163817.fb2
Что-то просвистело над головой, что-то большое. Потоком воздуха взъерошило волосы. Вовец не успел ничего понять, как сильный удар в висок едва не сбросил его на пол. В глазах вспыхнули разноцветные пятна, голову наполнила резкая боль, уши заложило колючим звоном. Все тело сделалось ватным, непослушным. Вовец, теряя сознание, упал на четвереньки.
Где-то в глубине сознания он понимал, что это конец, сейчас он умрет или его добьют через несколько мгновений. Ему показалось, что время остановилось. Навсегда. И он судорожным, бессознательным движением нажал спусковой крючок. Отдачей вывернуло руку, ослабшая ладонь разжалась и обрез выпал. Здесь блок звериных клеток стыковался с другим таким же трехэтажным блоком. Стояли они не очень плотно, и в довольно широкую щель между ними провалился обрез, застрял в полуметре от верха. Вовец оказался безоружным. А в него по-прежнему летели тяжелые угловатые предметы. Ему попало по спине, ногам, в плечо.
Но сознание начало проясняться, и Вовец попытался как-то уйти из-под такого обстрела. Поскольку бросали слева, он откатился вправо и сорвался с крыши вниз. Ему удалось схватиться за край, но это всего лишь задержало падение. Впрочем, заодно позволило восстановить ориентацию в пространстве. Только поэтому Вовец приземлился на ноги, хоть и не очень удачно, поскольку толком не сгруппировался. Не сумел сохранить равновесие и упал на спину.
Приходя в себя, стал подниматься, туго соображая, что же с ним произошло и какие действия необходимо совершить. Рука наткнулась на металлический ящичек. Вовец не сразу понял, что это такое. Потом дошло: выдвижная кормушка. Очень удобное приспособление. Выдвинул из клетки, отсыпал корма, или кусок холодца бросил, и снова задвинул внутрь. А бандиты нашли им ещё одно применение. Они вытаскивали эти ящички-кормушки и бросали в Вовца. Он потрогал опухший липкий висок – кровь.
Держась за клетку с трудом поднялся. Перед глазами все плыло. Не было сил шага ступить. Из клетки шел отвратительный запах, что тоже не бодрило. Вовец постоял, закрыв глаза. Он прекрасно понимал, что надо сматываться, пока не угробили. Отлепился от сетки и, шатаясь, побрел прочь. Полностью в сознание пришел резко, неожиданно для себя самого. Звон в ушах разом прекратился, в ногах появилась твердость и уверенность.
Огляделся. Впереди освещенный коридор, а сзади подбегает мужик. В каждой руке держит по железной кормушке. Вовец среагировал мгновенно. Вырвал из ближайших клеток каждой рукой по кормушке и стал ждать. Ящички были явно заводского происхождения и предназначались для каких-то производственных целей. Изобретательные звероводы приварили к ним железные скобки вроде дверных ручек, получилось очень практично. Вовец держал кормушки за ручки и пробовал сложить в голове план предстоящей схватки. Размер стальных коробок был невелик: всего, примерно, двадцать на тридцать сантиметров. Зато увесисты, поскольку сделаны из трехмиллиметрового листа.
Мужик налетел, как смерч: неудержимо, яростно и с диким воем. Вовец едва успевал уворачиваться и отбивать удары. Кормушки сталкивались с железным скрежетом так, что искры отлетали. Враг бил хаотично, неприцельно, словно стремился вымотать, а потом нанести смертельный удар. Вовца такой расклад не устраивал. Он и так устал, и не мог долго сражаться. А ещё опасался атаки со стороны другого бандита. Ведь где-то близко должен обретаться самый здоровый, Бугор, с пустым пистолетом. А против двоих Вовцу точно не выстоять. В то же время он не мог нанести врагу сокрушительный удар. Тот защищался очень активно, отбивая все попытки достать до головы. Следовало переменить тактику.
