Осторожно чередуя передние лапы с задними, Рокки огромной гусеницей вполз на второй этаж.
Прямо перед ним красовалась расщелина Сулиной задницы. Очень близкой и совершенно беззащитной.
Челюсти Рокки разошлись в стороны, как пассатижи, когда он ринулся вперед, оскальзываясь когтями на гладкой поверхности пола. Двойной ряд клыков впился в голый зад с такой силой, что их острия удалось освободить лишь после нескольких неистовых рывков из стороны в сторону. Рыча от вожделения, Рокки повторил маневр, кромсая податливую мошонку и упругие мышцы, напрягшиеся между ногами. Только теперь Суля нашел в себе силы завопить, но захлебнулся собственным криком. Пес остервенело мотал башкой, чтобы отхватить кусок побольше и погорячее. На мгновение Рокки ослабил хватку, но лишь для того, чтобы перехвататься поудобнее и вновь сомкнуть свои мощные челюсти.
Очень скоро у Сули не осталось того, чем он драл свою маленькую самку. Зато теперь его драл Рокки.
Да так, что не успевал глотать лохмотья мяса, пропитанные кровью.
В какой-то момент рыжий парень извернулся, силясь отпихнуть собачью башку, урчащую между его ногами, но это привело лишь к тому, что он лишился сразу двух своих толстых пальцев.
Рокки отстранился, жадно перемалывая зубами все то, что успел урвать. Когда он захрустел суставами человеческих пальцев, его голова склонилась набок, словно он между делом обдумывал, с какой стороны подступиться к врагу на этот раз.
Подвывая, Суля пополз прочь, не двигая ногами, а волоча их за собой. Он напомнил Рокки ящерицу - большущую неуклюжую ящерицу, не умеющую отбрасывать хвост. За ним оставались два мокрых следа. Один был широким, словно по полу мазнули тряпкой, пропитанной красным. Второй след - кривой и беспорядочный - оставляла рука с обрубками пальцев. Полюбовавшись обоими, Рокки одним прыжком настиг жертву и вонзил клыки в ее затылок. Для начала ему пришлось перекусить металлические звенья цепочки, затем под зубами затрещали позвонки, а Рокки все стискивал и стискивал свои челюсти.
Все закончилось раньше, чем он ожидал. Неохотно подняв окровавленную морду, пес принялся вылизывать ее длинным языком, глядя в глаза онемевшей самке. Ему понравилось то, что он в них увидел.
Продолжая работать языком, Рокки вразвалочку приблизился к ней и принюхался. От девчушки веяло невыносимым ужасом, который можно было втягивать влажными ноздрями, впитывать зрачками, ощущать всем своим естеством. Человеческая самка беззвучно плакала, и на ее тоненькой шее пульсировали голубоватые жилки, перекусить которые можно было, не сходя с места - все разом.
- Bay? - вырвалось из собачьей глотки. Отчасти это походило на судорожный зевок, отчасти - на насмешливый комментарий: ну что, доигралась?
- Спасибо тебе, Рокки, - всхлипнула девчушка. - Тебя ведь Рокки зовут, правда?
Ротвейлер от неожиданности сел. Оказалось, что ощущать чужую благодарность куда приятнее, чем страх. Открытие так поразило его, что он застыл с разинутой пастью, и из нее натекло немало слюны, прежде чем Рокки решил, что ему делать дальше.
Глава 22
ОДИНОЖДЫ ОДИН
Спросонья Громову показалось, что его разбудил истошный вопль, но вскоре он распознал в утренней тишине дурашливые крики петуха-горлопана.
Он провел ночь на втором этаже своего дома один.
Саня предпочел остаться внизу, так и не решившись переступить порог комнаты, в которой умерла его любовь. Громов его понимал. Ему тоже было здесь не по себе. Исчезло продырявленное пулей стекло, исчезла лужа крови, пролитая этой пулей, не стало той, которая еще позавчера расхаживала по комнате, дразня Громова. Но все осталось. Ксюхин голос. Ее печальная улыбка, жесты, которыми она прикасалась к заинтересовавшим ее предметам, сами предметы: лампа, подсвечник, барометр, телевизор.
