Сморенный водкой и усталостью, Четвертачок мирно прикорнул на своем пиджачке, зато девушка, напротив, оживилась. Мои слова ее задели.
— Смешно тебя слушать, юноша, — сказала с какой-то старушечьей гримаской. — Не знаю, кто твой сын, может, насчет него ты прав, но я-то не выродок. Это тебе я кажусь такой. Понимаешь?
— Не совсем.
— На самом деле я обыкновенная девушка, а вот вы оба психи. Вам обоим надо было помереть в прошлом веке. Вы думаете, вы герои, да вы просто олухи. Спасибо вам, конечно, за веселый денек, но он скоро кончится. Ваш поезд ушел позавчера. Немного даже вас жалко. Папочка не станет с вами цацкаться. Он совершенно лишен чувства юмора. Но я могу помочь, хотите? У меня есть запасная квартирка, дам ключи, и вы там отсидитесь, пока гроза утихнет. Можно проще. Я никому не говорю про это нелепое похищение, а Четвертушку сейчас замочим. Хватит ему колобродить, он и так зажился. Вот уж кто выродок — это точно.
При этих словах Четвертачок проснулся и обвел нас мутным взглядом:
— Саня, не нальешь еще чуток?
— У меня нету.
— А у тебя, старик?
— Очень сожалею, — Гречанинов пожал плечами. Мы разводили тары-бары второй час, но не было заметно, чтобы наставник куда-нибудь торопился. Похоже, как и меня, его очаровала юная извращенка, в которой зло проступало в чистом, прекрасном, волнующем обличье.
— Саша! — Она словно подержала мое имя во рту. — Тебя зовут Санечка? У тебя красивый лоб, и умные глаза, и крепкие руки. Санечка! Хочу тебя попробовать. Поедем со мной. Не пожалеешь, миленький. Хоть немного порадуешься напоследок. Хочешь, дяденьку возьмем с собой? Старый конь борозды не портит. Побалуемся втроем, плохо ли?! Но сначала Четвертушку удавим. Ты готов, Четвертушечка?
— Стерва! — вздохнул Миша. — Какая же ты стерва, Лерка. Разве я виноват, что они нас накрыли?
— Санечка! — промурлыкала Валерия. — Ты же мой рыцарь. Не позволяй этой скотине оскорблять девушку. Дай ему в глаз.
Гречанинов бодро произнес:
— Ну что, шалунья, позвоним папочке?
— Господи, ты все об одном! Ну давай позвоним, давай, если не терпится. Только сначала пошли Санечку за вином. Пусть Четвертушка выпьет перед смертью.
Гречанинов подвинул ей телефон:
— Звони, озорница. Потом выпьем.
Опять скрестились их взгляды, и девушка нежно улыбнулась.
— Ничегошеньки ты не понял, дяденька! — Набрала номер, подождала минуту, две, три, ни на кого не глядя, и плаксиво пропищала в трубку: — Папочка, ты можешь разговаривать?
Голос, который ей ответил, принадлежал очень занятому, но очень доброму человеку.
— Пигалица, чего тебе приспичило? Я в комитете по премиям… Говори быстро… — Папочка, меня злодеи похитили!
— Не шути так, котенок!
Гречанинов отобрал у нее трубку:
— Шота Иванович? Добрый день.
— Здравствуйте. Кто это?
— Ваша дочь сказала правду. Нам необходимо встретиться.
Наступила гулкая тишина, и в этой тишине Четвертачок сполз с койки и почапал в угол, где у него стоял горшок.
— Перезвоните через пять минут, — холодно сказал Могол. — Только попрошу без глупостей.
Через пять минут Валерия снова набрала номер, трубку держал Григорий Донатович. Могол отозвался мгновенно:
— Слушаю. Кто ты?!
— Шота Иванович, мои условия такие. Встречаемся в полночь, я скажу где. Но вы приедете без охраны. Иначе разговор не получится.
— Хочешь денег?
— Нет, просто поговорить.
— О чем?
— Это при встрече.
— Хорошо, двигай прямо сейчас в контору. Лера скажет куда.
— Шота Иванович!
— Дай трубку ей.
— Пожалуйста.
Лера брезгливо подула в трубку, прежде чем заговорить.
— Папочка!
— Что происходит, котенок? Кто это такие?
— Два каких-то психа. Один весь в бинтах. Сначала поймали Четвертушку, потом меня заманили в какой-то подвал.
— Что-нибудь с тобой сделали?
— Пока нет.
— Но могут?
— Папуля, я же говорю, психи. Вытащи меня, пожалуйста, отсюда. Тут сыро, холодно. Вдобавок Четвертушка обкакался. Прямо дышать нечем. Вонючий кусок дерьма. Папочка, надобно его поглубже в землю зарыть.
— Так и сделаем, котенок. Передай трубку этому… как его?
Мне понравилось, как Могол разговаривал по телефону: безо всяких эмоций. Робот, да и только. Гречанинову сказал: