— Хорошо, лежу, — с усилием пряча бушевавшую внутри злость, выдохнул Волк.
Али смерил его презрительным взглядом, хотел уже сказать что-то обидное, но вдруг отвлекся, уставившись куда-то через его плечо.
— Смотри! Едут! — голос сиплый от волнения, глаза с расширившимися во всю радужку зрачками.
Волк стремительно развернулся, впиваясь взглядом в выползающую на площадь маленькую колонну. Два черных сверкающих лаком джипа, а за ними ободранный армейский БТР-70 с намалеванным на броне флагом свободной Ичкерии. Сидящие на ступеньках гвардейцы повскакали со своих мест, замерли, настороженно вглядываясь в лица вновь прибывших. Джипы шурша по асфальту мощными протекторами остановились прямо возле входа в банк. Захлопали двери, из машин выскакивали по всем правилам бандитского шика разодетые чеченцы. Темные очки-консервы, топорщащиеся от всевозможного воинственного барахла импортные разгрузки, добротный натовский камуфляж. Все говорило о том, что прибыли не абы кто, а настоящие горные орлы, элита бандитской армии. Волк аж зубами заскрипел от злости, глядя на их самодовольные, уверенные рожи. Вот начали здороваться с охраной, жать руки, обниматься. БТР тем временем занял позицию между джипами и окружающим площадь комплексом зданий, развернув тупорылое пулеметное дуло в сторону возможной угрозы.
Наконец с взаимными лобзаниями было покончено и вновь прибывшие принялись таскать в распахнувшиеся двери Национального банка, запечатанные брезентовые сумки. Ровно восемь штук.
— Есть! — тихо прошипел Али. — Есть! Слава Аллаху Милостивому и Всемогущему!
«Да, не подвел информатор! — думал меж тем про себя Волк. — Слава Богу, значит, задуманному на ночь делу быть. Вот тут-то я и посчитаюсь за все! Будет случай напиться вражьей кровушки, будет!»
В восьми брезентовых мешках, привезенных в Национальный банк под столь внушительной охраной, содержалось без малого восемь миллиардов российских рублей, направленных в мятежную республику федеральным правительством в рамках программы восстановления ее внутренней инфраструктуры. Чем не контрибуция с проигравшей стороны?
Откуда узнал о предстоящей доставке денег арабский наемник Саладин так и осталось тайной, но по этому поводу можно сказать, не рискуя слишком уж погрешить против правды одно: «Деньги легко находят путь к сердцам людей, открывают любые двери и развязывают любые языки».
Волк, стоя на узком балконе и глядя на чужой расположенный за многие тысячи километров от его родины город, глубоко затянулся, наблюдая, как вспыхивает яркой звездой огонек на конце сигареты, так же ярко смотрится в темноте летящий к цели гранатометный выстрел.
Ударивший по ушам грохот выстрела и вой летящей гранаты. Почти в упор, из-за угла ближнего к банку здания. Взрыв, похожий на вспыхнувший в ночи бенгальский огонь, расшвырял в разные стороны, разнес вихрем специально насеченных убойных элементов темные фигуры охранников на ступеньках. Китайцы плевать хотели на положения международных конвенций, запрещающие изготовление осколочных гранат для РПГ, поэтому их продукция весьма дорого ценится здесь понимающими людьми. Вот и сейчас одной гранаты оказалось вполне достаточно, чтобы разом смести всю внешнюю охрану. Правда оставалась еще внутренняя, та, что надежно укрыта сейчас внутри здания за металлическими дверями и забранными витыми железными решетками окнами. Несколько гранатометов ударили разом, полностью забивая звонким гулом и так оглохшие уши. На этот раз нормальные кумулятивные гранаты, две, одна за другой в двери, две в окна, туда, где по составленной от руки схеме, которую бережно прячет в нагрудном кармане Саладин, должно было находиться спальное помещение охранников.
— Вперед! Вперед! — надрывается командир, размахивая автоматом.
