163706.fb2
— Как хочешь. А я, пожалуй, возьму. Девушка, у вас бармен "Лонг Айленд" делает? Будьте добры, сразу два. И без льда. Побыстрее…
Зазвонил мобильный. Я посмотрел на дисплей. Заколебала. Марина.
— Да, привет еще раз! Говори! — крикнул я.
— Ник, а скажи, Джордж приехал уже? А то трубку чего-то не берет.
Я посмотрел на часы.
— Нет еще. Он после шести только будет. Что передать?
— Слушай, у меня тут знакомые в ГИБДД ЦАО имеются, нормальный уровень. Вам же все равно разрешение получать на слона…
— Ну, — почуял недоброе я.
— Могу посодействовать за десять евро. Девять — им, ну, и одну мне. За помощь.
— Я понял. А ты уверена, что люди сумеют решить наш вопрос?
— За девять штук, уверена, смогут.
Я с секунду подумал.
— Марин, знаешь, ты вот что, Джорджу лучше пока не звони. Он такие вещи не любит, — начал я. — И так на нас на всех смотрит, будто все кругом только и думают, как его развести. Я ему сам эту тему озвучу. Надеюсь, ты понимаешь… Тем более что это кэш. А как будут новости, сразу дам знать. И спасибо, что помнишь. Договорились?
— Ну, хорошо. Поняла. Жду звонка.
— До связи, — я убрал трубку в карман.
Вот же тварь! И откуда взялась эта дура? И без нее тут проблем невпроворот. Вечно лезет, когда не просят. Хорошо хоть, не дозвонилась еще, а то неизвестно, чем бы все это кончилось. Я нахмурил лоб. Все, надоело! Пора с этим слоником кончать! Мне этот бред надоел! Расшибусь, а тему сегодня закрою!
На столе возникли заказанные коктейли. Сергей, с жалостью поглядев на меня, допил свой чай и начал потихонечку собираться. Я не препятствовал — настроение было на нуле. На работу было насрать и хотелось тупо нажраться. Пожав друг другу руки, мы вновь тепло обнялись и, договорившись созвониться как-нибудь, расстались.
3.3. В офис вернулся я где-то в районе семнадцати. Пьян был не очень, так, слегка навеселе, так что работе мое состояние помешать не могло. Войдя в комнату, первым делом я кинулся к милой Ольге, узнать, как дела у Дурова. Результаты меня порадовали. То ли в пику именно моим сокровенным желаниям, то ли в связи с объективными обстоятельствами ни уголок Дурова, ни оба цирка, ни устраивающие мероприятия с животными агентства не соглашались взяться за заказ. И аргумент был у них всех железный. Поскольку элефант по сути своей не домашнее, а вполне дикое животное, ни один дрессировщик не возьмет на себя ответственность пойти на столь рискованный шаг. Ни за какие, так сказать, даже очень большие деньги. Потому что весящий несколько тонн гигант в потоке машин может попросту испугаться и стать неуправляемым, а с этим, как вы понимаете, шутить нельзя. Ведь дело может кончиться жертвами. Вот, если где-нибудь на огороженной территории, в свободном от посторонних раздражителей пространстве, тогда, как говорится вэлкам, ноу проблем. Но в данном конкретном случае — категорически нет.
Именно этого я, если честно, и ждал. Но как потактичнее и мягче сказать это Джорджу? Ведь он не поймет. Ведь для него никаких границ не существует. И купить можно все. В конце концов, он может попросту приказать нам с Ольгой сделать так, чтоб ради этого слона менты перекрыли движение. А заодно организовали эскорт. А каким образом мы это все будем устраивать, проблемы уже не его. "Да нахуй ты вообще тогда нужен, если не можешь!", — говорил он обычно в подобных случаях.
Я призадумался.
— Ольга, персик, ты вот что это пока… Не звони. Не звони ему, ради бога, — обратился я к милой коллеге по офису. — Может, он и сам уже догнал, что нереально. А там, глядишь, и у Егора с ментами не сложится. Как думаешь, а?
Ольга согласно мигнула. Видимо, она сама была в шоке от разговора с Дуровым.
К нашей радости ни к семи, ни к восьми генеральный не появился. Видимо, он вчера так хорошо погулял, что теперь как тюлень отлеживался. Что, в общем, тоже было привычно. В девятом часу я набрал ему для отмазы. Легенда для звонка была следующая. Мол, типа, я беспокою его по поводу утверждения макета в один профильный журнал, в котором мы размещаем рекламу.
