Сколько ждать-то будем? Ну… две недели. Да. Две недели максимум. Если через две недели не объявятся — опять на Фролова наезжать придется. Хотя хуй на него тогда наедешь. Он и сейчас-то уж фыркает, а через две недели и в кабинет-то, небось, не пустит. Ну, как же! Начальник же большой теперь. Пидор, блядь! Передаст.
Мысль, что какой-то там никчемушный Фролов сидит теперь себе, посиживает в отдельном кабинете и в ус не дует, а он, Рудников, который в сто раз его умнее и талантливее, по-прежнему гниет и прозябает на своей безнадежной должности безвыходного рядового клерка, была совершенно нестерпима. Жгла! Ну, что это за жизнь! Ну, почему, блядь, мне так никогда не везет!? Ну, все ведь, все куда-то в конце концов да пристраиваются! Все! Кто в секту, кто женится удачно.
Рудников вспомнил одного своего институтского приятеля, который буквально на днях сказочно женился на дочке какого-то, там, крупного бизнесмена. Квартиру сразу же папа купил, тачку… — короче, все дела. Страшноватая, правда, дочка-то, ну да ведь с лица не воду пить. За такие бабки можно и на Бабе-Яге жениться. На бабке-ёжке. На бабке, блядь, на бабке!.. На бабках. Папиных.
В общем, все, ну все куда-нибудь да пристраиваются! Один я как дерьмо в проруби до сих пор болтаюсь. Не пришей к пизде рукав! На хуй никому не нужный! Тридцатник скоро, и чего я, спрашивается, в жизни добился? Ну, чего? Что у меня есть? Ни-че-го! Ноль!! Николаша-нидвораша. Беспортошник. Голь перекатная. Спиваюсь потихоньку. С местной институтской алкашнёй. Такими же унылыми хрониками-неудачниками. Да тут не то что в секту, а на любой рожон полезешь!! Куда угодно! Лишь бы из этого болота, из этой трясины вылезти! Любой ценой!!!
Последующие несколько дней Рудников безвылазно просидел в отделе. Работы вдруг навалилось столько, что буквально головы некогда было поднять.
И откуда только что взялось! Никогда ещё такого не было. Да вообще пиздец! Какой тут Фролов! Покурить на десять минут выйдешь — и то шеф уже волком смотрит. Косит, блядь, дурным глазом. Ну, прямо, как нарочно! Хучь плачь!
Рудников мрачно притушил сигарету, бросил ее в ведро и двинулся уже было к выходу, как вдруг дверь в курилке отворилась, и на пороге, «как мимолетное виденье, как гений чистой красоты», возникла собственной персоной блистательная и несравненная Зинаида Юрьевна, она же Зинка, она же леди Зю — роскошная платиновая блондинка на вид лет 25-и, начальник соседнего отдела, роковая красавица, светская львица и предмет нескончаемой зависти, пересудов и поклонения всего местного бабья.
(«Бабняка», по выражению Витьки Ильина: «Весь наш бабняк собрался, опять Зинаиде косточки перемывают! «Зинка-то сегодня опять в новой шубе!», «Видели, на каком Мерсе наша леди Зю сегодня на работу прикатила!» и т. д. и т. п.»)
Рудников от изумления чуть рот не раскрыл. Господи! Что делается! Какие люди, оказывается, нашу заплеванную курилку посещают! Что это с ней сегодня? Пообщаться с народом захотелось? Она же, вроде, того… где-то там… на небесах… в верхах!.. высоко-высоко!.. в высших сферах, так сказать, в основном витает-обитает?.. Парит! Среди бриллиантов-шуб-«Мерседесов». Да и не курит она, кажется… Чего это она вообще здесь делает?
Про Зинаиду Юрьевну слухи ходили самые разнообразные, хотя толком, как ни странно, никто ничего не знал. То ли папка у нее был какой-то крутой, то ли хахаль. («То ли папка, то ли палка!» — злобно острили иногда при случае местные дамы.)
Непонятно, в общем. Хотя обычно-то про такие вещи все всё всегда знают. А тут… Явно, что что-то, точнее кто-то был — иначе, как могла двадцатипятилетняя девчонка стать начальником отдела, да еще и шубы, наряды и машины менять, ну прямо, как перчатки!? Кто-то, несомненно, был, но вот кто? Никто ее никогда не встречал, никто не провожал, не звонила она, вроде, с работы никому — в общем, загадочная женщина. Таинственная и непостижимая, как комета Галлея.