Черные стремительные тени бросаются через площадь к выбитым гранатометным выстрелом дверям. В дверном проеме клубится дым, перемешанный с пылью, отлетевшей со стен штукатурки. Сквозь плотную завесу вдруг ярко вспыхивает четырехлучевая звезда автоматного пламени. Пули зло рвут воздух прямо над головой. Рука сама скользит в карман разгрузки, нащупывает гладкое холодное на ощупь яйцо наступательной гранаты. Замах, и гремучая смерть улетает вперед. Низко пригнувшись и закрываясь наискось автоматом, Волк рвется следом. Быстрее, быстрее! Сейчас единственный шанс уцелеть, это скорость. Рядом скользят пятнистые силуэты наемников, лица скрывают глухие черные маски. Неожиданно из глубины живота поднимается истерический смех, вспоминается шутка Саладина.
— Эй, Волк, знаешь, зачем пасечник надевает маску, когда идет собирать мед?
Прищуренные глазки командира хитро поблескивают, вопрос явно с подвохом. Женька равнодушно мотает головой, ему все равно.
— Если пчелы потом узнают, убьют! — довольно изрекает ливанец, протягивая ему черную маску, мешок с дырами для глаз и рта. — Понял намек?
Взрыв, гудящие колокольным звоном уши, едва различают его как далекий безобидный хлопок. Ударная волна боксерской перчаткой толкает в лицо, но на таком расстоянии она слишком слаба, чтобы сбить его с ног.
— Давай, русский! — ревет где-то сбоку Али. — Порвем уродов!
Под ногами ступеньки крыльца, ботинки звонко цокают по ним, перелетая за один шаг сразу через три штуки. Быстрее, быстрее! Пока не опомнились, пока не ударили в упор из пулеметов. Темп, темп!
Вот и повисшая на одной чудом удержавшейся петле стальная створка и свернувшийся клубком, посеченный осколками труп стрелка рядом. Короткая очередь под ноги на бегу, на всякий случай, мало ли что. Попал, не попал останавливаться и смотреть некогда. Темп!
Чужое, одышливо задыхающееся, нестерпимо воняющее потом и страхом тело, вылетает ему навстречу из-за угла. Палец автоматически нажимает на спуск и короткая, экономно отсеченная очередь отбрасывает чеченца с дороги. Воздух рвет истошный вопль боли. Вот эта распахнутая дверь должна вести в помещение для отдыха охраны, теперь стоп, теперь надо аккуратно. Прижимаясь спиной к шершавой стене, Волк скользит, настороженно вслушиваясь в то, что происходит за закрытой дверью. Там слышатся приглушенные голоса, какая-то возня, шорохи и скрипы. Ага, затаились, козлятки! Ждете? Ну-ну… Рядом возникает Али, показывает знаками: «Давай на два счета!». «Давай!» — кивком соглашается Волк, замирая с автоматом наготове у самого косяка. Али перебегает вперед и застывает по другую сторону двери. В руках араба граната Ф-1. Фенька гарантированно выкосит всех, кто находится за дверью. Али кивает головой — готов! Будто подброшенный распрямившейся внутри пружиной, Волк с силой бьет носком ботинка в дверь. Она распахивается, с размаху впечатываясь в стену, и в тот же миг Али сильным броском закатывает гранату внутрь. Синхронно оба приседают, зажимая ладонями уши. Удар! Одним коротким рывком оба бойца врываются в помещение, готовые к стрельбе автоматы уперты в плечи. Волк падает на колени и так на них и выезжает почти на центр комнаты. Али страхует по верхнему уровню. Даже не сговариваясь, они распределились по высоте, чтобы не задеть своим огнем друг друга. Вот что значит боевой опыт, и вовсе без разницы в какой армии и на какой войне он получен.
