- Вопрос несколько озадачил ее. Немножко подумав, она ответила с виноватой улыбкой:
- Не знаю даже, что вам сказать. Я уже пять лет работаю у мосье Парандона. Это мое второе место в Париже...
- А где было первое?
- В торговом доме на улице Реомюра. Там я чувствовала себя несчастной. Работа меня совсем не интересовала...
- Кто вас сюда порекомендовал?
- Рене... Я хочу сказать, мосье Тортю... Он сказал мне, что здесь есть место...
- Вы его хорошо знаете?
- Мы ужинаем в одном и том же ресторане, на улице Коленкур.
- Вы живете на Монмартре?
- Да. На площади Константэн-Пекэр.
- Тортю был вашим дружком?
- Прежде всего, рост ух этого "дружка" около двух метров... Кроме того, между нами ничего не было, если не считать одного раза...
- Одного раза?
- Я получила указание быть с вами предельно откровенной.
- Почему вы больше к этому не возвращались?
- Мы не подходим друг другу, мы это сразу почувствовали... В общем, не сошлись... Но мы остались в приятельских отношениях.
Мегрэ медленно курил трубку, пытаясь проникнуть в этот мир, который еще вчера был для него совсем чужим и так внезапно вторгся в его жизнь.
- Раз уж мы коснулись этой темы, мадемуазель Ваг, позвольте вам задать еще один нескромный вопрос. Вы живете с Парандоном?
У нее была своя манера держаться. Сначала она внимательно, с серьезным видом выслушивала вопрос, потом, немного поразмыслив, отвечала с иронической и в то же время доверчивой улыбкой.
- В известном смысле да. У нас бывают минуты близости, но всегда урывками.
- Тортю это знает?
- Разговора у нас не было, но он должен догадываться.
- Почему?
- Когда вы здесь освоитесь, вы поймете. Сколько людей бывает здесь за день! Мосье и мадам Парандон, двое детей. Это уже четверо... Три человека в конторе у мосье - семеро... Фердинанд, кухарка, горничная, уборщица - одиннадцать человек... Не считая массажиста мадам, который приходит по утрам четыре раза в неделю... Потом ее сестры... Подруги дочери... Хоть комнат в квартире много, но все равно, куда ни пойди - на кого-нибудь наткнешься... А у меня тут и говорить нечего...
- Почему?
- Потому что ко мне каждый приходит за бумагой, за марками, за скрепками... Если Гюсу требуется бечевка, он роется в моих ящиках... Бэмби нужны то марки, то клейкая лента... Что касается мадам...
Мегрэ смотрел на нее с любопытством, ожидая продолжения.
- Она вездесуща... Правда, она частенько отлучается, но никогда не знаешь, дома она или нет... Вы заметили, что все коридоры и большинство комнат обиты трипом... Шагов не слышно... Вы сидите, и вдруг дверь распахивается, кто-то входит... Иногда мадам заглянет в мою дверь и тут же, будто ошиблась, говорит: "Ах, простите!"
- Она любопытна?
- Скорее взбалмошна... Если только это не мания...
- Она никогда не заставала вас с мужем?
- Не уверена... Однажды, перед рождеством, когда мы думали, что она у парикмахера, мадам вошла в довольно неподходящий момент... Мне кажется, мы успели привести себя в порядок. Я так думаю, но полной уверенности у меня нет... Она держалась как ни в чем не бывало и стала рассказывать мужу о подарке, который только что купила для сына.
- Она не изменила к вам отношения?
- Нет. Она по-прежнему любезна со всеми и держится так, будто парит над нами, как ангел-хранитель... Про себя я ее так и называю.
- Вы ее не любите?
- Себе в подруги я бы ее не выбрала, если вы это имеете в виду.
Прозвенел звонок, и девушка с облегчением встала.
- Простите, меня зовет патрон...
Взяв на ходу блокнот для стенографирования и карандаш, она скрылась за дверью.
Мегрэ остался один и уставился в окно, куда еще не проникало солнце. Шофер протирал теперь "роллс-ройс" куском замши, насвистывая какой-то привязавшийся мотив.
Мадемуазель Ваг не возвращалась, а Мегрэ продолжал сидеть на стуле у окна, не проявляя нетерпения, хотя вообще терпеть не мог ждать. Следовало бы пройтись по коридору, заглянуть в комнату Тортю и Жюльена Бода, но он не мог заставить себя подняться и сидел с полузакрытыми глазами, переводя взгляд с одного предмета на другой.
Стол на тяжелых дубовых ножках, служивший ей для работы, был украшен строгой резьбой. Видимо, раньше он находился в другой комнате. От времени столешница блестела как полированная. Под рукой лежал бежевого цвета бювар с кожаными углами, а в открытой коробке - карандаши, авторучки, резинки и ножтскребок для подчистки помарок. На отдельном столике стояла Пишущая машинка; рядом с ней лежал словарь.
Вдруг Мегрэ нахмурил брови, нехотя поднялся и подошел к столу поближе. Он не ошибся. На столе виднелась тонкая бороздка, вероятно, след от ножа, которым, должно быть, совсем недавно отрезали полоску бумаги. Рядом с коробкой для карандашей Мегрэ увидел плоскую металлическую линейку.
- Вы тоже заметили?
Мегрэ вздрогнул от неожиданности: он не слышал, как вошла мадемуазель Ваг; она по-прежнему держала в руках блокнот.
- О чем вы говорите?
- Об этой царапине. Что за безобразие портить такой чудесный стол!
- Вы не знаете, кто это мог сделать?
- Любой, кто сюда заходит. Я вам уже говорила, что ко мне ходят все, кому не лень.