На мое счастье трубку никто не брал. Что, разумеется, нас с Ольгой очень и очень порадовало. Ведь если бы он был реально чем-то недоволен, то давно бы нас уже сожрал. А мы до сих пор были живы. Тем не менее, во избежание возможных наездов, мы решили досидеть до девяти. Так, на всякий пожарный. Вдруг все же объявится. Позже этого времени он, как правило, уже не приезжал.
Я потянулся, более или менее довольный тем, что, видимо, навсегда избавился от этого слоновьего говна, и сбросил на почту шефу несколько слов про журнал. Затем набрал в Google "художник Тернер" и принялся серфить пространство. Про животное в письме, разумеется, упоминать не стал.
Время бежало к намеченной цифре стремительно. Ольга болтала с подружкой и наводила марафет, я продолжал читать про британского гения и рассматривал полотна. Прикрыв трубку рукой, коллега взахлеб рассказывала, что за ней заедет мачо на Ниссане, и она от него без ума. Я в этот бабский разговор особо не вслушивался, меня интересовало иное.
Выяснилось, что пейзаж на моей картине действительно похож на какие-то творения Тернера, но настолько приблизительно, что это лишь усугубляло мой мрачный настрой. Как быть теперь со всей этой ситуацией я не ведал. И поделиться этим мне тоже было не с кем. Не с Ольгой же, в конце концов! Только смутное предчувствие того, что у картины должна быть все-таки какая-то тайна, продолжало вяло поддерживать меня к жизни. В противном случае все произошедшее со мной за эти дни противоречило бы здравому смыслу.
Я в низком старте лихорадочно посмотрел на часы — все, девять, аллес — и вырубил комп. Затем взял портфель и, попрощавшись с Ольгой, вышел из комнаты.
Возвращаться домой сегодня захотелось не на метро, и я бодро вышел на трассу. Как заправский нелегал, я решил ехать на четвертой по счету тачке. Избранницей оказался старенький ржавый "Москвич", но менять своего решения я не стал и, немного поморщившись, осторожно загрузился в салон. И тут же, разумеется, пожалел об этом. Мало того что этот гроб громыхал на каждой кочке и тащился как вол, к моему большому неудовольствию у него совсем не работала вентиляция (про кондишн мы вообще молчим). Поэтому, едва мы отъехали с километр, я начал сильно расстраиваться по поводу того, что в принципе включился во все эти шпионские игры. Плюс ко всему, несмотря на то, что была не пятница, а всего лишь банальный вторник, на улицах творилось что-то невообразимое. Москва стояла везде, и жалкие ручейки машин с трудом выползали из города. В "Москвиче" было жарко и душно, водители по обеим сторонам от нас были угрюмы и злы, и я тоже изрядно нервничал.
Однако лицо водилы — ну, прямо Лев Толстой! — было невозмутимо. Дедок лет шестидесяти, казалось, был где-то не здесь и не поддавался всеобщему психозу. Он просто спокойно и уверенно вел свой тарантас. Сначала я смотрел на него и его агрегат с неприязнью и даже отвращением, ни до чего не дотрагивался и старался не замечать терпкого тяжелого духа, исходившего от старика, засаленных сидений, и даже, казалось, грязных стекол авто. Но затем, постепенно пропитавшись всей этой нищебродской аурой, понял, что напрасно грущу, и к удивлению успокоился. Главное ведь было в том, что я живой и здоровый ехал домой, как сам задумал, а поскольку по пути не предвиделось ни одной из станций моей ветки метро, я решил почем зря не тратить нервные силы. А вместо этого смириться и постараться, как возница-дед, воспринимать действительность отрешенно.
Мы ехали, почти не разговаривая и думая каждый о своем под православные песнопения и звон колоколов, доносившиеся из старенькой магнитолы. Почти? Да, почти, потому что иногда, нарушая гармонию внутренней тишины, мне все же приходилось прерывать псалмы и благовесты. Судя по номерам, водитель мой не принадлежал к числу москвичей, и я периодически был вынужден подсказывать дорогу. Слушая же мои прямолинейные указания, дед искося поглядывал на меня и, явно изучая, послушно кивал и заговорчески щурил один глаз.