И откуда только такие в нашем родном болоте берутся? И что, самое главное, она вообще здесь делает? С ее-то данными? Ей по уму-то на подиуме где-нибудь надо дефилировать. На конкурсах красоты блистать. С миллионерами по ночным клубам и дорогим кабакам шастать. На островах-рифах загорать, на песочке. А она…
Такие мысли всегда приходили Рудникову в голову при виде этой великолепной, холеной, ледяной красавице — Зимаиды, как он ее про себя иногда именовал, когда случайно сталкивался с ней изредка где-нибудь в коридоре. Он даже вздыхал иногда по ней втайне, как и, наверное, почти все местные мужчины и мужчинки, но так как-то…. Абстрактно-платонически. Как по какой-нибудь, там, кинодиве, богине, красотке из журнала, какой-нибудь, там, Мерлин Монро. В общем, как о чем-то совершенно несбыточном и абсолютно недостижимом. Кто она и кто он? Ха! Смехота, да и только! Он для нее клоп. Шустро снующий по коридорам таракан. О чем тут вообще и говорить-то можно!? Курам на смех!
И вот теперь блистательная Зинаида Юрьевна неспешно подплыла к Рудникову, остановилась почти вплотную (Рудников автоматически покосился на неправдоподобно-глубокий вырез ее очередного сногсшибательного платья) и, безмятежно глядя куда-то сквозь него своими огромными, бездонными, ярко-синими глазищами, спокойно сказала: «Сегодня в 7 часов на станции метро «Фрунзенская», внизу, в центре зала. Сидите на любой скамейке. К Вам подойдут». И, видя какое-то совершенно дикое изумление, отразившееся, по всей видимости, у него на лице, так же спокойно и невозмутимо добавила: «Это по поводу Вашего недавнего разговора с Фроловым».
После чего неторопливо повернулась и величественно выплыла из курилки.
Как царевна, блядь, лебедь от царя Гвидона! — подумал слегка опомнившийся Рудников, провожая ее взглядом. — На море-окияне, на острове Буяне. Только какой из меня Гвидон… Гвиндон! И ведь ебёт ее кто-то! Да-а-а… Интересное кино…
Он задумчиво потер подбородок. Из курилки лучше пока не выходить. Подождем. Тарапится нэ нада, да? Пусть подальше отплывет. Не надо, чтобы их вместе видели. Ни к чему все это. Нехорошо. Незачем. Народ только пугать. К чему нам все эти нездоровые сенсации?.. Слава богу, что хоть в курилке-то никого не было. А то щас бы уже началось!.. Ей-то что! А вот мне…
Это что же? Зинаида-то наша, свет Юрьевна? Тоже сектантка? Ну и ну! Это уж совсем!.. Вот уж действительно, ни в сказке сказать, ни пером описать! В голове прямо не укладывается. Ей-то это всё зачем? С её-то внешними данными, с её-то экстерьером!.. Она и без всяких сект всегда пристроится.
Хотя… Черт ее знает! Может, это только так кажется? А на самом-то деле всё у них, у этих баб, не так просто? Внешность-то внешностью, но одной пиздой ведь на «Мерседес» и на брюлики тоже не заработаешь. Разве что уж очень повезет. Конкуренция у них там тоже дикая. Дамочка она, конечно, видная, что и говорить, всё при ней, но это ведь по нашим, институтским меркам. На фоне местных каракатиц. А так-то если…
Хотя нет! Чего я несу? Я же не слепой. И телик иногда посматриваю. Да она любой телемиске сто очков вперёд даст! Впрочем… опять же, пёс их, этих баб, разберет! Все эти их бабские дела… Сколько кто чего кому даст. И куда. В перёд или в зад. Тут сам черт себе ногу сломит. И всё остальное заодно. Если слишком уж углубится… в проблему.
Так значит, Зинаида Юрьевна у нас сектантка? Невероятно! Ну, просто чудеса какие-то! В решете. Да-а-а! Гм… А это ведь означает, что секта-то… серьезная. О-очень серьезная! Такая матерая хищница, акула белая, как наша Леди Зю (о! точно! «белая акула»! надо будет блеснуть при случае своим остроумием!), так вот, такая крутая бабца куда ни попадя не вступит. Не полезет и не сунется. Не нырнёт. Это тебе не пьяница-Фролов! И если уж даже она там!.. Да-а-а!.. — Рудников даже головой в ошеломлении покрутил.
