— Хорошо, Юрий Борисович, — я кивнул головой и только сейчас вспомнил, как тот не любит это обычное слово.
— Ни хуя хорошего, тварь! — взревел шеф. — Бери ручку, записывай!
Я брезгливо поморщился и стал шарить рукой в поисках нужных предметов. Как назло, бумаги и ручки на журнальном столе не оказалось, но вставать с постели и куда-то идти было в лом. Поэтому я снова машинально соврал.
— Я готов, Юрий Борисович
— Значит так, — генеральный стал диктовать телефон, — позвонишь завтра по этому номеру, зовут Егор. Это байкер, у него есть связи в ГАИ. Въезжаешь?
— Пока нет, — начал я вводить номер в память своего Самсунга.
— Ты чего, тварь такая, опять меня развести решил? — услышав пиканье, заорал директор. — Я сказал, записывай, сука!
— Юрий Борисович, извините, но мне проще сразу в мобильный забить, — торопливо залепетал я.
— А мне проще, блядь, не надо! Мне надо сложнее! Или ко мне, тварь, приехать сейчас захотел? — проорали в ответ.
— Нет, не захотел, — просипел я и стал с трудом выцарапывать ногтем на мятой салфетке. — Юрий Борисович, вы не могли бы повторить последние две цифры…
— Пятьдесят шесть, тупица! — еле услышал я сквозь нарастающий шум в трубке.
Все ясно. Шеф, как обычно, гулял где-то в клубе. Видимо, выходил покурить, сейчас снова вернулся к танцполу.
— Короче, — пытался перекричать музыку генеральный, — я хочу в офис из дома на слоне приехать. На настоящем. Пока снег не выпал. Прямо по Тверской. И чтобы камеры там всякие, журналюги… Короче, вся та сволочь, понимаешь?
— Да… — автоматически кивнул я и осекся.
Я не поверил ушам, подумав, что меня еще тащит с абсента. Или, может, это сон все еще продолжается? Встав с кровати и включив люстру, я даже для верности посмотрел на себя в зеркало шкафа. Да нет, не похоже. Оглядел комнату — все как всегда, на местах. Глюков явно не наблюдалось.
— Да, в программу "Ты не поверишь" не звони, я сам с Лёней договорюсь, — продолжал орать генеральный.
— А когда… Когда вы хотите это сделать, Юрий Борисович? — заорал в ответ я.
— Спешки нет. Все, работай!
Тут генеральный, видимо, переключился на беседу с кем-то стоявшим с ним рядом, но расслышать, о чем у них шел разговор, у меня не получалось. Но я продолжал держать трубку у уха, не решаясь прервать наш контакт. Секунд через пять раздались короткие гудки.
Признаюсь, в сфере пиара я работаю не первый год, но то, что только что услышал, показалось мене совершенно невероятным. И было ли все сказанное моим руководителем шуткой или серьезным намерением, я до сих пор не понимал. Хотя в глубине души и признавал, что с точки зрения личного промоушена, ход со слоном, безусловно, прикольный. Но по Тверской… Среди дня… В потоке машин… Такое могло прийти только в голову нашему безбашенному шефу. Как же я его все-таки ненавижу! Нет, я его просто не выношу! На клеточном уровне!
Ведь он же больной! Наверное, нанюхался в клубе кокаина, вспомнил фильм "Олигарх" и сцену со слоном на Дне рожденья Платона, и его понесло. Я даже представил, как он сейчас набирает еще кому-нибудь, не в силах не поделиться проектом. А понтанувшись даже один раз перед какой-нибудь телкой, он автоматически должен был кровь из носа сохранить свое реноме и исполнить задуманное. На этом строился бренд.
