Я выпустил из руки посох и принялся с интересом оглядываться. Оказалось, мы находились ровно на том же месте, откуда зашли, только теперь ни молельных крестов, ни камней на поляне, ни священной березовой рощи не было. Густой лес вокруг тоже куда-то исчез, а слева, где раньше стояла часовня, теперь возвышался огромный собор. Купола и кресты его сверкали золотом, а в звоннице пели колокола, которые я и слышал. Однако это был уже не набат, с нашим прибытием тревожный звон сменился на праздничный.
— Благовещенский, а следующий Успенский, — прокомментировал Варлаам, указывая на храм на соседнем холме, где я видел раньше крест и тексты молитв с иконкой. — Ну, как? Впечатляет?
— Еще бы, — зачарованно произнес я и повернул голову вправо.
Светлояр, абсолютно синий и ровный, без изменений располагался на прежнем месте, только теперь его берега обступали не вековые деревья, а многочисленные строения. Все они до единого были из белого камня, и я мог по убранству и высоте различить, где дома бедноты, а где знати. На возвышенностях вокруг озера стояли величественные златоглавые церкви. Где-то вдали виднелись пашни и пастбища, где пасли скот. На воде покачивались рыбацкие лодки. А там, где я обычно шел из деревни, располагалось торжище. Я был потрясен и не мог оторваться. Передо мной во всем своем величии и красе раскинулся настоящий многотысячный древний город.
— Это и есть Китеж-град? — восхищенно спросил я Варлаама.
— Ну, в общем, да, — хитро улыбнулся тот, и тут я заметил, что он вовсе не дед, а вполне моложавый мужчина.
Прежний скромный наряд его и тягостный дух в одночасье испарились, и теперь передо мной стоял темноволосый, статный, широкий в плечах богатырь, облаченный в царские платья.
— А почему я не вижу ни стен, ни башен? — изумился я.
— В нашем мире нам некого бояться, — ответил бывший Варлаам.
Теперь только одна деталь напоминала мне о старике — голову незнакомца по-прежнему опоясывал кожаный ремешок с необычным орнаментом.
— Михаил, — поклонился мне в пояс богатырь, и я увидел, как выходят из-за его спины и обступают нас люди в староверских одеждах.
— Тот самый? — не веря своим ушам, переспросил я. — Но как же так? Неужели, все это правда?
— Правда то, во что веришь. Все остальное — выдумка, — произнес князь и протянул ко мне обе ладони.
Поддавшись необъяснимому порыву, я безропотно вложил в них икону. Михаил поднял образ над головой, и буря восторга разнеслась по толпе. Одновременно из всех храмов стал доноситься радостный перезвон, и людские голоса потонули в божественных звуках. Праведность и доброта заструилась отовсюду. Дух у меня перехватило, и мне безудержно захотелось кого-нибудь обнять. Я распростер руки и сделал шаг к князю. Тот, бережно передав реликвию слуге, ответил взаимностью. Мы обнимались, как самые близкие друзья, и я чувствовал, как вздрагивает от нахлынувших чувств его могучее тело. Он плакал от счастья.
— Зачем она вам? — не, выдержав и стараясь перекрыть звон колоколов, крикнул я ему в самое ухо.
Он не ответил, а лишь многозначительно обхватил меня за плечи и развернул. Затем, утерев рукавом раскрасневшиеся веки, сделал знак рукой. В тот же миг дворовые поднесли нам удобные стулья, поставили прямо на землю стол с белоснежной узорной скатертью и уставили его яствами и напитками. И тотчас на поляне как по команде стали возникать огромные празднично накрытые столы, и многочисленная прислуга засуетилась с подносами и кувшинами. Честной народ начал рассаживался по скамьям и приступать к пиру. Колокола понемногу стихли, а вместо них неизвестно откуда заиграли со всех сторон свирели и гусли. Князь вытер о предложенное слугой полотенце руки и, встав, поднял над головой золотой кубок.
— Други мои! — обратился он к своим подданным, — выпьем же во здравие благороднейшего и храбрейшего мужа московского Николая, не убоявшегося ни врагов, ни напастей, и принесшего в нашу обитель святую икону! Аминь!
От таких слов я засмущался и зарделся. Вместе с тем я понимал, что надо обязательно ответить. Медленно поднявшись, я как князь оглядел собравшихся и растроганно произнес:
— Слава великому граду Китежу, князю его Михаилу Алексеевичу и всему русскому народу! И да пребудет святая икона отныне и вовеки веков в его непоруганных стенах!