Ходики снова остановились, и стрелки уныло обвисли на круглой кошачей мордочке. Было очень тихо. Слишком тихо. Невыносимо.
Поднявшись с дивана, Громов сунул в зубы сигарету и включил телевизор, разогревавшийся важно и неторопливо, как самовар. Его полированные бока стоили сегодня немногим меньше электронных внутренностей, но он до сих пор кое-как функционировал, хотя безбожно перевирал цвета, подменяя желтое зеленым, а красное - синим. Зато самодельная антенна из обычной линейки и медной проволоки ловила целых пять программ. Вполне достаточно, чтобы убить время, пока спит Саня.
Прихватив пепельницу, Громов опять улегся на диван. На тусклом экране проявилось светлое пятнышко, разрослось с шипением и превратилось в миловидную особу на фоне карты России. Особа взмахивала своей ручкой, как волшебной палочкой, но ничего изменить к лучшему не могла. Все та же жара почти по всей территории.
Когда отмельтешила реклама, на экране возникло странное существо с отбеленными волосами. То ли старуха, прикидывающаяся мужчиной, то ли пожилой дядька, нарядившийся смеха ради женщиной.
Артистическая натура, предположил Громов, и не ошибся. По-жабьи открывая рот, обильно напудренное существо рассказывало о своей новой концертной программе. Ведущий изображал почтительное внимание, но Громов не был обязан внимать этой ахинее и с удовольствием воспользовался своей независимостью.
Пульт ему заменяла собственная правая нога, большой палец которой дотягивался до любой кнопки переключения каналов. Он выбрал первую по счету и наткнулся на старый-престарый фильм, смотреть который было особенно приятно потому, что почти каждая реплика героев была известна заранее.
Потом была программа новостей, выдержанная в строгом официальном тоне. Потом еще что-то - яркое, забавное, шумное. Кажется, видеоклипы. Или мультфильмы.
Пора было вставать, но последовательность действий требовала нажатия на пятую кнопку, и Громов нажал. После чего рывком сел и уставился в экран с таким вниманием, которое явно не понравилось бы главному герою передачи.
Это был местный канал, региональный. В студии телекомпании "Ракурс" не пели, не плясали. Здесь знакомили зрителей с важнейшими новостями родного края, и нынешним утром гвоздем программы был и.о. губернатора Курганской области, а на самом деле ее полновластный хозяин. Белые буковки в нижней части экрана свидетельствовали, что этого человека величают Рудневым А.С., хотя Громов помнил его под кличкой Итальянец. Некоронованный криминальный авторитет, по приказу которого бандиты вознамерились установить новый порядок в мирном дачном поселке. Все эти садыкбековы, шкреки и эрики расплодились повсюду под его чутким руководством. А Руднев как ни в чем не бывало распинался по поводу жилищных проблем. Он намеревался что-то строить.
- На чьих костях на этот раз? - мрачно полюбопытствовал Громов.
"...этот вопрос так или иначе затрагивает каждого жителя нашего города, - откликнулся Итальянец. - Но решит проблему не бог, не царь и не герой. - Он тонко улыбнулся. - Это наша с вами общая задача..."
На экране он выглядел синюшно-зеленым, как вурдалак. Он смотрел Громову в глаза - победоносно, нагло, вызывающе. Он собирался попить еще немало кровушки, и не было никаких шансов добраться до его сердца осиновым колом или серебряной пулей. Потому что Итальянец являлся призраком, таким же эфемерным, как телевизионное изображение Александра Сергеевича Руднева. Он не фигурировал ни в уголовных делах, ни в оперативных донесениях, ни в протоколах. Фантом. Химера.
Под началом этого оборотня находится целая армия упырей помельче, подумал Громов. Днем и ночью, ежечасно, ежеминутно они вышибают из кого-то долги вместе с мозгами, гнусаво диктуют свои условия, трясут, выставляют, канают, кидают, бесогонят, трахают, обламывают рога, ставят на уши. Вся область обложена непомерной данью этого воинства.
