Она увидела почерневшее от пламени тело Карлы, увидела детей, напавших на Ника (жив ли сам Ник?), и зубы женщины, впившейся в шею Дэна, когда он после выстрела револьвера вылетал через дверной проем. Она снова услышала звук выстрела и увидела упавшую на пол человеческую кисть, а потом и еще что-то - это была голова, голова ребенка, которую она держала у себя на коленях, и...
Внезапно все это перестало быть всего лишь безымянным, слепым страхом, прежде удерживавшим ее в плену спасительного забытья; теперь это был уже страх перед ее собственной смертью, причем приблизившийся к ней настолько плотно, что она могла ощутить его запах, попробовать на вкус. И именно под воздействием этой внезапной ясности нахлынувшего страха она замерла на месте, словно окаменела. Лаура глядела на зажатый во рту тощего нож, видела эти мутные, желтые зубы и понимала, что именно им суждено стать ее поводырями к погибели. Она чувствовала, как набухает его член, прижатый к ее бедру, как крепчает его хватка, как становится еще более осклизлым от пота грязное тело.
Оставаясь в отрыве от реальности, она еще имела какие-то шансы на спасение. В таком случае она могла бы просто пассивно отдаться ему, ничего не чувствуя, ничего не понимая и лишь едва слышно постанывая, находясь в объятиях пленивших ее демонов. Но оказалось так, что собственный же рассудок в очередной раз подвел ее сделав так, что она должна была подчиниться ему, находясь в полном сознании - бодрствующей и сильной.
Не в силах более выносить его близость, она снова закричала.
- Сказал заткнись! - рявкнул тощий и снова ударил ее по лицу.
Но теперь Лаура уже была просто не в силах остановиться. Теперь по волнам ее памяти плыла слишком большая масса воспоминаний и слишком много ужаса переполняло прошлое и настоящее. Она словно утратила контроль над своим голосом, который исходил теперь из какого-то иного, сокрытого глубоко внутри ее человека, и этот ее внутренний жилец, обезумев от всего этого кошмара, похоже, окончательно вырвался из-под ее контроля. Дыхание судорожными рывками вырывалось из груди Лауры. Она увидела, что за спиной тощего возникли фигуры остальных разгневанных обитателей пещеры.
- Заставь ее заткнуться, - прошамкала беззубая старуха.
Лишившийся в недавней схватке руки громила тоже очнулся и резким движением принял сидячую позу.
- Убей ее! - сказал он.
На какое-то мгновение тощий словно бы стушевался. Он продолжал хлестать Лауру по щекам, но пользы от этого не было никакой. Да что с ней такое? Вот даже и брат на него рассердился. Между тем она продолжала вопить, и крики ее с каждой секундой становились все громче и истошнее. Рука тощего инстинктивно потянулась к ножу.
- Возьми... - стоявшая рядом с ним беременная женщина с явным трудом припоминала нужное слово. - Возьми... ленту.
Ленту. Похоже, он зримо представил себе этот образ. Резко толкнув женщину на колени, он поспешил в дальнее помещение пещеры, но тут же вернулся обратно - там было темно и он ничего не смог разглядеть - и схватил факел. Лаура между тем безостановочно кричала.
- Заткнись... - проговорил он и с силой ударил ее кулаком по макушке.
Девушка прикусила язык, из уголка рта выкатилась струйка крови, однако она все еще продолжала издавать жалкие, надрывные звуки, в которых смешались воедино вопли и плач. Тощий тем временем пошел за лентой.
- Пожалуйста, Лаура, - прошептала Марджи, когда он ушел. - Пожалуйста. Тебе надо успокоиться! Надо взять себя в руки.
Но та, похоже, ее даже не слышала.
Мужчина вернулся с рулоном толстой, серебристой изоляционной ленты. Лаура все так же стояла на коленях и рыдала. Он с отвращением оторвал от мотка короткий кусок и одним движением залепил им рот девушки, после чего принялся краем ладони, водя им, словно мастерком по сырому цементному раствору, разглаживать и прижимать края. Эрекция его между тем заметно опала. Он глянул в перепачканное слезами и соплями лицо Лауры и, видимо, почувствовал, что больше уже не испытывает к ней никакого влечения. Ему очень не понравились те звуки, которые она сейчас издавала - какие-то мяукающие, скулящие и к тому же странно булькающие, поскольку дышать она сейчас могла только через нос, из которого уже стали выползать обильные потоки слизи. В общем, мужчина пришел к выводу, что она ему вовсе не нравится. А потому он решил убить ее.