Вовец резко отступил, закрывшись кормушками, а когда враг ринулся следом, ткнул их ему в лицо. Тому оставалось только защищаться, отбивать выпад. В этот миг Вовец ударил его ногой в низ живота, стараясь вместить в удар всю свою злость и ненависть. Мужик скрючился, взвыв от боли, а Вовец с размаха врезал ему по затылку кормушкой. Тот упал на колени. Не давая врагу опомниться, Вовец повторил удар левой рукой, потом ещё раз правой. Мужик повалился лицом вниз, хлопнувшись лбом об пол. Следовало его обезвредить наверняка. Вовец прыгнул ему на спину, впечатал каблуки ботинок, почувствовав, как хрустнуло внутри тела. Вряд ли этот тип снова погонится за ним или швырнет в голову поганый ящик. Вряд ли он вообще подымется.
И тут, ревя, как рассерженная горилла, из темноты выбежал Бугор. В одной руке он сжимал полуметровый разделочный нож, в другой – увесистую дубинку. Он лез грудью, тараня пространство, готовый смести все на своем пути. Вовец попробовал с ним сразиться, но одним взмахом дубинки кормушка оказалась выбита из рук. Бросив и вторую, Вовец кинулся бежать. А сзади, на расстоянии вытянутой руки, гнался разъяренный бандит, топая ботинками и хрипло дыша. Время от времени он гнусаво матерился и рубил воздух перед собой ножом, больше похожим на кирасирский палаш.
Вовец пронесся через дьявольскую кухню, опрокидывая по пути стопки пластиковых ящиков. Бугра эти незамысловатые препятствия не задерживали и на секунду. Он, словно танк, мчал не разбирая дороги, расшвыривая и сметая все на своем пути. У Вовца в животе словно ледяной ком образовался от ужаса, а по спине пробегала морозная дрожь, когда лезвие огромного ножа со свистом рассекало воздух, считанные сантиметры не дотягиваясь до позвоночника.
Он свернул в боковой проход. Впереди, в десятке шагов, громоздился диковинный агрегат, припорошенный белесой пылью. Он занимал весь проход. Узкая железная лесенка вела на верхнюю площадку. Вовец, неприятно пораженный выносливостью своего преследователя, сам уже начинал выдыхаться. Ужас и титаническое усилие воли заставляли его бежать в прежнем темпе, но дышал он тяжело, сердце колотилось, как сумасшедшее, а ноги начинали вихлять, взметая облачка светлой пыли. Здесь, на дьявольском агрегате, он получал шанс задержать врага, получить передышку, принять решение, что делать дальше, как справиться с этим звероподобным Бугром.
Вовец приметил метровую палку, точнее, рейку, прислоненную на площадке к кожуху агрегата. Собрав остатки сил, он взлетел по узкой грохочущей лесенке, подхватил рейку, развернулся и хлестким ударом отбил длинное лезвие ножа. Бугор с рычанием кинулся вперед. Вовец рубанул наискосок своей деревяшкой. Бандит отпрянул, а кончик рейки просвистел у него перед глазами. Он ещё несколько раз бросался в атаку, пытаясь отбивать удары рейки ножом и резиновой дубинкой. Но позиция Вовца оказалась несравненно выгодней. Он располагался выше, имел пространство для маневра и замаха. Бугор на узенькой лесенке оказался ограничен в движениях, ему приходилось лезть вверх и держать равновесие, а руки заняты орудиями бандитского труда. Так он мог штурмовать до бесконечности и совершенно безрезультатно. Вернее, результат мог быть только один – деревяшка в руках Вовца в конце концов раскроила бы ему череп. И Бугор пошел в обход.
Слева от лестницы, соединенные зубчатыми колесами в единую систему, располагались массивные валы костедробилки. Над их шипами и ребрами возвышался приемный бункер из листового железа. Бункер имел форму перевернутой пирамиды. В середине его зияло полуметровое прямоугольное отверстие. Иногда кости сцеплялись и застревали в бункере. Тогда их проталкивали внутрь агрегата той самой рейкой, которой сейчас размахивал Вовец. Бугор быстро полез по валкам наверх. Он рассчитывал вскарабкаться на бункер, а с него перебраться на кожух, закрывающий электромотор и редуктор. Тогда уже он получал выгодную позицию наверху.
