163907.fb2
- Ты вот что, одевайся, поедем кататься. А свою игрушку лучше всего оставь дома.
- А в чем дело?
Я стоял в нерешительности.
- Ты что, мне не доверяешь?
Он осклабился, увидев мое замешательство.
- С чего это ты взял? Симпатичный молодой человек из Гестапо стучится в мою дверь в полночь и спрашивает: не желаю ли я прокатиться на его блестящей черной машине? Естественно, у меня от счастья подкашиваются ноги, когда я узнаю, что для нас заказан лучший столик у Хоршера.
- Тебя хочет видеть одна очень важная персона! - заорал он. - Очень важная!
- А, понимаю, понимаю. Меня, наверное, включили в национальную сборную по метанию дерьма, да?
Ринакер побагровел, тяжело задышал, так что ноздри его раздувались и опускались, как две грелки, из которых выливают воду, - он уже терял терпение.
- Ну хорошо. Ясно, что мне придется поехать, хочу я того или не хочу. Сейчас оденусь. - Я прошел в спальню. - И прошу не подглядывать.
Внизу нас ожидал большой черный "мерседес", и я уселся в него без лишних слов. Впереди сидело двое головорезов, а на полу у заднего сиденья лежал мужчина, руки которого были скованы наручниками за спиной, и сам он, вероятнее всего, находился в полуобморочном состоянии. Это предположение он вскоре подтвердил своим стоном - его наверняка били. Когда машина тронулась и человек на полу зашевелился, Ринакер носком сапога двинул ему в ухо.
- За что так? Он, может, не застегнул "молнию" на ширинке?
- Чертов коци! - проговорил Ринакер с таким ожесточением, будто речь шла о человеке, пристававшем к детям на улице. - Ночной почтальон, черт бы его подрал. Мы поймали его на месте преступления - он разбрасывал по ящикам большевистские листовки, призывая поддерживать КПГ.
- Я вижу, что это по-прежнему опасная работа.
Он не обратил внимания на мои слова и закричал шоферу:
- Этого ублюдка мы выбросим, а затем поедем прямо на Лейпцигерштрассе! Нельзя заставлять ждать его высокопревосходительство.
- А где его сбросим? С Шонебергского моста?
Ринакер засмеялся.
- Может быть, и так.
Он вытащил из кармана плоскую фляжку и разок приложился.
Как раз вчера вечером в мой ящик бросили такую листовку, и там высмеивали не кого-нибудь, а самого Премьер-министра Пруссии. Я знал, что за недели, оставшиеся до Олимпиады, Гестапо лезет из шкуры вон, чтобы разгромить коммунистическое подполье в Берлине. Уже тысячи коммунистов были арестованы и отправлены в концентрационные лагеря Ораниенбург, Дахау и Бухенвальд, в тюрьму "Колумбия-Хаус". Сопоставив оба эти факта, я вдруг понял, куда мы едем и к кому именно. От самой этой мысли мороз подирал по коже.
Машина остановилась около полицейского участка на Гролманштрассе, и один из головорезов вытащил арестованного прямо из-под наших ног. Думаю, что у него оставалось не много шансов - уроки плавания в канале Ландвер, как правило, непродолжительны.
Мы ехали по Берлинерштрассе, а затем по Шарлоттенбургштрассе - то есть пересекли Берлин по оси, с запада на восток. В преддверии Олимпиады улицы были украшены черными, белыми и красными транспарантами*. Ринакер мрачно смотрел в окно.
______________
* Цвета национального флага кайзеровской Германии.
- Проклятая Олимпиада! Сколько денег приходится бросать на ветер!
- Тут я вынужден с тобой согласиться.
- Для чего все это? Вот что я хотел бы знать! Мы такие, какие есть. Зачем изображать из себя пай-мальчиков? Весь этот выпендреж перед Западом меня просто из себя выводит. Знаешь, они даже притащили сюда проституток из Мюнхена и Гамбурга, поскольку берлинская полиция нравов нанесла этому бизнесу жестокий урон. И негритянский джаз разрешили снова. Что ты об этом думаешь, Гюнтер?
- Говорят одно, делают другое. И так всегда. Что ты хочешь от нашего правительства?
Ринакер неодобрительно покосился на меня.
- На твоем месте я бы был поосторожнее.