При мысли об этом он заметно оживился, все его тело стало даже как-то мелко подергиваться. Он вынул изо рта нож, положил его перед собой на землю, а вместо него на несколько секунд зажал в зубах рулон изоленты. Упершись коленом в спину Лауры, он потянулся и закинул обе ее руки назад, после чего обхватил одной ладонью оба запястья, а другой принялся стягивать их лентой. Она не оказывала ему никакого сопротивления и лишь тихонько рыдала.
Вскоре с руками было покончено.
Скользнув пальцами под коротко остриженные волосы Лауры, он резко закинул ее голову назад, отчего спина девушки изогнулась дугой, а лоб уперся ему в член. Мужчина почувствовал, как тот снова зашевелился. Тогда он зажал девушке пальцами обе ноздри, так что ей стало вообще невозможно дышать, но как только заметил промелькнувший в ее глазах страх и почувствовал попытки к сопротивлению, снова разжал пальцы. Лаура судорожно вздохнула. Хихикнув, он снова зажал ей нос, но на сей раз уже не отпускал.
Так прошло секунд пятнадцать. Тощий видел, что она старается вести себя спокойно, явно надеясь на то, что он снова, как и прежде, отпустит ее, но затем явно почувствовал ее сомнения, вскоре сменившиеся самым настоящим ужасом. Лицо Лауры приобрело пунцовый оттенок. Она начала дергаться из стороны в сторону, пытаясь оттолкнуть его от себя, и мотала головой, намереваясь сбросить вцепившуюся в волосы руку. Он же продолжал крепко удерживать ее. Тогда она попыталась было завалиться всем телом вперед, но он и на сей раз не позволил ей сделать это. Из-под ленты непрерывно доносились ее несмолкающие вопли и стоны. Тощий почувствовал, как тело девушки стало постепенно слабеть, а еще через несколько секунд и вовсе перестало сопротивляться, безжизненно обмякнув в его руках. Он приподнял ей веки и заглянул в зрачки.
Но Лаура все еще была жива.
Тощий на несколько мгновений отпустил ее и оторвал от рулона еще один длинный кусок ленты. Оглянувшись и посмотрев на Лауру, которая кулем лежала на мокром полу пещеры, он увидел, что ее грудь слабо вздымается. Затем послышался сдавленный хрип, натужное покашливание, и вскоре она снова ровно задышала. Ухмыльнувшись, он принялся разглаживать ленту ладонью, после чего снова потянулся к волосам девушки и услышал, как она опять попыталась закричать. Крик заставил затрепетать ее ноздри и уже через мгновение перешел в надсадный вопль, когда он размашисто ударил ее по лицу и тут же прилепил к носу кусок ленты, концы которой большими и указательными пальцами аккуратно разгладил на щеках.
Теперь Лауре действительно стало нечем дышать.
На сей раз она не просто сопротивлялась, я с яростной силой сражалась за свою жизнь, черпая силы в охватившей ее дикой, слепой панике. Девушка попыталась было подняться на ноги, но тощий снова оттянул ее за волосы назад, одновременно с этим свободной рукой толкая в плечи. Она качнулась вперед, пытаясь лягнуть его то одной, то другой ногой, выкидывая их назад и с силой царапая ими пол пещеры. Марджи увидела, как на ногах Лауры стали обламываться ногти.
Девушка продолжала взмахивать ногами, одновременно с этим пытаясь перевернуться на спину, но он, стоя теперь на коленях ряд ом с ней, крепко держал ее тело. Ноги Лауры все еще оставались свободными, и она жестоко, яростно пинала ими своего врага. Марджи увидела, как тощий нахмурился и резко потянул девушку за волосы. В какой-то момент под натиском Лауры он даже слегка покачнулся, потеряв равновесие, и ей удалось перевернуться на бок, оказавшись лицом к клетке. В тот же миг Марджи увидела промелькнувшее в глазах Лауры выражение жуткого страха и мольбы и тут же заметила, как тощий, отпустив ее волосы, потянулся к ножу.
Подняв оружие высоко над головой, он со всей силы вонзил лезвие прямо в середину спины Лауры. Марджи услышала приглушенный вопль девушки и увидела, как от дикой боли закатились ее глаза. Однако что-то у тощего вышло не так, что-то не сработало, поскольку Марджи услышала, как он с почти безумным видом забормотал что-то себе под нос, после чего извлек нож из раны и снова поднял его.