Он всё никак не мог до конца уверовать в этот совершенно неожиданный для него поворот событий. Уж кого-кого, а вот божественно-холодную Зинаиду представить себе сектанткой он ну никак не мог! Ну вот просто воображения не хватало!
Сектантство — это ведь что-то такое… Неполноценное… Кликушески-истеричное… Неряшливо одетая женщина неопределенного возраста с растрепанными волосами, распахнутым в немом криком ртом и воспаленным взглядом. Или наоборот. Ханжески-аскетичное… Черный платочек… востренький носик… смиренно-потупленные выцветшие глазки… тонкие, бесцветные, вечно поджатые губы… гладко зачесанные назад волосики с пучком на затылке… Что-то неприятно-отталкивающее, короче.
Но роскошная красавица Зинаида!.. Она что, в секту тоже на своем шестисотом мерине приезжает?.. Однако факт остается фактом. Даже запах духов в курилке еще не выветрился.
Так, может, она мне и даст как-нибудь… потом?.. — вдруг мелькнула в голове у Рудникова озорная мыслишка. — На каком-нибудь их шабаше? Как сектантка сектанту. Как члену секты. («Вы член партии?» — «Нет, я ее мозг!») Хотя, вряд ли… Она, наверное, и там… Только для руководства. Для узкого круга. Для избранных членов. Особо выдающихся. (Впрочем, насчет «особо выдающихся», мы еще поглядим!.. У кого…) Такие женщины всегда в цене. Как московская недвижимость. И везде. Частная собственность. Посторонним вход воспрещен! Обычным, так сказать, членам…
Возмутительно! Вопиюще! Несправедливость — везде она царит! Даже в сектах. Везде! Везде!! Ну, где ее искать, справедливость эту?!.. Где-где… Рифочка, кстати, подходящая напрашивается. В качестве ответа. …! У Зинаиды!
А действительно, между прочим, бабы-то как в секте называются? Мужики — члены, это понятно, а бабы как? Членки?.. членши?.. членочки?.. Нет, интересно, никакого слова, типа ножны для вложения членов? Ну для сабли — ножны, а для членов как? Нет?.. Нет, увы. А! Как же это нет?! Есть! «Влагалище»!
Рудников вспомнил, как всё тот же Витька Ильин притащил на днях в курилку Толковый словарь русского языка и, хохоча, зачитывал вслух значение старорусского слова «влагалище».
«Вместилище, вещь, служащая для вложения в нее другой; мешок, кошёлка, чехол, ножны, футляр».
В общем, производная от глаголов «влагать», «вложить», а вовсе не от существительного «влага», оказывается. Дамы были в восторге.
Так как все-таки всех этих влагалищ обзывать-то? Покороче и поблагозвучней? А!.. ну да! Сектантки-секстантки-секстанточки!.. Сектутки, секстутки… Тьфу! Язык сломаешь! Ладно, порезвились и будет.
Рудников уже входил в отдел. Начальник злобно на него уставился.
— Сколько курить можно?!
— Я что, проклятый?! — взорвался Рудников. — И так последние дни сижу, спины не разгибаю! Покурить уж на две минуты отойти нельзя!
Он сел за стол, демонстративно придвинул к себе очередной толстенный талмуд и углубился якобы в чтение. Начальник промолчал. Остальные сотрудники сразу же дружно уткнулись носами в свои бумаги.
Да пошел ты! — раздраженно подумал Рудников. Он ощущал какую-то непонятную внутреннюю легкость и свободу. Как человек, которому уже нечего терять. — Всё равно в нашей дыре ничего не высидишь. Перспектив никаких. Наше начальство хоть в жопу целуй, хоть в жопу посылай! Разницы никакой. Результат тот же. И уволить не уволят — где еще такого дурака найдешь за такие деньги? И повысить не повысят. Всё только по своим и по блату.
Ну, или пиздой, как Зинаида. Влагалищем. «Вещью, служащей для вложенья в неё другой». Хотя она-то, как раз, может, и не влагалищем. По крайней мере, не местному начальству. Оно-то, небось, тоже только смотрит на нее да облизывается. Наряду со всеми прочими. Ему туда тоже, похоже, вход воспрещен. Строго-настрого. Это влагалище — какое надо влагалище! Только для высокопоставленных членов. Для каких надо влагателей!