— Слава! Слава! Слава! — донеслось со всех сторон, и все стали обниматься и стукаться кубками.
Признаться, я даже не думал, что могу быть настолько красноречив, и оттого еще более застеснялся. Князь протянул мне полный вина кубок, я с благодарностью принял его, и мы от души чокнулись. Затем я жадно набросился на еду. Не буду вдаваться в гастрономические подробности того, что для нас с ним было накрыто, тем более что многих кушаний я вообще не знал и видел впервые, а беспокоить князя по таким пустякам мне было стыдно. Одно скажу, все было просто, скромно, но вкусно. Наконец, насытившись и утолив жажду, я улучшил момент и повторил свой последний вопрос Михаилу. Тот неторопливо допил вино, задумчиво поглядел куда-то вдаль за озеро и тронул меня за локоть.
— Ты, правда, хочешь об этом узнать, друг мой Коля?
— Ну, конечно, — не удержавшись, воскликнул я. — Я надеюсь, это не тайна?
— Нет, не тайна, — ответил он. — Об этом знают и твои современники. Один из них даже как нельзя точно сформулировал то, о чем мы здесь думаем день и ночь. Что ж, изволь. Но слушай внимательно.
7.5. — Итак, первую осознанную государственную философию на Руси, как ты знаешь, изложил монах Филофей, и звучала она как "Москва — Третий Рим". Смысл ее в том, что после падения Византийского Второго Рима Россия стала последним пристанищем подлинной веры, и именно ей надлежит сохранить и защитить православие от сил зла, воплощением которого является хищный и ненасытный Запад. Однако в XX веке Россия сбилась с пути истинной веры, Третий Рим пал и западное безумие ворвалось в страну, разгулявшись в ней с невиданной силой. Но свою задачу Третий Рим все же выполнил, пусть и ценой собственной гибели. Он уберег от порабощения соседние народы, ни один из которых не исчез, не потерял свою исконную культуру. Наоборот, многие из этих народов только рядом с Россией получили письменность и образование, а некоторые смогли сохранить государственность. То есть если бы Россия их не спасла, и удались бы планы Наполеона и Гитлера, большинство бы их ждала участь американских индейцев. Ни о каком человеколюбии Запад бы больше не заикался, а просто давил бы своих противников в зародыше, как сделал недавно в Сербии и Ираке. Никто бы даже не пикнул, ни одна из стран третьего мира никогда не смогла бы бросить ему вызов, не смогла бы подняться с колен и обрести ту силу, которой обладают теперь и Китай, и Индия…
Я слушал, не перебивая.
— То, что Запад сегодня уже не владеет миром и не может железной пятой подавлять развитие остальных государств, — продолжал с чувством Михаил, — в этом целиком заслуга России. К их огорчению, в военном плане ее так никому и не удалось завоевать, поэтому Запад решил уничтожить ее духовную сущность. Надлом России начался с церковным расколом, который и послужил началом движения к западной унификации, всеобщему контролю, полицейскому государству, откату от традиционных для Руси соборности и мирного сосуществования разных народов и культур. Хотя внешне это духовное падение сопровождалось ростом материальной мощи. Третий Рим был уже духовно мертв к 1917 году, а к началу девяностых разложилось и его материальное тело. В последний раз миссия России как Третьего Рима проявилась в борьбе с Третьем Рейхом, которым называют гитлеровский режим нацистской Германии. На самом же деле Третьем Рейхом правильнее называть всю систему западного империализма, поскольку преступления германских нацистов в Восточной Европе мало чем отличались от преступлений английских, французских, испанских, португальских и голландских поработителей в других частях света. Но Третий Рейх был разбит, и сегодня мы видим, как поднимается новая захватническая империя, прячущаяся уже под маской НАТО, новый, Четвертый Рейх. Идеологией этого еще более ненасытного зверя тоже является фашизм, но уже фашизм потребительский, который провозглашает, что потребление превыше всего, и призывает людей забыть обо всем на свете, кроме наживы и денег. Все остальное — природа, культура и даже человеческая жизнь — становится лишь товаром. Но потребление растет день ото дня, и это вынуждает Запад по-прежнему отбирать ресурсы у остального мира, подавлять развитие бедных стран, превращая их народы в стада послушного скота. Что же может выступить против этого нового, страшного Четвертого Рейха? Возрожденный Третий Рим или тоже новый, Четвертый? Однако вспомним слова Филофея о том, что "Два Рима пали, третий стоит, а четвертому не бывать". Что это