- Ты знаешь, Ринакер, я могу себе позволить говорить все что угодно. До тех пор, пока буду нужен твоему боссу. Да будь я самим Карлом Марксом и Моисеем в одном лице, он закроет на это глаза, если поймет, что я ему нужен.
- Тогда надо извлечь из этого выгоду, и по максимуму. Такой серьезный клиент вряд ли тебе когда-нибудь подвернется.
- Все они так говорят.
Сразу же за Бранденбургскими воротами машина повернула на юг, на Герман-Геринг-штрассе. В здании британского посольства горели все окна, а перед тротуаром стояло несколько десятков лимузинов.
Чуть притормозив, наша машина свернула под арку большого здания, расположенного по соседству с посольством. Шофер опустил стекло, чтобы штурмовики, охранявшие здание, смогли проверить, кто в машине, и отзвуки большого приема, который проходил на лужайке у посольства, донеслись до нашего слуха.
Аудиенции мы ждали в комнате размером с теннисный корт. Спустя короткое время высокий мужчина в форме офицера Люфтваффе сообщил, что Геринг переодевается и через десять минут выйдет к нам.
Это был мрачный дворец, в котором чувствовался масштаб, соразмерный самой власти. Несмотря на городское окружение, он производил впечатление старинного загородного замка. Ринакер сел на стул, напоминавший средневековые скамьи, и молча, не отрывая глаз, следил за тем, как я передвигаюсь по залу, рассматривая его убранство.
- Уютно, ничего не скажешь, - отметил я, остановившись перед гобеленом, на котором была изображена сцена охоты и, вполне возможно, сам Гинденбург в полный рост. Комната освещалась одной лампой, стоявшей на массивном столе в стиле Ренессанс. Лампа, в виде двух серебряных канделябров с абажурами из пергамента, освещала небольшую раку с фотографиями. На одной из них был Гитлер в форме штурмовика. В коричневой рубашке и кожаной портупее он выглядел совсем молоденьким и больше походил на мальчишку-скаута, чем на взрослого мужчину. Были здесь и фотографии двух женщин: как я сразу догадался, Карин, первой покойной жены Геринга, и его нынешней супруги Эммы.
Рядом с фотографиями лежала большая книга в кожаном переплете с тисненым гербом на лицевой стороне, по-видимому принадлежавшая самому Герингу. Посмотрев на герб с изображением дубинки, зажатой в бронированном кулаке, я подумал, что он гораздо точнее выражает дух национал-социалистов, чем свастика.
Ринакер достал сигареты. Я сел рядом с ним. Мы прождали примерно час, а может, и дольше, когда, наконец услышав голоса за дверью, одновременно встали. В комнату вошел Геринг в сопровождении двух офицеров в форме Люфтваффе. К моему великому удивлению, на руках у Геринга был маленький львенок. Геринг поцеловал его в голову, почесал за ушами и бросил на шелковый коврик.
- Иди, Муки, поиграй, мой маленький котеночек. - Львенок радостно зарычал и, подбежав к окну, принялся играть с кисточкой на портьере.
Геринг был ниже ростом, чем я предполагал, и потому выглядел грузным. На нем был зеленый кожаный охотничий жилет, белая фланелевая рубаха, белые тиковые брюки и светлые туфли для тенниса.
- Приветствую вас, - произнес он, пожимая мне руку и широко улыбаясь.
В его облике было что-то звериное, однако в тяжелом взгляде голубых глаз, несомненно, светился ум. Пальцы были унизаны кольцами, среди них одно - с большим рубином.
- Спасибо, что пришли. Должен попросить у вас прощения за то, что пришлось подождать. Государственные дела. Надеюсь, вы понимаете.
Я сказал, что, конечно, все понимаю, хотя, по правде говоря, не знал, что вообще должен был говорить. Рассмотрев его вблизи, я был поражен тем, какая у него гладкая кожа на лице - почти как у ребенка, - и подумал, что, видимо", он пудрится. Мы сели. Несколько минут он почти по-мальчишески, и не скрывая этого, радовался моему здесь появлению, а затем решил объяснить, зачем меня сюда вызвал.
- Мне всегда хотелось познакомиться с настоящим частным детективом. Скажите, вы читали Дэшила Хэммета? Это американский писатель, но, по-моему, очень интересный.
- Должен признаться, мне не удалось пока познакомиться с этим автором, господин Премьер-министр.