Бункер был слишком широк, и Вовец через него не дотягивался своей рейкой до Бугра. А тот спокойно, можно сказать, деловито, влез на железный раструб. Придерживаясь за стенку, встал в полный рост. Конечно, стоять на кромке чрезвычайно неудобно, но Бугор и не собирался торчать тут вечно, как памятник Ленину на главной площади. Он перескочил на противоположную сторону и попытался схватиться за кожух. Но когда руки заняты, подобные действия плохо удаются. В одной руке Бугор по-прежнему держал дубинку, а в другой мясницкий тесак. Да ещё Вовец попытался садануть его по голове. Бугор встречным рубящим ударом ножа остановил рейку. И очень удачно. Лезвие глубоко врезалось наискось в деревяшку и застряло. Вовец потянул рейку к себе, но Бугор столь сильно и резко дернул нож, что вырвал деревяшку у него из руки.
Не удержавшись, Бугор стал валиться на спину. Машинально, чтобы не упасть, сделал шаг назад, в бункер. Грубые подошвы заскользили по наклонному железу, и бандит провалился ногами в прямоугольный проем. Один башмак тут же застрял в сходящихся зубьях двух соседних валков. Вовец тоже не удержался на ногах и, выпустив рейку, по инерции отлетел назад, ударившись спиной о длинный рычаг. Тут же внутри кожуха щелкнуло, и мерно загудел электродвигатель. Лязгнув, пришли в движение валы.
Бугор почувствовал, что непреодолимая сила тянет его ногу вниз. Ступню сдавило. Он попробовал вытащить её, упираясь другой ногой в медленно вращающийся чугунный барабан. Отбросив нож вместе с насаженной на него деревяшкой, он ухватился за край бункера и попробовал подтянуться. Но ничего не получилось. Теперь и другую ногу втягивало в механизм дробилки. Наркотик продолжал действовать, и Бугор совершенно не чувствовал боли. Он с отчаяньем ощущал, как впиваются стальные зубья, ломаются кости и расползаются мышцы. Ему сделалось холодно. Нет, не от страха. Это вместе с кровью стремительно уходило из тела тепло. И тогда Бугор заорал, уставясь на Вовца вытаращенными, полными ужаса глазами:
– Помоги! По-мо-ги-и!
Вовец с изумлением наблюдал, как погружается в бункер вопящий бандит, колотя руками по железу, пытаясь удержаться за края. Стальной механизм, словно гигантский удав, медленно заглатывал свою жертву, живьем всасывая её в широко разинутую пасть.
Вовец отвел взгляд. Он не испытывал ни торжества, ни злорадного удовлетворения. Обыкновенная случайность, счастливая для него и несчастливая для того, другого. Сам виноват, никто его в бункер не загонял, сам влез. Жалость тоже не шевельнулась в душе. Чего ради жалеть эту скотину? Да он бы настрогал Вовца мелкими пластиками, если б только добрался.
И Вовец стал спускаться по лесенке, не обращая внимания на душераздирающий вой. Он почти выполнил намеченное. Оставалось вывести Жеку наружу и найти сына. Очевидно, что мальчика в подвале нет. Значит, следует трясти Халалеева. Раз он говорил по телефону, когда похищали Олежку, то наверняка знает, где тот спрятан.
Вовец оглянулся на агрегат и ему сделалось дурно: из медленно вращающихся валов ползло кровавое пузырящееся месиво…
Он шел по коридору неторопливо, испытывая только безмерную усталость. Никогда в жизни Вовец не чувствовал себя таким опустошенным и вымотанным. Он почему-то вспомнил, как на охоте впервые подстрелил птицу. Ему было тогда лет четырнадцать, а может, тринадцать. Тайга начиналась сразу за крайними домами поселка. Вовец прибежал из школы, взял отцовскую двустволку и отправился. Надо было успеть вернуться к шести вечера, когда отец приходил с работы. Дичь не попадалась, хотя рябчиков в том году было много. А выстрелить хотелось. Уже возвращаясь, почти у самого поселка, он увидел подходящую цель. Это оказалась особенно нахальная кедровка. Трескуче вереща, она скакала с ветки на ветку, словно дразнила. Тщательно прицелившись, Вовец спустил курок. Заряд дроби смахнул птицу на землю. В азартном возбуждении Вовец подбежал и увидел, как та бьется в предсмертной агонии. Потом раскинула крылья и обмякла. Крылья начали медленно складываться, круглый черный глаз потускнел и подернулся белой пленкой, на кончике клюва повисла капелька крови. Вовца обдало горячей волной жалости и стыда, сердце часто заколотилось. До его сознания дошло, что он только что лишил жизни живое существо. Убил.