значит? То, что конец мира близко? Нет. Это значит лишь то, что в изменившейся ситуации Россия тоже должна измениться. Отныне она уже не должна быть последним прибежищем Старого, но должна стать местом, где начнется духовное возрождение мира, собирание сил для борьбы с воинством зла. Отныне оборонительное, охранительное предназначение России кончилось, пришло время перейти в духовное наступление на Запад и уничтожить его зло. Да, Филофей был прав: Четвертого Рима не будет. После Третьего Рима будет Китеж, о котором молились старообрядцы в этих керженских лесах. Как символ веры в Россию и ее великое будущее, рожденный нашим народом в дни самых тяжелых испытаний. Ведь Китеж — это душа России, которая готова выплеснуться в мир и пробудить его ото сна. Это душа человечества, разочаровавшегося в ценностях Запада и желающего избавиться от его пагубной власти. России требуется лишь одно — подняться с колен, стать собой, стать центром притяжения всех светлых сил, что так ненавидит Запад. И вам… Вам нужно осознать эти перемены. Ведь сегодня ситуация действительно поменялась, и сегодня именно Запад, чье духовное развитие остановилось, находится в состоянии обороны, именно Запад боится свободы и правды и отчаянно пытается оттянуть свою гибель с помощью оружия, денег и лжи. Но почему именно Китеж является сердцем всего русского, спросишь ты? Потому что через него проходит связь между прошлым и будущим, потому что это и есть подлинное царство свободы, которое до поры до времени скрыто. Ведь Китеж — это не мечта, а реальность, здесь, как ты видишь, обитают десятки тысяч лучших русских людей. И русское, в отличие от вас, не превратилось для них со временем во что-то наносное и чуждое, а осталось внутренним стержнем всей жизни. И это не просто тайная свобода духа и бесплотные мечтания. Ведь какими бы наивными и глупыми ни казались вам верования старообрядцев, они всегда были частью их жизни, а зачастую и смерти, переходя в подвиг через страданья и муки. Китежане остались единственным свободным сословием в порабощенной Западом России. Они научились жить по своей совести в самые мрачные времена, когда подавлялись любые проблески свободы, и при этом не отреклись от России, не потеряли связь с Богом. Жизнь России невозможна без просветляющей миссии, иначе она развалится и исчезнет. Ведь не случайно она становилась на дыбы именно тогда, когда ее измельчавшим правителям хотелось порвать с духовностью и сделать ее "просто страной". Так было и в начале Смутного времени, так было и во времена последних Романовых, так случилось в конце советской эпохи. Ошибкой Третьего Рима было забвение духовного и ставка на материальное. Начиная с Романовых, столетие за столетием, по мере того как материальная мощь России увеличивалась, духовная все скудела и скудела, пока не иссякла совсем. Именно поэтому конец Третьего Рима был таким быстрым и неожиданным. Царская Россия исчезла за несколько дней, находясь в пяти минутах от уже выигранной войны. Советский Союз, последняя тень Третьего Рима, развалился за несколько лет, находясь на вершине могущества. Вне своей просветляющей миссии Россия существовать просто не может, она записана в ее судьбу, и лишить ее этого предназначения — все равно, что переломать ей хребет… Без нее она погибнет, как человек, который лишился своего призвания и от этого запил и опустился. Так уж вышло, что именно России поручено избавлять мир от Наполеонов и Гитлеров, и все злое в этом мире рано или поздно надвигается на нее, видя в ней одной препятствие своим планам. Возрождение Китежа начнется с возрождения духовной целости России. И когда духовная свобода ее будет восстановлена и русское православие вновь станет единым, вернется и все остальное…
Снова, как и после рассказа у часовни, я впал в ступор. Настолько сильно, необычно и утверждающе прозвучало сказанное князем, и настолько нечего мне было ему возразить. Слова его даже не требовалось примерять к действительности, настолько точно заполняли они зияющие в моем миропонимании и ощущении будущности страны пустоты. Вот, нашим бы политиканам взять на вооружение эту концепцию, не выходило у меня из головы. А то, правда, живем ведь больше двадцати лет без какой-либо национальной идеи, без обозначенной и всем понятной цели, без будущего. И столько всего за это время порастеряли! Такую страну профукали! Столько народу кинули и у разбитого корыта оставили! Столько друзей по всему миру лишились! Эх, да что там говорить!