Такое как сегодня, признаться, случалось уже не раз и не два, но привыкнуть к ночным звонкам у меня до сих пор не получалось. Бесило не столько то, что он прерывал посреди ночи сон и вываливал на мою голову целый ушат какого-то бреда, больше всего раздражала вездесущая спешка. Ведь с таким же успехом я мог бы получить информацию про слона по электронке и завтра с утра начать действовать. Но генеральному было наплевать, что думает по этому поводу его PR-директор, и он торопился, пока не забыл, высказать все, что придумал. Ему, разумеется, было комфортнее так. И теперь, загрузив подчиненного, он мог спокойно уйти в отрыв и больше не париться.
Впрочем, рассуждать об очередной вспышке активности начальника мне не хотелось, и я, недовольно бурча, поплелся на кухню. Заснуть, догадывался я, мне теперь просто так не удастся, поэтому решено было принять снотворного. Сглотнув сразу две таблетки, я запил их холодной ряженкой, вернулся в комнату и, потрепав за щеку лениво лежащего пса, погасил свет.
Мысли о слоне и генеральном не давали мне уснуть, и я беспрестанно ворочался. Уж сколько их уже было, этих самых безумных идей! Я просто сбился со счета. То, сидя в стрипе, шеф хочет выпустить купальники с логотипом компании, чтобы на корпоративном Дне рождении, который мы традиционно празднуем на пляжах Турции, все наши сотрудницы красовались в бикини от фирмы. То срочно прикупить последний трайк от Bombardier, чтоб, типа, забрендованный тот разъезжал в рекламных целях по столице. То что-нибудь еще, но все в похожем стиле. Причем, как правило, вся эта хрень так ничем и не заканчивалась.
Например, едва мы узнавали стоимость купальников, делали макет и договаривались с производством, интерес к ним неожиданно мгновенно пропадал. А трехколесный мотоцикл, купленный два месяца назад, до сих пор стоял нерасчехленным у подъезда фирмы. Сам генеральный, видите ли, ездить на нем не отваживался, а доверить кому-либо из сотрудников стоявший тридцатку тысяч евро агрегат боялся тем более.
Наверное, подумал я, главное для босса все же не это, не безумные идеи и невыполнимые планы. Главное — антураж. Люди, как в армии, всегда должны быть при деле и в постоянном напряжении, тогда иллюзия бурной деятельности будет соблюдена. Впрочем, я снова перевернулся с бока на бок, сам себе своим нытьем я сейчас все равно никак не помогу, и выполнять задание, как всегда, придется…
Неожиданно вновь раздался звонок и, я, вздрогнув, нервно схватился за трубку. Глаза мои с беспокойством уперлись в дисплей — неужели опять генеральный? Однако номер определился как "неизвестный", и я нажал кнопку. Впрочем, звонить тот мог и с чужого.
— Да! — почти с ненавистью крикнул в трубу я. — Слушаю! Кто это?
— Ну, здравствуй, Коля… — услышал я на другом конце тихий голос с кавказским акцентом. — Что шумишь? — говоривший сделал паузу, будто выдохнул дым. — Сталин говорит. Не узнал? Чем занимаешься?
Хотите — верьте, хотите — нет, но сон моментально улетучился, а я словно робот вскочил с постели и вытянулся по стойке смирно. Ночной звонок генерального не предвещал ничего хорошего. Я включил лампу на тумбочке, словно бы Вождь мог увидеть, как бережно я ловлю каждое произнесенное им слово, и только теперь почувствовал, что сильно вспотел. На кровати кто-то заворочался.
— Товарищ Сталин, я… Простите, виноват, уснул… — щурясь от света и протирая спросонья левый глаз, начал выдавливать из себя я, не зная, что говорить.
Ввести генерального в гнев можно было даже самой незначительной мелочью. Главное, мелькнуло в голове, ни в коем случае не произнести "хорошо". Тот это слово не жалует.
Лежавший рядом на кровати человек повернулся к свету и испуганно посмотрел на меня. Жена, понял я и вспомнил, что уже где-то это лицо раньше видел. Кажется, на птичьем рынке, когда покупал собаку. Однако сейчас было не до воспоминаний.
— А мы вот работаем…
Я со всей отчетливостью представил себе, как Вождь сидит за столом, окруженный членами политбюро, лукаво улыбается и хитро сужает глаза.