Года два после этого он не брал ружье в руки. А потом отец сам отправил его на охоту, мол, взрослый уже, пора. И он добыл первого косача. И ничего. Никаких угрызений. Наоборот, гордился, радовался удачному выстрелу. Впрочем, заядлым охотником так и не сделался, хотя на охоту время от времени ходил, и с большим удовольствием. Но стрелял только в настоящую дичь, а не в безобидных птиц.
Что-то было общее в его первых охотах и сегодняшнем побоище. Первый труп, шок, быстрое привыкание, усвоение правил игры и сама жестокая игра. Тут ты сразу и дичь, и охотник. Вот глупости какие, подумал Вовец, начал интеллигентскую разборку с самим собой. Да ну её к ляду! Выжил, значит, все правильно. И он выкинул из головы всю эту достоевщину. Действительно, тварь я дрожащая, или право имею? Имею право!
Он вышел к звероферме. Проем вверху рассветно голубел. Вовец взглянул на часы – половина шестого. Успокоившиеся, было, зверьки завозились, тычась мокрыми носами в сетки, запринюхивались. Жрать, что ли, захотели? Вовец остановился. Что теперь с ними будет? Милиция опишет как вещественные доказательства и свезет на склад? А кормить кто их будет? Мысль об их кормлении заставила содрогнуться. Выпустить их и пусть идут, куда хотят.
Вовец отвел защелку на клетке, распахнул дверцу. Потом следующую, следующую…
Зверьки жались по углам, а когда Вовец отходил, высовывали наружу морды и озирались. Из клеток нижнего ряда почти сразу выбегали и уносились в коридор. Со второго ряда спрыгивали, чуть погодя. Из верхних клеток скакать было высоковато, но ничего, тоже сигали будь здоров. Некоторые нахальные песцы вставали передними лапами на сетку дверцы, и Вовец просто отодвигал шпингалетик, а дверца распахивалась сама. Тогда он стал просто отодвигать задвижки. Оказалось, что почти все зверьки имеют привычку лезть на стенку, толкая дверцу. Дело пошло веселей.
Заминка возникла только с тем забинтованным бандитом, что висел на проволоке. Никак не мог её оборвать. Тогда Вовец подобрал с пола нож и, стараясь не смотреть в лицо удавленнику, одним ударом перерубил проволоку. Тело с костяным стуком упало на бетон.
Вовец шел, ряд за рядом, клетка за клеткой освобождая зверьков. На каждую задвижку уходила буквально секунда. Вскоре проходы кишели зверьем. Всех на свободу – веселился Вовец.
Тихий, сдавленный стон привлек его внимание. Он прислушался. Сейчас, когда почти все обитатели клеток обрели свободу и разбежались по подземелью, на ферме наступила тишина, и любой звук стал легко различим. Стон повторился и Вовец пошел на звук. Он подумал, что это кто-нибудь из бандитов, истекающий кровью, скрывается в лабиринте клеток. Надо быть начеку, чтобы не подставиться и не получить из-за угла дубиной.
Но это оказался Шеломов, о существовании которого Вовец успел забыть. Он вел счет бандитам, чтоб никого не упустить, а этот, обиженный жизнью, не был врагом и, значит, можно было о нем не думать. Утренний свет уже проникал во все закоулки зала без крыши, и Вовец сразу увидел Шеломова, как только завернул за угол клеточного блока. Тот лежал на спине в проходе, раскинув заголившиеся ноги. Живот его был вспорот поперек от одного бока до другого, и он придерживал окровавленными руками лезущие наружу лилово-красные внутренности. Кровь не была видна на кумачовом платье, оно просто выглядело мокрым, но вокруг тела уже растеклась изрядная лужа. Бледное лицо Шеломова заострилось, губы посинели, в глазах стояли слезы. Протяжный стон, полный страдания, время от времени вырывался изо рта, искаженного мукой. И с каждым разом стон становился тише. Вовец склонился над ним.