Казалось, что Лаура начала сопротивляться с удвоенной силой. Снова блеснуло опускающееся лезвие, и Марджи расслышала характерный, жуткий звук, вызванный соприкосновением стали с костью. Ему никак не удается убить ее, подумала она. - Бьет в спину и никак не может пронзить насквозь.
Тощий снова всадил нож в тело девушки, и Марджи опять услышала тот же чудовищный звук, после чего он с яростью извлек лезвие из раны. Сам он тоже перешел на хриплый и одновременно повизгивающий крик, который, очевидно, являлся выражением его дикого, невыразимого отчаяния. Тогда он ударил ее в четвертый раз - лезвие глубоко вошло в бок Лауры, и Марджи увидела, что темная ткань ее рубашки покрылась поблескивающей влагой. Каким-то образом Лауре удалось перевернуться на спину, после чего она с силой ударила тощего коленом, ни на мгновение не прерывая - даже с залепленным ртом - своего жуткого крика. Ее нога прошла в каком-то дюйме от его головы. И тогда он пырнул ее в живот.
Лаура снова перевернулась, словно пытаясь отползти подальше от ножа, но он уже успел высвободить его и снова всадил лезвие ей в спину - на сей раз рана осталась бескровной. И все же девушка была пока жива. Отталкиваясь обеими ногами, она попыталась было отползти вперед, но одна ступня вдруг соскользнула и она перевернулась на бок. Лаура все еще продолжала отпихивать своего противника ногами, однако резервы сил отчаяния, внезапно обнаружившиеся в ее организме, стремительно истощались. Коротким взмахом руки тощий полоснул ее по икре одной ноги, и она быстро подогнула их под себя.
Это был уже конец. Тощий всем телом навалился на нее, одной рукой ухватил за подбородок, поднял его, а другой всадил нож ей в горло - чуть повыше ключицы. Наружу вырвался поток яркой крови, и Марджи закрыла глаза.
Когда же она снова размежила веки, Лаура, как ни странно, была все еще жива, ее глаза слегка двигались, а грудь едва колыхалась от поверхностного дыхания. Тощий куда-то исчез, предварительно отлепив ото рта и носа девушки куски изоленты. Как вскоре выяснилось, он ушел в заднюю половину пещеры, а когда вернулся снова, в его руке был зажат большой тесак.
04.17.
Передвигаясь между огромными и плоскими плитами гранита, Ник на безопасном расстоянии следовал за "красным". Он успел подобрать себе оружие, причем довольно солидное - прочный кусок гладкого плавника длиной около трех футов и толщиной дюйма в два, чем-то похожий на ту самую полицейскую дубинку, которой несколько лет назад, на праздновании Дня моратория в Бостоне, ему едва не раскроили череп. С тех пор он всей душой ненавидел полицию, хотя в данный момент страстно желал встречи именно с ее представителями. Ему казалось, что эта импровизированная дубинка может оказаться весьма кстати. Когда он ввалится к ним в жилище, в барабане его револьвера будут находиться всего шесть патронов, и даже если допустить, что все выстрелы попадут в цель, этого все равно было явно недостаточно. При мысли об этом Ник ощутил приступ сильного страха, который то и дело заставлял его повторять одни и те же фразы: Недостаточно. Не хватит. Я не смогу уложить их всех. Итак, ему предстояло нечто вроде рукопашной схватки с племенем людоедов.
Но попробовать все же стоит, - подумал он. - Теперь поздно давать обратный ход. Он уже успел увидеть, что они способны сделать с беззащитной женщиной, и потому прекрасно понимал, что если бы оставил им Марджи, то потом до конца дней своих презирал и ненавидел себя. Нравилось ему это или нет, но он попросту не мог оставить ее в таком положении.
А если бы там оказалась только одна Лаура? - подумал он. - Был бы я сейчас здесь? - Он и сам не знал ответа на этот вопрос. Сомнительно, однако. Все дело было именно в Марджи, за которую он нес своего рода ответственность, и если это чувство - чувство ответственности - всегда было в нем достаточно сильным, то в данный момент он ощущал особый его прилив. Ник был буквально терроризирован случившимся, но одновременно с этим испытывал странное возбуждение; он снова рвался в бой. Однажды он уже одержал победу - ну, по крайней мере, не потерпел поражения, - и в этот раз также намеревался победить.
