- Это - оскорбление?
- И в мыслях не имел, сударыня. Но, видите ли, обычно детей делают вдвоем. Вот, так бы и сказали - у нас с мужем двое детей.
- А к чему весь этот разговор?
- К тому, чтобы вы мне сказали просто и честно: что вы делали сегодня утром?
- Я уже сказала.
- Но не просто и не честно. Вы долго описывали бессонницу, чтобы умолчать об утре.
- Утром я спала.
- Желательно, чтобы это подтвердилось. Возможно, что очень скоро я получу все доказательства. Мои инспектора проверили, кто где находился и кто куда ходил в промежутке с четверти десятого до десяти часов... Мне известно, что в кабинеты можно попасть разными ходами.
- Вы обвиняете меня во лжи?
- Во всяком случае в том, что вы не говорите всю правду.
- Вы считаете мужа невиновным?
- Я не могу считать кого-нибудь виновным или невиновным априори.
- Однако вы меня допрашиваете так, словно...
- В чем упрекала вас дочь, когда я приходил за нею?
- Разве она вам не сказала?
- Я ее об этом не спрашивал.
Мадам Парандон снова усмехнулась. Губы сложились в горькую складку ей хотелось изобразить жесткую, презрительную иронию.
- Значит, ей повезло больше, чем мне.
- Я спрашиваю, в чем упрекала вас дочь?
- Если вы этого добиваетесь - пожалуйста! В том, что меня нет рядом с мужем в такой трудный момент.
- Она считает виновным отца?
- А если и так?
- И Гюс, наверно, тоже?
- Гюс еще в том возрасте, когда отец кажется божеством, а мать ведьмой.
- Когда вы явились в кабинет мужа, вы знали, что я там?
- Нет, я полагала, что вы не можете быть повсюду одновременно и надеялась застать мужа одного.
- И вы спросили его...
- Вполне естественно. В подобных обстоятельствах этот вопрос задала бы своему мужу любая жена. Вы видели, как он реагировал? По-вашему, нормальный человек стал бы топать ногами и изрыгать проклятия?
Почувствовав, что попала в цель, она раздавила сигарету о мраморную пепельницу и закурила новую.
- Если хотите еще о чем-нибудь спросить - я к вашим услугам.
- Вы уже завтракали?
- Не беспокойтесь об этом... А если вы сами проголодались...
Выражение ее лица менялось каждую минуту. Поведение тоже. Она опять стала светской дамой. Чуть откинувшись на спинку дивана и полузакрыв глаза, она потешалась над комиссаром.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
В начале разговора с мадам Парандон комиссару приходилось сдерживаться. Но мало-помалу раздражение сменилось грустью. Он почувствовал себя неумелым и неуклюжим, отдавая себе отчет, как не хватает ему данных, чтобы успешно провести подобный допрос.
В конце концов он примостился на одном из слишком хрупких для него креслиц и, не выпуская из руки потухшей трубки, сказал спокойным глухим голосом:
- Послушайте, мадам. Хотя вам кажется , что я настроен по отношению к вам враждебно, это не так. Я всего лишь служащий, и моя обязанность отыскивать истину всеми имеющимися в моем распоряжении средствами.
Я еще раз задам вам тот же вопрос. Прошу вас подумать, прежде чем отвечать, взвесить все за и против. Предупреждаю, что если впоследствии будет установлено, что вы солгали, я сделаю из этого соответствующие выводы и попрошу у следователя ордер на арест...
Наблюдая за ней, Мегрэ не отводил взгляда от рук, выдававших ее внутреннее напряжение.
- Выходили ли вы из своей комнаты после девяти часов утра и ходили ли зачем-либо в направлении кабинетов?
Она и глазом не моргнула, не отвернулась. Как и просил комиссар, она не спешила с ответом, хотя ему было совершенно ясно, что она ничего не обдумывает - ибо раз навсегда определила свою позицию. Наконец она бросила:
- Нет.
- И даже не показывались в коридорах?
- Нет.
- Не проходили через гостиную?
- Нет.
- Даже случайно не заходили в комнату к мадемуазель Ваг?
- Нет. И могу добавить, что считаю эти вопросы оскорбительными.
- Я выполняю свой долг.