жизнью очень весело. Несмотря на то, что я пила только шампанское,
и, как мне казалось, очень маленькими порциями, скоро весь мир стал
ярким, а свет дрожащим, и я почувствовала, что очень хочу спать. Вначале
я пыталась бороться с этим ощущением, вставала из-за стола, умывалась
в туалете и даже ходила курить вместе со всеми в коридор, но потом
совершенно обмякла. Оксана с кем-то из ребят повели меня в неизвестном направлении и уложили на мягкую кровать, где я заснула под аккомпанемент крутящихся в моей голове обрывков фраз, Оксаниного смеха и резкого
Милиного голоса.
* * *
Утро следующего дня я совершенно неприлично проспала. День же застал меня в Оксанкиной постели и наградил хмурым томлением, сильной головной болью и сухостью во рту. Ятяжело поднялась с постели и обнаружила, что всю ночь спала, не снимая с себя одежды,отчего я стала выглядеть более жалко, чем обычно.
В комнате я находилась одна, какая-либо записка отсутствовала, поэтому я кое-как привела себя в порядок и поспешила покинуть гостеприимное жилище.
На своем этаже я буквально обомлела от неожиданности, из-за дверей нашей комнаты вновь доносились голоса, веселый смех и крики, так, словно вечеринка и не прекращалась. Мое появление на пороге было встречено радостными возгласами.
- Ну, мать, здорова же ты спать. Я прямо стихами заговорил,обрадовался Виктор.- Присоединишься?
Прежде чем ответить, я старательно облизала сухие губы, что вызвало бурю восторга, и тотчас посыпались предложения освежиться.
- Нет, я не хочу больше пить, правда,- каким-то не своим голосом сказала я, ожидая бурного натиска со стороны активно употребляющих. Однако ничего подобного не последовало.
- Может быть, ты хочешь поесть?- совершенно разбитым голосом произнесла Мила, закуривая прямо в комнате.
Я благоразумно отказалась, и с этого момента мое существование для них стало совершенно безразличным.
Осторожно открыв многострадальный холодильник, я обнаружила, что мое трехдневной давности молоко уже успело скиснуть, отчего мне стало еще хуже. Все же выпив почти половину пакета, я аккуратно собрала все необходимые вещи и направилась в душевую.
Вода там сильно отдавала хлоркой и имела какой-то жестяной привкус, но я с удовольствием стояла под прохладными струями, чувствуя, как снова обретаю способность внятно мыслить.
Вернувшись в комнату, я подошла к Оксане, удивительно трезвой на вид, и сказала:
- Ксана, я оставила твою комнату открытой, если хочешь, я схожу и закрою, только дай мне ключ.
Когда Оксана начала говорить, по ее голосу я поняла, что первое впечатление меня обмануло, она совершенно пьяна:
- Хо-ро-шо-о-о,- она старательно растягивала слова.
- Дай мне ключ,- попросила я, поняв, что мои действия
не увенчаются успехом.
- Ка-ко-о-ой?
- От квартиры, где деньги лежат,- прокомментировал Носов.
- Не связывайся сейчас с ней,- предложила Мила, старательно
пуская дымовые колечки в сторону томного Тихона.
Она взяла черную сумку подруги, покопавшись в ней, извлекла связку из трех ключей и протянула мне со словами:
- Закрой, конечно, а если хочешь, можешь там поспать
спокойно, а то мы тут надолго зависли,- она глупо улыбнулась,- ну а если соскучишься по нам... Приходи!
- Ладно,- я подумала, что так мне еще лучше.
У Оксаны я высушила голову феном, включила радио и даже подпела одной песенке, слова которой знала наизусть, потому что летом ее крутили в Ялте на каждом углу. Потом я полистала Оксанины книжки, повалялась на кровати, потом захотела есть и гулять одновременно. Даже не так, я захотела поесть где-нибудь на улице.
Погода сегодня теплая, и я, не раздумывая, вышла на прогулку. Уже на улице, стоя перед магазином, я обнаружила, что не взяла с собой кошелек. Возвращаться же не хотелось, поэтому я пошарила по карманам, наскребла там остатки наличности и просадила их на клубничный йогурт и восхитительный теплый рогалик. Затем забрела в соседний двор и там с наслаждением полакомилась своей добычей, сидя на детских качелях.
Голова больше не болела, настроение стало отличным, и я направилась к метро, чтобы опять побродить по Арбату. Проходя внутренний двор гостиницы, название которой не помнила, я почувствовала приятный запах свежевыпеченного хлеба, и у меня возникло ощущение, что этот запах нравился мне с самого детства. Неожиданно я услышала:
- Ты чувствуешь этот запах?
- Да, нужно купить хлеба.
Я подошла к хлебной палатке, где передо мной стояли две чернокожих девушки, они быстро разговаривали, совсем без акцента.
Вначале одна не могла найти деньги, потом они стали шутливо переругиваться между собой, а затем другая вдруг сказала, чудовищно грассируя:
- Дайте мне адин хлеп франсузски, пажалюста.
Я вначале оторопела, но потом, когда услышала, что продавщица внятно отвечает ей на хорошем русском языке: "Ваша сдача", до меня вдруг дошло, что девушки только что говорили на французском языке и я поняла смысл всего ими сказанного.
Эта новость выбила меня из колеи. В школе я учила английский, и
у меня были неплохие способности, но французский я никогда не изучала, и даже не пыталась! Я стала размышлять, как такое могло произойти. Нет, все точно, они действительно говорили на французском, и я их прекрасно поняла. Тогда я выдвинула для себя версию о том, что после травмы у меня появились необыкновенные лингвистические способности, другого объяснения найти для себя не могла. С целью проверки своей гипотезы я решила внимательно прислушиваться к разговору франкоязычных иностранцев, чтобы определить, смогу я еще что-нибудь понять или нет.
Как назло, на Старом Арбате я слышала что угодно, много английского, который неплохо понимала, какую-то романскую речь, видела огромное количество японских туристов и китайцев с их птичьими возгласами.
Даже разговор пожилой итальянской пары, явно скандалившей у всех
на виду, ничуть этого не стесняясь. Но понять из этого хоть что-нибудь, кроме английского, я не могла, а ни одного француза мне за всю мою прогулку не встретилось.
Скоро опять начала болеть голова от напряжения, и я решила прогуляться по более спокойным арбатским переулкам. Я смотрела на красивые машины, припаркованные возле старых величественных домов. Почти на каждом из таких висели мраморные доски, извещающие о том, что "здесь с такого-то по такой-то год жил и работал известный академик... летчик... художник... актер... и тому подобное". Дома были все разные, а доски совершенно одинаковые, различающиеся только холодными профилями своих известных жителей.
Один из этих домов я особенно любила, поэтому направилась прямо к нему. Он не очень помпезный, а скорее какой-то грустный или просто уставший, внизу он выложен шершавыми мраморными плитами, по ним приятно проводить рукой. В солнечную погоду плиты казались теплыми
на ощупь. Когда я приблизилась к дому, меня охватило такое приятное чувство, словно я шла к себе домой.