— Приезжай, Николай, ты нам нужен.
На эбонитовую поверхность трубки грохнулась огромная капля пота. Я дрожащей рукой вытер лоб. Жена с ужасом наблюдала.
— Хорошо, товарищ Сталин, я сейчас… Уже еду…
— Ничего хорошего, — с раздражением раздалось в ответ. — Лучше бы тебе поспешить. А то ведь мы за тобой и послать можем.
Я услышал пьяные крики и музыку — видимо, знаменитые посиделки были в самом разгаре.
— И кейс, пожалуйста, не забудь!
— Есть, товарищ Сталин…
На этот раз генеральный не ответил и, будто позабыв обо мне, начал разговор с кем-то другим. Я продолжал в страхе прижимать прохладный эбонит к уху, судорожно пытаясь разобрать доносившиеся до меня фразы. Первым повесить трубку я не смел. Из подслушанного мне удалось расслышать только "падла" и "не дам", но и от этих двух слов в животе у меня похолодело. Секунд через пять раздались короткие гудки.
— Все, конец, пришла и моя очередь, — убитым голосом произнес я и уронил телефон на пол. Жена вскрикнула и закрыла руками лицо.
Сказать, что мной овладели страх и безысходность — значит не сказать ничего. Я был в самом настоящем отчаянье, и жизнь, казалось, окончилась прямо сейчас. Мне было настолько жутко, что невозможно описать. Страшнее даже, чем когда за мной гнался по лесу оборотень, а ноги бесповоротно увязли в грязи. Похожее, подумал я, наверное, испытывает лишь подсудимый, слыша "приговорить к высшей мере наказания", произносимое безразличным судьей. Когда в одночасье все вдруг становится бесполезным, ненужным, чужим, и всем твоим существом овладевает вакуум. Хотя нет, у приговоренного, показалось мне, все же всегда остается надежда. Например, можно подать на апелляцию или попасть под амнистию с заменой на пожизненный срок…
Внизу раздался звук подъехавшей машины. Я подошел к окну и выглянул — так и есть, воронок уже здесь. Не успел. А темень-то… Я повернулся к жене. Но та уже умудрилась куда-то исчезнуть, а вместо нее на кровати, как ни в чем не бывало, прямо в доспехах лежал самурай. Да, да, самый обычный средневековый японский рыцарь. Однако вид безмятежно разлегшегося на моей кровати воина почему-то не показался мне странным. Наоборот, я подумал, что знаю его давно. Да и вообще, отчего-то вдруг понял я, этот японец — мой самый надежный и преданный в этом мире друг.
— Пошли, — позвал я самурая и, взяв стоявший у кровати приготовленный с вечера кейс, двинулся к двери.
Мы стали спускаться вниз пешком, чтобы не создавать лишнего шума, да и лифт, наверняка, был уже давно под наблюдением. Однако на первом этаже никого не обнаружилось, и это придало мне уверенности. В тамбуре подъезда я притормозил, обдумывая, что делать дальше. Наконец, я решил все-таки сначала взглянуть, что творится на улице, и отодвинул, словно она была занавеской, входную дверь.
На месте воронка, перегородив проезжую часть, стоял теперь черный как смоль Гелендваген, а рядом толпилось несколько человек. Я пригляделся. Двое не похожих на гэбэшников крепких парней что-то терли с двумя гаишниками. Видимо, последним не очень понравилось, как был припаркован джип, на борту которого виднелись аккуратно отпечатанные через трафарет большие белые буквы. СЛОН, прочитал я и ужаснулся. Еще бы. Эту аббревиатуру знает любой, кто родился в этой стране. Соловецкий лагерь особого назначения. Сердце мое екнуло, но я все же сумел взять себя в руки. Судя по тому, что происходило на улице, у приехавших за мной парней с ментами возникли проблемы. А значит, у меня имелась реальная возможность свалиться на них будто снег наголову. Эх, пан или пропал, махнул рукой я, и бесстрашно шагнул из подъезда.