— Теперь, надеюсь, ты понимаешь, почему мы не можем допустить, чтобы икона находилась у вас, в вашем времени? — спросил Михаил.
Я понимающе кивнул.
— Вот когда вы будете готовы к новой жизни, когда будете способны выполнить возложенную на вас миссию, тогда и восстанет из небытия Китеж, тогда и займет икона положенное ей место — место освободительницы и возродительницы России. А пока пусть у нас полежит. Так сохранней будет.
— Не возражаю, — трепетно согласился я. — Скажи, князь, а побродить тут у вас, посмотреть на то, как живете, можно? Мне, честно, было бы страсть как интересно. Такие впечатления. Да и красиво у вас…
— К сожалению, нет, — грустно ответил тот. — Тебе, Коля, пора. Срок исходит. Кто более двух часов у нас тут пробудет, назад вернуться не сможет. А мне бы не хотелось лишать тебя счастья жить там, где ты привык. Да и остаться, если честно, я тебе разрешить не могу. Право стать гражданином Китежа надо заслужить праведностью и истиной верой. А ты пока к этому не готов.
Я расстроился. Однако Михаил не дал мне впасть в уныние.
— А теперь, Николай, давай, проси, чего хочешь! Выполню, как обещал! Все, что пожелаешь! Кроме вечной жизни и всякого волшебства, разумеется.
— А не получится, как у джинна, который все желания владельца лампы намеренно исполнял ему во вред? — на всякий случай поинтересовался я.
— Ты меня обижаешь. Любое человеческое желание на выбор. Но только одно. Давай, я тебя слушаю!
Я задумался. Первой мыслью было попросить выскользнувший недавно прямо из-под рук миллион евро. Однако мгновенье спустя я уже хотел миллиард. А еще через секунду и вовсе возглавлять список Форбса до самой смерти. Но благоразумие победило. Как только я представил, как меня, неопытного, разводят на такие деньги или просто из-за них убивают, мне стало жутко. И тогда я решил попросить здоровья или идеальную внешность. Но и это желание мне вскоре разонравилось. Действительно, постоянно сидеть на диетах, лишать себя маленьких земных радостей или вообще жить не своей, а чужой искусственной жизнью показалось мне скучным, неинтересным. И через какое-то время я запутался совсем. Едва в голову мою приходила очередная и казавшаяся мне гениальной идея, как следующая тут же разносила ее в пух и прах. Да и потом, не выходило у меня из головы, ведь я могу загадать то, что актуально для меня в данный конкретный момент, а пройдет пару лет, и я буду жалеть, что выбрал именно это. И тогда я решил не мучить ни себя, ни князя и, собрав в кулак все свое мужество, выдал.
— Я хочу вернуться туда, откуда все началось, но чтобы я ничего не знал и не помнил ни об иконе, ни о китайце, ни о тебе, ни о ком-нибудь другом, кто замешан в этой истории. Чтобы меня не преследовали ни бандиты, ни менты, ни генеральный директор. Ты понимаешь, что я имею в виду?
Князь с уважением посмотрел на меня и поднял руку.
— Да будет так! Желание твое исполнится!
Я удовлетворенно потер руки и встал. Михаил подошел и по-отечески обнял.
— Знаешь, я нарушаю все наши писанные и неписанные правила, — огляделся он на пирующих, — но мне хочется сделать тебе что-то приятное, подарить что-нибудь от себя, — и этими словами бережно одел на меня небольшой серебряный крестик.
— Но ведь я некрещеный! — возразил было я.
— Это не важно, — ответил князь. — Захочешь, покрестишься. Не захочешь — не обязательно. Дело в том, что это не просто крест, а амулет. Он будет хранить и оберегать тебя от разных напастей. Так, просто на память. Возьми. Ты все равно о нас скоро забудешь. А я хоть как-то присматривать за тобой в твоем мире смогу.
Он поцеловал меня в лоб и еще раз сердечно обнял.
— А теперь закрой глаза и досчитай до трех. Считай громко вслух и ни о чем не думай. Прощай!
Я зажмурился и начал считать.
— Раз. Два. Три.