Однако стрелять, похоже, не в кого. В комнате три залитых кровью трупа и один еще живой чеченец с искромсанным осколками животом, серые ленты внутренностей, будто щупальца неведомого монстра вытарчивают из набухшей кровью камуфляжной куртки. Чеченец молчит, только тяжело дышит, так что при каждом вдохе бурно вздымается грудь. Выкатившиеся из орбит глаза, бессмысленно смотрят в потолок. За его спиной зарешеченное окно и застрявший сошками в прутьях пулемет ПК. Вот чего они здесь возились, сообразили, что враг уже в здании и пытались освободить попавший в стальной плен пулемет. Волк, заворожено глядя в остановившиеся глаза раненого чеченца медленно, словно в тяжелом кошмарном сне поднимает автомат, ствол опускается, почти упираясь в голову охраннику, но во взгляде того, так и не мелькает ни тени мысли, он уже на небесах, к нему тянут прохладные, пахнущие благовониями ладони обворожительные гурии. Очередь. Тело конвульсивно дергается под пулями и замирает.
— Упокой Аллах его душу! — издевательски хохочет Али, хлопая по плечу замершего Волка. — Пойдем, русский! Пора делить сокровища!
Докуренная до самого фильтра сигарета падающей звездой прочертила темноту ливанской ночи. Волк долго смотрел ей вслед, туда, где уже на земле все еще продолжал тлеть рубиновый огонек.
Утром их разбудил бесцеремонный грохот ударов прикладами и ботинками в запертые металлические ворота. Волк с Фашистом, когда устраивались в Бинт-Джебейле, не особо раздумывая, пошли по наиболее простому пути. Пользуясь тем, что практически все гражданское население покинуло город, они просто захватили в свое личное пользование небольшой частный миниотель, представлявший из себя двухэтажное здание, рассчитанное на десять номеров для постояльцев, общую столовую на первом этаже и довольно солидную территорию вокруг дома, окруженную глухим каменным забором. Теперь добраться до них можно было только через те самые, запертые предусмотрительными Абдами на ночь ворота, которые и сотрясались сейчас от града ударов.
— А ну прекратить этот грохот! — заорал только что проснувшийся и от того злой и раздражительный Фашист, распахнув окно.
— Отпирай! — рявкнули снизу в ответ, продолжая греметь прикладами.
— Я те щас отопру! Вот я те щас отопру! — вконец взъярился Фашист. — Эй, Волчара, где у нас гранаты?! Подай-ка мне одну для гостей!
Еле продравший глаза после практически бессонной ночи Волк, непонимающе уставился на что-то тараторящего на арабском напарника. Зато внизу сразу смолкли, послышались тихие совещающиеся друг с другом голоса. А потом кто-то робко прогундосил, не показываясь из-за забора:
— Нам нужен командир группы «Голубь» и его русский друг. Скажите, они здесь живут?
— Ты сначала покажись, уважаемый! — все еще грозно, но уже больше играя гнев, рыкнул Фашист. — А ну всем, кто не хочет словить прямо сейчас гранату, выйти на середину улицы, чтоб я вас видел.
Внизу вновь заспорили шепотом, так что не было слышно, что конкретно там говорят.
— Считаю до трех! — голый по пояс Фашист высунулся из окна так далеко, что Волк всерьез начал опасаться, как бы напарник не вывалился невзначай. — Раз! Два!
— Не надо гранату! Не надо! — заверещали из-за забора. — Нам приказали доставить вас к шейху Халилю. Приказали доставить немедленно! Все, не надо гранату, мы выходим!
Услышав имя шефа Аппарата центральной национальной безопасности, Волк разом подскочил с постели и высунулся в окно. Сонливость сняло, как рукой. Шейх просто так беспокоить не стал бы. Да и само появление его в Бинт-Джебейле в тот момент, когда туда вот-вот должны были войти израильские войска, уже говорило о чрезвычайной важности предстоящего задания. Трое типичных боевиков «Хизбаллы» одетых в темно-зеленую камуфляжную форму неловко переминались посреди улицы.
— Что, сам Халиль здесь? — переспрашивал удивленный не меньше своего старшего товарища Фашист. — Откуда он взялся?
