- Это не единственная банда легавых в городе Берлине. Где тут собака зарыта, в принципе, догадаться несложно. Они разнюхали о том, что я занимаюсь этим делом, и поняли, что я не спрошу у них разрешения, когда мне придется перебежать им дорогу.
- И как же теперь быть?
Ее лицо было озабоченным, но я улыбнулся ей.
- Ты знаешь, я всегда считал, что это неплохое развлечение - подергать кого-нибудь за хвост. Особенно если в конце аттракциона выясняется, что это хвост Гестапо.
Глава 15
Утренняя почта состояла всего из двух писем, и оба были доставлены непосредственно авторами. Скрывшись от любопытного взгляда Грубера - он провожал конверты глазами голодного кота, - я открыл их и в меньшем конверте не обнаружил ничего, кроме билета на Олимпиаду - на сегодняшние соревнования по легкой атлетике. На обратной стороне были обозначены инициалы "М.3." и цифра "2 часа".
На другом конверте стояла печать министерства авиации, и в нем лежал листок с записью субботних телефонных разговоров между Хауптхэндлером и Ешоннеком. Был зафиксирован и еще один телефонный разговор - мой собственный, когда я звонил из кабинета Хауптхэндлера. Я бросил конверт и бланк в корзину для мусора и стал размышлять о том, успел ли уже Ешоннек купить ожерелье и как мне следует действовать, если сегодня вечером придется сопровождать Хауптхэндлера в аэропорт Темпельхоф.
С другой стороны, если Хауптхэндлер уже избавился от ожерелья, то сложа руки сидеть и ждать вечера понедельника, чтобы вылететь в Лондон, он не будет. Вероятнее всего, ожерелье он продаст за валюту, и Ешоннеку требуется время, чтобы собрать деньги.
Я сварил кофе и стал ждать возвращения Инги. Небо окончательно затянуло облаками, и я представил себе, как она будет довольна, что торжественное открытие Олимпиады пройдет под аккомпанемент дождя. Плохо только, что и я тоже должен буду промокнуть насквозь... Как она это называла? "Самый грандиозный обман в современной истории".
Когда она появилась, я рылся в шкафу в поисках своего старого прорезиненного плаща.
- Безумно хочется курить! - Она бросила сумочку на стул и достала сигарету из пачки, лежавшей у меня на столе. Мой старый плащ ее определенно развеселил. - Ты что, собираешься в этом выйти на улицу?
- А что? Фрейлейн-чемпионка все-таки решилась. Я получил по почте билет на сегодняшние соревнования. Она предлагает в два часа встретиться на стадионе.
Инга посмотрела в окно.
- Пожалуй, ты прав, - рассмеялась она. - Без плаща не обойтись. Польет как из ведра. - Она положила ноги на стол. - Ну что ж, а я посижу здесь и постараюсь все продумать.
- Я вернусь самое позднее к четырем часам. А потом нам придется поехать в аэропорт.
Она нахмурилась.
- Ах да, я и забыла. Хауптхэндлер собирается сегодня в Лондон. Прости, если я покажусь слишком наивной, но как ты собираешься действовать в аэропорту? Подойдешь к нему и к его спутнице и спросишь, сколько они получили за ожерелье? А они, наверное, откроют чемоданы и сумки и предложат тебе пересчитать купюры? И все это в зале для пассажиров?
- Так просто и так гладко, конечно, не бывает. Жизнь не настолько любезна, чтобы предложить нам заранее подумать о том, что произойдет, если...
- Ты говоришь об этом с такой грустью!
- Однажды у меня в запасе был - я так полагал - козырной король, я на него рассчитывал...
- И карта оказалась битой?
- Что-то в этом роде.
Я замолчал, услышав шаги в приемной. В дверь постучали, и мотоциклист в чине капрала авиационного корпуса национал-социалистов вручил мне большой конверт цвета буйволовой кожи - близнец того, который я чуть раньше отправил в корзину для мусора. Я расписался в квитанции, после чего капрал поднял руку в нацистском приветствии и быстро вышел из комнаты.
В конверт было вложено несколько листков машинописного текста с изложением телефонных разговоров Ешоннека и Хауптхэндлера за предыдущий день. Ешоннек, торговец бриллиантами, оказался особенно активным собеседником, ему пришлось обсуждать с разными людьми проблемы, связанные с покупкой большой суммы американских долларов или английских фунтов.
- В яблочко, - резюмировал я, знакомясь с последней беседой Ешоннека и Хауптхэндлера. У меня в руках было доказательство, которого я так ждал, подтверждавшее мое предположение относительно связи между личным секретарем Сикса и торговцем бриллиантами:
они обсуждали время и место встречи.
- Ну, что там? - Инга уже не в силах была сдерживать любопытство.
- Мой главный козырь. Мне его все-таки подбросили. Сегодня Ешоннек и Хауптхэндлер встречаются в пять часов вечера в Грюневальде. У Ешоннека должна быть с собой сумка, набитая валютой.
- И кто, черт возьми, тебя информирует? - Инга нахмурилась. - Сам Хануссен - Великий ясновидец?
- Этого человека правильнее называть импресарио. Он предлагает нашему вниманию очередной номер программы, представление назначается на сегодня, на пять часов.
- И при этом у него есть друзья-штурмовики, которые будут сопровождать тебя до места, указанного в билете? Я правильно понимаю?
- Тебе этот спектакль не понравится.
- А если я рассержусь, у тебя начнется изжога, так?
Я закурил. Мысленно я подбросил монету и проиграл. Правильнее все ей рассказать.
- Ты помнишь этот труп в лифте?
- Ну как это можно забыть?
Инга поежилась.
- Меня нанял Герман Геринг, чтобы я нашел этого человека, живым или мертвым. - Тут она не могла не изумиться. - Вот так, и я попросил его поставить подслушивающие устройства на телефоны Ешоннека и Хауптхэндлера. Он мою просьбу исполнил. - Я помахал этими листочками у нее перед носом. - Вот результат. Помимо всего прочего, это означает, что теперь я могу позволить себе сообщить его людям, где искать фон Грайса.
Ответом мне было молчание. Разозлившись, я глубоко затянулся, а затем раздавил сигарету в пепельнице.
- Я хочу тебе кое-что пояснить, Инга. От предложений Германа Геринга так просто не отказываются. Особенно если хочешь сохранить в целости собственную голову.
- Разумеется.
- Поверь, мне бы не хотелось работать с клиентом, у которого служащие головорезы с автоматами.
- Почему ты раньше ничего не говорил мне об этом, Берни?
- Когда Геринг доверяет информацию такому человеку, как я, значит, ставка в игре очень и очень высокая. В интересах безопасности тебе и не следовало знать об этом. Ну, а теперь я вынужден был ввести тебя в курс дела.
И я снова помахал перед Ингой машинописными листками.
- Конечно, ты не мог ему отказать. Я не хотела обидеть тебя. Просто я была, скажем так, несколько удивлена. Спасибо, что ты обо мне заботишься, Берни. И еще я рада, что ты уже можешь кому-то сообщить о том бедолаге.
- Именно это я сейчас и сделаю.
Голос у Ринакера был усталый и раздраженный.
- Ну что, наглец, ты что-нибудь раскопал? Мне сдается, что терпение Толстого Германа тает стремительно - как слой варенья в еврейском бисквите, когда он попадает тебе в рот. Если ты звонишь просто так, для порядка, я приеду к тебе сейчас и принесу собачья дерьмо на ботинках.