не случайно. Минут через сорок поле закончилось, и мы снова приблизились к лесу. Вход в него обозначала широкая просека, и я, не задумываясь, смело шагнул под листву.
Идти стало заметно легче, к тому же вскоре собака привела меня к деревянным мосткам. Видимо, еще в давние времена их проложили как раз на случай такой непогоды. Жаль, я не знал имен этих добрых людей, а то бы поставил им памятник. Твердая поверхность под ногами укрепила мою веру в победу, и я еще более уверено двинулся дальше. Пес снова куда-то пропал.
Лес был сказочно красив и необычен. Вековые сосны перемежались с молодыми березами, а пышные ели соседствовали с осинами и липами. При этом каждое из деревьев имело свой собственный цвет, и все вокруг буквально взрывалось от буйства красок. Но особенное впечатление на меня произвели многочисленные стволы, склоненные в виде дуг прямо над просекой. Вполне живые деревья были выгнуты так, что мне иногда казалось, будто это искусно сооруженные кем-то неведомым арки. Такое, как я неоднократно слышал с экрана из уст уфологов, могло происходить в случае повышенной концентрации гео- и электромагнитных излучений, характерных для так называемых "мест силы".
Через какое-то время мостки повернули, и я, отдалившись от просеки, вышел к купальне и роднику. Пес был уже там и приветливо помахивал хвостиком. Я добрался до навеса и сел на скамью. Теперь можно было отдышаться и отдохнуть. Дождь начал ослабевать, и сквозь хмурое небо стало проглядывать солнце. До могилы старцев, по моим предположениям, оставалось еще метров четыреста. Через двадцать минут, подкрепившись остатками колбасы и испив из святого источника, я был готов к последнему рывку. Пес лежал у моих ног и облизывал шкурки.
Я погладил своего поводыря и поднялся с лавки. Путь мне по-прежнему указывали мостки. Пес потянулся, зевнул и, обогнав меня, скрылся в чаще. Мне ничего не осталось, как пойти за ним следом.
Вскоре показались кресты, и я вышел к поляне. Солнце окончательно слезло с туч, и теперь на листьях и траве повсюду играли в лучах изумрудные капли. Кресты оказались не меньше трех метров в высоту, я обошел их и, снова встав к ним лицом, задумался. Где-то под ними, как говорили, покоился прах неведомых старцев, но проверял ли кто-нибудь эту гипотезу, я сомневался. Тем не менее, несмотря на мой скептицизм, место отчего-то казалось мне очень знакомым, но где я его уже видел, я вспомнить не мог. Собака вновь потерялась из виду, и я остался один. Ощущение дежа вю упорно не покидало, и я стал терпеливо перебирать в памяти все фотографии, что успел к той минуте скачать из Сети. Разумеется, вид крестов был мне знаком именно по ним, но в данном случае воспоминания были связаны вовсе не с ними. Поляна — вот что казалось мне виденным прежде. Но как и когда — тут был вопрос.
Я снова обошел вокруг крестов, но уже по краю леса, часто останавливаясь и пристально вглядываясь в пейзаж. Сердце отчаянно колотилось, и я снова, как и у озера, попытался представить себе, как могло тут все выглядеть годы назад. И вдруг меня осенило. Да, я вспомнил эту картину очень отчетливо. Водная гладь. Поле. Лес. И поляна. Все точно так, как тогда на иконе. Все точно так. Вот здесь стояла объятая пламенем хижина, а тут перед ней рыдал на коленях солдат. Да, верно, все было именно так. На месте этих самых крестов и могил. Я вновь стал переживать то ужасное зрелище и вдруг ощутил, как наворачиваются на моих глазах слезы, как замирает дыхание и растет в горле ком. И чуть сам не расплакался.
Кем же были эти несчастные, не пожелавшие принять новых канонов и предпочтившие смерть бесчестию, вопрошал я. Но ответить на мой вопрос здесь было некому. Ни имен, ни названий на крестах, увы, не имелось. Я позвал было пса в надежде, что тот как обычно даст мне подсказку, но он так и не показался. И я все продолжал стоять, опустив голову и гладя кресты, не в силах сдвинуться с места. Я находился всего в двух шагах от развязки, но она опять ускользала…
6.4. Назад к Светлояру я возвращался уже в одиночестве. Пес, как пропал у крестов, так больше не объявлялся — видимо, он посчитал свою миссию выполненной, либо я ему к этому времени надоел. Во всяком случае, по дороге обратно он мне уже не попадался. Несколько раз в лесу и на поле я пытался еще кричать и звал его к себе, но все было тщетно. Он исчез так же внезапно, как и появился.
Назад я шел гораздо медленнее, чем сюда, и уже никуда не торопился. Дождя не осталось и следа, на ветках защебетали птички, земля начала подсыхать. Но меня перемены в погоде не радовали. Я был погружен в раздумья и очень расстроен. Вернее даже, я был зол на себя за то, что так легко поверил во все эти сказки. Конечно, путешествие по-любому пришлось мне на пользу, но главной цели поездки я не достиг. Икона по-прежнему оставалась для меня полной загадкой, и я до сих пор так и не смог не смог вскрыть ее тайники.
Часа через два, усталый и изможденный, я приблизился к озеру. Сотовый показывал четыре часа дня, и я решил наконец выпить водки. Было не холодно, но оказавшись без движения и цели, насквозь промокший и еще до конца не высохший, я начинал замерзать. В рюкзаке валялось с десяток соленых огурчиков, банка рыбных консервов, пластиковые стаканы и хлеб. Я вынул бутылку и огляделся. Ни единого человека вокруг по-прежнему не было, а мне так хотелось кого-нибудь угостить. Ладно, подумал я, не беда, вот, приму двести грамм, отдохну и пойду обходить озеро. Автобус ехал обратно в районе шести, но я решил этим вопросом не заморачиваться и, если не успею, добираться на тачке. Благо наличие средств мне позволяло.
Сев на скамью, я поменял носки, по-простецки разложил на газетке свой закусон, открыл банку с горбушей и опрокинул стакан. Сорокаградусная жидкость обожгла пищевод и желудок, я с хрустом откусил пол-огурца и заел куском черного хлеба. Внутри стало тепло и вроде бы легче, и состояние неудовлетворенности начало проходить. Я тут же налил себе еще, но только успел поднести к губам очередную сотку, как вдруг услышал:
— Не угостите, милейший?
От неожиданности я чуть не выронил стакан и с изумлением повернулся в сторону голоса. Слева от скамейки метрах в двух стоял бородатый старик с котомкой и посохом в странной одежде. Лицо его и исходивший от него запах отчего-то показалось мне очень знакомым, но я уже перестал чему-либо удивляться.
— Почему бы и нет, — ответил я, отодвигаясь и стыдливо пряча развешанные для просушки носки.
Стаканов и водки мне было не жалко, да и навряд ли я б выпил все это один. Я порылся в сумке и протянул старику стакан. — Вам полную?
— Благодарствую, — разулыбавшись, произнес дед, не делая традиционного для здешних жителей ударения на "о". — Мне здешняя водка в последнее время очень нравиться стала.
Он поклонился, принял угощение и, отложив посох, со знанием дела осушил стакан. Я придвинул к нему огурцы и рыбу, но он отказался. Вместо этого он отломил лишь корку хлеба.
— Вы здешний? — поинтересовался я.
— Ну, можно, сказать и так, — таинственно произнес дед.
— Николай, — протянул я ладонь.