— Приехал утром на трех машинах с охраной. Приказал немедленно вас отыскать. Наверное, всю ночь был в пути. Ночью самолеты не бомбят, можно ездить. Сейчас он в четвертом бункере в Северном секторе, ждет вас.
— Хорошо, мы сейчас оденемся и выходим. Машина у вас есть?
— Да, есть машина.
— Ладно, ждите в ней. Сейчас мы свою заведем, и будете показывать дорогу.
Фашист уже хотел было захлопнуть окно, но старший прибывших за ними боевиков отрицательно замахал руками.
— Нет, приказано доставить вас на нашей машине, а потому отвезти обратно. Не надо свою брать. И не надо брать ваших людей, которые из Ливана. Шейх приказал, чтобы пришли только русские!
— Это еще что за дела? — вслух удивился Фашист, непонимающе глядя на Волка.
Тот в ответ, молча, пожал плечами, изобразив на лице философское смирение. Про себя же подумал, что ничего хорошего подобный вызов не сулит, а раз не привлекают истинно мусульманскую часть команды, то поручение должно быть наверняка делом щекотливым, находящимся на самой гране того, что дозволено правоверному, а может и переходящим эту весьма расплывчатую грань.
Шейх ждал их в личном кабинете командира сектора. Сидел в углу, поджав ноги на цветастом молитвенном коврике с великолепным презрением игнорируя европейскую мебель, которой был обставлен кабинет. Во всем, что касалось канонов восточной культуры, соблюдения традиционного уклада, Халиль был показательно ортодоксален, и хотя и не требовал от своих подчиненных таких же жертв, но зная нрав и привычки шефа, практически все сотрудники Аппарата центральной национальной безопасности старались так же во всем придерживаться истинно исламских традиций. Волк, почтительно склонившись в дверях, исподтишка оглядел худощавую высохшую фигуру шейха, облаченную в небрежно наброшенный на плечи черный халат. Халиль с последней их еще довоенной встречи сильно изменился. Черты его и без того ястребиного лица невероятно заострились, глаза покраснели от долгой бессонницы, а щеки ввалились обтянув желтой, как древний пергамент кожей, вытарчивающие вперед скулы. Да видно не сладко пришлось ему с началом боевых действий! На голове шейх обычно носил традиционную черную чалму с зеленой повязкой хаджи, сегодня зеленая лента отсутствовала, и это Волк тоже счел дурным знаком. Снять подобную почетную регалию, правоверного могло побудить лишь участие в деле, которое он не считает правильным и угодным Аллаху. Так что отсутствие повязки сегодня говорило само за себя.
— Входите, входите, друзья мои, — радушно распахнул им навстречу объятия шейх.
Однако с места не встал, и даже не приподнялся, ограничившись лишь формальным жестом приязни. Волк про себя накинул еще несколько гирек на чашу весов отмерявшую рост его дурного предчувствия. Обычно Халиль был не столь ласков, сколь деловит, не скрывая своего утилитарно прагматичного отношения к наемникам. Уж своими друзьями он всяко их ни разу не называл, явно готовит какую-то гнусную пакость.
— Входите, садитесь, где удобнее, разговор будет долгим, — приглашающе повел ладонью Халиль.
Как и положено примерному мусульманину, Волк, под острым взглядом главного ревнителя исламских традиций Партии Аллаха, дисциплинированно опустился на пятки. Фашист, свободный по своему вероисповеданию от подобных условностей, нахально уселся на стул, презрительно игнорируя пронзивший его острым кинжалом из-под кустистых бровей взгляд Халиля. От Волка не укрылось, как непроизвольно дернулся кадык шейха и плотнее сжались губы, будто не пуская наружу готовые вырваться гневные слова. «Ох, довыпендривается глупый мальчишка… Доиграется с огнем…», — горестно качнул он головой, но перевоспитывать Фашиста было занятием бесперспективным, Волк знал это абсолютно точно.