А на вид все так пристойно. И на слух тоже.
Существует жилищная проблема, существует губернатор, озабоченный ею до невозможности, а еще есть некое АОЗТ "Самсон", которое берется в меру сил и возможностей наращивать жилищный фонд Курганска, и в подрядчиках у него не абы кто, а турецкая строительная фирма. Если верить Рудневу, то часть особняков, которые вырастут на месте дачного поселка, будет передана в распоряжение городских властей. Там можно будет разместить детский дом, профилакторий или что-нибудь другое, не менее полезное и нужное. Когда-нибудь потом. Позже. Это ведь звучит лучше, чем никогда?
Наверняка вся эта афера затеяна не случайно, не с бухты-барахты. Что-то Итальянец просчитал, что-то продумал, каким-то образом нашел свою выгоду, ради которой он и живет на этом свете. Но Громова совершенно не интересовала механика этого дела. Он знал твердо одно: нельзя, чтобы на островке, где похоронена Ксюха, возник какой-нибудь ресторан с итальянской кухней, где будут насыщаться, поплевывая в воду, счастливые обладатели особняков. Пусть они сорят деньгами где-нибудь еще, Громов не возражал. Но не здесь. Не в этом поселке, возведенном не их руками. Не на этой земле, политой чужими кровью, потом и слезами.
- Не обломится тебе здесь ничего, Корлеоне недоделанный, - пробормотал Громов.
Итальянец его услышал. Снисходительно улыбнувшись, он сказал:
- Я и моя команда привыкли руководствоваться одним простым, но действенным лозунгом: "Сказано - сделано". Я привык претворять свои планы в жизнь немедленно, не откладывая их в долгий ящик. - Он обращался уже не столько к телезрителям, сколько к ведущей, в которой Громов не без удивления опознал свою знакомую - Людмилу. Она прямо вся извелась в своих тесных брючках, бросая взгляды на часы, а Итальянец посматривал на нее, как кот, подстерегающий доверчивую птичку. - Так что, - говорил он, чуть ли не облизываясь, - в заключение беседы хочу пригласить вашу съемочную группу на место событий. Милости прошу ко мне в пятницу в первой половине дня. Вместе прокатимся с турецкой делегацией за город... Ведь лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать... А? - Итальянец интригующе хохотнул.
Громов резко подался вперед. Неужели он не ослышался? Неужели завтра Итальянец действительно осчастливит своим присутствием поселок Западный?
Людмила вся затрепыхалась в не менее радостном экстазе, чем тот, который не так давно испытала на этом самом диване, когда лежала под Громовым.
- Конечно, - чирикнула она. - Мы с радостью принимаем ваше приглашение. Нашим зрителям будет интересно проследить за развитием событий.
- Еще как! - машинально подтвердил Громов, невидящие глаза которого были устремлены на экран. И хотя никакого Итальянца там уже не наблюдалось, он обращался именно к нему, когда мрачно произнес:
- Ну что, Руднев А. С.? Теперь за спинами пацанов не спрячешься, м-м?
***
"Мы в расчете".
Вот и весь текст послания, оставленного Саней.
Его расчет был предельно прост. С кухонного стола исчезла бутылка водки, из холодильника - упаковка крабовых палочек, а из-под дивана, на котором спал Громов, - заряженный револьвер.
"Стреляться вздумал, что ли? - тоскливо подумал он. - Только этого мне не хватало!"
Саня исчез с оружием в самый неподходящий момент. Без общества вздорного мальчишки Громов обошелся бы, причем с превеликим удовольствием.
Но револьвер! Ему как раз нашлось достойное применение, а он оказался в руках юного истерика. Забился небось в какую-нибудь щель, как таракан, и барабан с демонической улыбкой крутит. "Погиб поэт, невольник чести", и все такое. Если напьется - пьян, может и пальнуть в свою бестолковую башку.