– Что ж ты, елки-палки…
Он не сказал, мол, остался бы ты с нами, сейчас не только был цел-невредим, но и свободен. Ему сделалось жалко этого несуразного, изломанного человечка, раздавленного страхом и унижениями. Кто так жестоко расправился с ним, безоружным и безобидным? Скорее всего, это сделал Бугор – тупое, злобное животное.
– Сейчас, погоди, – сказал Вовец, – я тебя отсюда вытащу.
Шеломов чуть заметно шевельнул головой, тяжело задышал и еле слышно прошептал:
– Нет… не надо… больно…
Внезапно грудь его несколько раз резко приподнялась, словно он судорожно втягивал в себя воздух. Дыхание пресеклось, и изо рта хлынула кровь, буквально выплеснулась наружу. И тут же иссякла, оставив темные потеки на щеках. Руки упали на пол, а из широкой раны в животе медленно вырастал, набухая, ком скользких кишок. Слезинки сбежали из глаз к вискам, и широко раскрытые глаза стали стекленеть и тускнеть, как у застреленной птицы.
Вовец отвернулся. Он подумал, что не следует бросать этого несчастного заодно с бандюгами на съедение зверью. Надо его как-то вынести отсюда. Но за окровавленное тело невозможно было взяться. Поэтому Вовец попытался ухватиться за плечи платья и так тащить по полу. Ткань трещала, тащить тщедушное тело оказалось на удивление тяжело, а за телом оставалась широкая кровавая полоса. Нет, следовало придумать что-то другое.
Вовец решился сходить за каталкой. Он видел одну недалеко, в разделочной. Там ему попалось на глаза большое корыто из нержавейки, под которым он сам недавно прятался. Схватил его за край и с противным скрежетом поволок по бетонному полу.
Подтащил корыто к трупу Шеломова. С помощью оторванной от клетки дверцы перевернул тело на бок. Внутренности тут же стали расползаться во все стороны. Подогнул ему ноги. Мышцы ещё не начали деревенеть и все получилось довольно легко. Затем накрыл погибшего корытом. Теперь зверье не доберется. Пусть людоедствует в другом месте.
С чувством выполненного долга Вовец отправился за Жекой. По пути завернул на кухню. Котел валялся на боку, а кости растащены по всему полу. Стоял запах вываренного мяса. Вовца затошнило от него. Он старался не смотреть на валяющийся возле котла труп. Над ним уже поработали песцы, обглодав лицо до кости. Вид осклабившегося черепа не вызывал ответной улыбки, только отвращение.
Вовец разыскал свой рюкзак и штормовку. Осклизлые, сальные на ощупь, мокрые, провонявшие жутким варевом. Их, конечно, можно было попытаться отстирать, но само сознание того, с чем соприкасались эти предметы, чем пропитались, привело его в содрогание. Он вытащил нож и вспорол рюкзак. Сложил в пластиковый ящик то, что посчитал необходимым, и сполоснул все это под краном. Взяв ящик под мышку, не спеша двинулся по коридору. Песцы и лисы, словно почетный эскорт, семенили сзади, благоразумно держась шагах в десяти. Вовец забарабанил кулаком в железную дверь, крикнул:
– Женя, открывай! Все, опасность миновала!
Та, словно ждала у дверей, тут же щелкнула ключом в замке, выбежала в коридор. Хотела повиснуть на шее у Вовца и чуть не повалила его на пол.
– Ты что так долго, – сказала скорее радостно, чем сердито, замучилась ждать.
Она нагнулась, поправляя на ногах стоптанные мужские тапочки. Вовец усмехнулся:
– Не на работу ходил. Мог и вовсе не вернуться.
– А мне так и сидеть у дверей? Ну, конечно! Я покойников боюсь до ужаса, а он меня с ним запер.
– Живых надо бояться, а покойники смирные, все б такими были.