Наконец, через пару часов мы добрались до места. Помня о риске, я попросил притормозить за пятьдесят метров до дома, и, повернувшись к деду, вдруг в первый раз за все время увидел его лицо очень близко. Теперь мне показалось, передо мной сидел не просто Лев Толстой, а этакий сельский гуру. Что я имею в виду? Что-то верное и правильное сквозило в умудренных жизнью морщинах и самом взгляде старика, будто бы он точно был гораздо лучше, чем я, и мудрее. То есть, я бы назвал его для себя просто — старцем.
И тут же, как только я осмыслил и проникся этой мыслью, мной овладела несвойственная таким, как я, неуверенность, и я буквально засуетился в поисках денег. Однако, не найдя в карманах мелких купюр, с нескрываемой досадой протянул деду бумажку в тысячу. Обычно подобная проездка обходилась мне рублей в шестьсот-семьсот, но ожидать от нищего сдачи, увы, не приходилось. И все же я нарочито подчеркнуто продолжал с надеждой протягивать руку. Жаба продолжала давить, не отпуская.
— У меня сдачи нет, — негромко и как бы предугадывая ход моих мыслей, ответил дед, сверля одновременно меня хитрым взглядом. — И вообще, Микола, мне денег не надо. Иди себе с миром.
Что? Я закусил от злости губу. То есть это он меня так сейчас опускает? Да кто он такой! И вообще, откуда знает, как меня зовут?
— Ну, что вы, — осклабился я в ответ, небрежно кладя купюру на приборную доску, — какая может быть сдача! Вы заслужили свой гонорар хотя бы тем, что не пытались меня грузить по дороге. И кстати, вы часом не телепат? Откуда вам известно мое имя?
— Я много какие вещи знаю, — спокойно ответил дед, поглаживая честно заработанную тысячу. — Ну вот, например, хотя бы то, что ты сам не знаешь, как тебе дальше жить.
Спокойно, спокойно, пробормотал я про себя. На преступника он не похож, на мента тем более. Обыкновенный колхозник, типичный сельский лох. Ну, обладает, может, там какими-то экстрасенсорными способностями, ну и что. Что теперь с этого? Ведь он же не собирается никуда идти с этой информацией? Я уже с нескрываемой злобой сверкнул в него взглядом. Да и кто его вообще станет слушать? Ведь он на бомжа больше похож, чем сами бомжи с вокзала. Несет за три метра! Одно жаль, знает теперь, где я примерно живу. Но не придумывать же с ним что-то только за это?
Старец, широко улыбнувшись, обнажил на редкость здоровые белые зубы.
— Спасибо, мне пора, — решил закончить эту не очень приятную беседу я и приоткрыл дверь машины. — Желаю всех благ и удачи!
— И тебя спаси бог!
Покинув тачку, я вновь вернулся в тревожный и полный опасностей мир и к своему удивлению заметил, что начинаю смотреть на него совершенно иными глазами. Теперь повсюду меня окружала враждебная действительность, и чтобы не проиграть, надо было превратиться в бойца. Подождав, когда машина отъедет, я внимательнее обычного осмотрелся и, убедившись, что "Москвич" со старцем скрылся с глаз, почти бегом преодолел расстояние до подъезда и мышью юркнул в подъезд.
Придя домой, первым делом пока еще не так темно и много народу я наспех выгулял пса и, только закрывшись на все замки, успокоился. Тревожное ощущение близкой беды накатило сегодня как-то особенно сильно. Нет, чего-либо подозрительного и необычного я за весь день не заметил, но чувство абсолютной уверенности в том, что беда где-то рядом, не покидало. Я разогрел еду и налил себе пива. Однако, едва я только успел удобно расположиться у телека и пригубить стакан, зазвонил мобильный. Только бы не он! — пробормотал я, протягивая руку. — Ведь я уже не принадлежу себе нигде! Даже в собственном доме! Как же я его ненавижу!
— Да, Юрий Борисович! — с позитивом выкрикнул я, нажав клавишу "Вызов". — Слушаю вас! Говорите!
— Ты что, блядь такая, делаешь? Не отрываю? — услышал в ответ шипение я.
— Я дома, Юрий Борисович, — продолжал я на своей волне.
— А я не спрашиваю, тварь, где ты! — перешел с шипения на крик Джордж. — Я спрашиваю, что ты делаешь?
— А я, Юрий Борисович, отдыхаю, — лениво парировал я, — рабочий день у меня закончился.
— Ах ты, сука тупая! Закончился? — донеслось мне в ответ. — Ты совсем охуел что ли, клоун? А, ну, быстро, блядь, встал! И немедленно, сука, ко мне!