Ник вспомнил, как несколько лет назад купил автомобиль. День тогда выдался солнечный, жаркий, хотя на дорогах после недавно прошедшего ливня было довольно скользко. Сбоку его попытался было обойти "фольксваген" машина зацепила колесами сырую землю, ее зад кинуло на его передний левый бампер, отчего он свалился в кювет.
В его памяти навсегда отпечатались те мгновения, когда сам он словно завис в воздухе, а машина продолжала свой собственный полет, за которым последовало и приземление - на крышу. В те короткие секунды он, естественно, даже не подумал об укрепленных стальными полосами дверях, которые, собственно, и спасли его шею, а потом не позволили машине сплющиться от удара. Тогда он почему-то был уверен в том, что каким угодно образом, но выкарабкается из переделки, причем без особых потерь; знал, что с ним ничего не случится.
Так оно и случилось - из машины он выбрался без единой царапины. Люди, которым он потом рассказывал о том случае, называли случившееся чудом, хотя сам он думал иначе.
Он знал, что тогда его спасло предвидение, позволившее ему в нужный момент расслабиться и упасть, а также предотвратившее панику, которая могла стоить ему жизни. Аналогичное чувство было у него и сейчас - некая смесь страха и возбуждения с лежавшим в основе их оптимизмом; то самое чувство, которое, вопреки всем превратностям судьбы, просто не могло не оправдаться. Что-то словно подсказывало Нику, что сегодня ночью он не умрет. При этом он искренне надеялся на то, что это не окажется всего лишь ощущением, вроде того, которое испытывают люди, оказавшиеся на краю катастрофы, и что за ним стоит действительно нечто вполне реальное. Например, он надеялся на то, что Джон Кеннеди отнюдь не тешил себя такими же надеждами, когда его с развороченной пулями головой везли в больницу.
Ник видел шагавшего по морскому берегу человека и для уверенности даже несколько раз встряхнул своей палкой, словно лишний раз убеждаясь в ее достаточной увесистости. И при этом подумал: "А приготовил я ее именно для тебя, гнусный восьмипалый ублюдок. Если мне удастся добраться до вас, то именно ты будешь у меня первым - и за то, что хотел сожрать меня, мразь вонючая, и за Карлу".
Возбужденный, он продолжал осторожно продвигаться между камнями.
04.20.
Неудивительно, что все так любят жаловаться на полицию, - подумал Питерс. - Сколько времени им понадобилось? Целых полчаса - и это всего лишь на то, чтобы собраться? Да они что, не понимают, с какой скоростью этой ночью развиваются события? Под конец он уже так изнервничался, что чуть было не выполнил своего обещания и не послал вперед Уиллиса на пару с Ширингом. Впрочем, едва ли бы он так поступил на самом деле - для этого он был слишком хорошим полицейским. В конце концов, их-то в чем винить? Они всегда были достаточно хорошими парнями, а ему требовались полицейские - не герои, но и не мертвецы, тем более, сегодня ночью. Хватит с меня уже тех, что есть, подумал он.
К моменту прибытия скорой помощи фотографы уже работали вовсю. Питерс и Ширинг стояли у останков кострища и наблюдали за тем, как маленький, почти крохотный мужчина в белой рубашке и галстуке - Бог ты мой, в такое-то время суток! - усердно снимал на пленку обугленные остатки того, что некогда являлось человеческим существом. Позади них маячило не меньше дюжины вооруженных ружьями и готовых ко всему парней. Питерс также был при своем собственном ружье - короткоствольном, специального образца, которое постоянно возил в багажнике, что называется, для особых случаев. Данный же случай, как ему казалось, полностью подпадал под эту категорию. Он заметил фигуру Уиллиса, промелькнувшую среди второй группы людей, суетившихся возле дома.
- Уиллис! - громко позвал он. - А ну-ка, сынок, живо поди сюда! - Голос у него был чуть хрипловатый.
Уиллис махнул полицейским рукой - те как раз выгружались из машины. Еще одна дюжина, - подумал Питерс. - Точно, целая дюжина. Вторая.
- Извини, Джордж, - сказал Уиллис. - Мотт хотел, чтобы я помог разместить его парней.
- Пусть сами разбираются, - буркнул Питерс. - Нам тоже есть чем заняться. Так значит, ты говоришь, что к пляжу ведут две тропинки?