Ха! Значит, и мне тоже тогда полагается. У меня ведь тоже… в некотором смысле… особливо на такую кралю… высоко… поставленный. Могу продемонстрировать. No problems! С этим делом у меня пока всё в порядке. Слава богу! Даже на местных кикимор безотказно реагирует. Коренных обитательниц нашего родного институтского болота. А это уж, знаете!…
Тем более, что наши-то жабы покруче сказочных заколдованы. Их поцелуями не проймешь. В царевен они только после третьего стакана превращаются. Да и то не всегда и ненадолго. А до этого хоть целуй их, хоть дери — толку никакого! Знай себе поквакивают. Тьфу! Наутро потом вспоминать противно. С души воротит. Особенно, если еще и с похмелья. Проснешься рядом с такой!.. Спящей царевной-лягушкой…Лет этак на десять тебя старше… Бр-р-р!..
Да… Так что там с сегодняшней встречей?.. Как она сказала? В семь на «Фрунзенской»? Гм… Ну, да. Переход на «Парке»… Успеваю запросто. Там одна станция? Да, одна, кажется… Точно одна! И скамейки в центре действительно есть… «На любой скамейке»… Значит, тот человек меня в лицо знает. Любопытно… Впрочем, не важно. Знает и знает.
Гораздо любопытнее другое. А секта-то хоть эта легальная? Чего это они встречи в метро назначают? Что это еще за конспирация! Кого они боятся? Властей?.. А кого еще! Не меня же.
Та-ак!.. Всё интереснее и интереснее… Как говорила Алиса, попав впервые в Страну Чудес. Или она как-то по-другому говорила? Более образно. Ну, не важно. Не имеет значения… Как бы вот мне тоже, чего доброго, в Страну Чудес с этими сектантами за компанию не угодить. Не загреметь под панфары. Вот это действительно важно! И значение для меня имеет. Да еще какое! Самое, что ни на есть, прямое. А то ведь у нас это просто. В рамках борьбы с терроризмом. Ласты склеют — и привет! Валяй по всем трем! Такие чудеса в ближайшем же отделении покажут, что любо-дорого. Закачаешься! Мало не покажется. Алисе и не снилось. Знаем-знаем! Наслышаны-с. Оборотни в погонах. Спаси и сохрани!
Тем более, что я ведь действительно ничего про них не знаю. Про сектантов этих. Может, они и правда какой-нибудь противоправной деятельностью занимаются? Теракты готовят. Как Аум Сенрикё. Взрывы в токийском метро. Газовая атака. Тьфу-тьфу-тьфу! Инда пот прошиб. По дереву надо постучать.
Да нет! Чего зря нагнетать? Какие еще там «взрывы»! Стал бы Фролов тогда с ними связываться! Террорист хренов. Алконоид. А Зинаида! Она уж явно совершенно не по этой части. Зачем ей бомбы? Она сама у нас секс-бомба. В общем, чушь всё это! «Террористы»!..
Чушь-то чушь, а чего ж они всё-таки прячутся? Пригласили бы к себе в офис, поговорили бы… Чайку попили… кофейку,… посидели… Всё честь честью… А то: «станция метро «Фрунзенская»!.. на скамейке в центре зала!.. к Вам подойдут!..» И спросят, блядь: «У вас продается славянский шкаф?»!!
Тьфу ты! Э-хе-хе… Ну, что за жизнь! То одно, то другое. И ехать — пиздец, и не ехать — пиздец. Ладно, поеду, короче, рискну. Авось, пронесет! А куда деваться? Придется рискнуть. Где наша не пропадала! У нас вся жизнь такая. Авоська веревку вьет, а небоська петлю накидывает. Поеду!
Да и не дураки же они, в конце-то концов? Сами всё прекрасно наверняка понимают. Все эти конспирации-хренации. Если до сих пор не попались, то что, прямо вот сейчас именно на мне и попадутся? Ну, это уж тогда такое невезеньище будет, что дальше некуда! О нем и думать нечего. Бесполезно. Это все равно, что кирпич на улице на голову может упасть. Ну, может! Ну, и что? Что же теперь, на улицу никогда не выходить? Или в каске всю жизнь ходить? Да и бессмысленно совершенно это. Без толку. От всего ведь все равно не застрахуешься. Можно завтра же в этой каске и в открытый канализационный люк преспокойно провалиться. И шею себе там сломать.
Короче, еду! Е-ду. Еду-еду-еду в далекие края! На метро «Фрунзенская». На скамейку в центре зала. Сяду там, упрусь рогами и буду сидеть, пока не подойдут. Или пока метро не закроют. До упора, в общем. Терять мне нечего.
А-а-бсолютно!