В наши дни многие истории начинаются с того, что герой умирает. В целом, это не совсем правильно. Ведь до того, как умереть, герой ещё много чего успевает сделать. Как минимум — родиться. А там и до «рос, вырос, учился, женился» недалеко. С другой стороны, въедливый читатель может заметить, что в таком случае любая история должна начинаться с Большого взрыва или хотя бы слов: «Да будет Свет!». И будут правы. В конце концов, ну умер герой и умер — с кем не бывает. А дальше всё уже зависит от автора, как именно он преподнесёт сие, а также все последующие (или предыдущие) события.
В любом случае, эта история началась с того, что герой родился. Свой первый день Михаил Вениаминович Крутень встретил в июле далёкого 1941 года, в вагоне-теплушке, спешно увозящего беженцев из объятого огнём Киева, подальше от наступающих немецких танков группы армий «Юг». К сожалению, матушка Михаила, по иронии судьбы — врач-педиатр, родов не перенесла, и новорождённый остался на попечении двух старших сестёр, четырнадцатилетней Натальи и десятилетней Светланы. Отца с ними не было — будучи хирургом, он остался в городе, спасая раненых и погиб через несколько дней, во время очередного авианалёта люфтваффе.
Военные годы в голове Михаила не отложились никак, а послевоенные ещё долго ассоциировались со словом «голод». Сёстры о тех временах рассказывать не любили, а сам он никогда на этом не настаивал — хватало рассказов других очевидцев. После окончания войны все трое вернулись обратно в Киев, и, получив от государства комнату в коммуналке взамен утраченного от бомбежек жилья, принялись обустраивать житьё-бытьё. Точнее, обустройством занимались Наталья и Светлана — из Михаила тогда помощник был так себе, а других родственников, как выяснилось, у них больше не осталось. Ни по отцовской, ни по материнской линии.
Рос Миша довольно избалованным, но весьма начитанным и острым на язык ребёнком. Этому поспособствовали две причины. Первая — сёстры баловали своего младшего брата, как только могли. Наташа, научившись за военные годы махать половником, устроилась работать в одну из столовых, в которой прошла долгий путь от обычной посудомойки до, говоря современным языком, «шефа». Неудивительно, что в доме всегда были продукты, из которых девушка постоянно готовила для Миши что-нибудь вкусненькое.
Светлана решила пойти по стопам покойных родителей и стать врачом. Но что в школе, что в институте, первым делом после занятий она мчалась домой, где хлопотала по хозяйству и занималась воспитанием братика. За учебники она садилась лишь после того, как он ложился спать…
Второй причиной, так повлиявшей на характер юного Вениаминыча, послужил сосед, живший в одной из соседних комнат. Бывший военкор [1], потерявший на фронте обе ноги и чувствительность правой кисти, уже потихоньку начал спиваться, когда в его жизнь вошли две сестры и мелкий несмышлёный пацан. Можно сказать, это была судьба. Сёстры категорически не желали отдавать брата в детский сад, а инвалиду требовалась компания и помощь по хозяйству. Неудивительно, что детство Михаила прошло в окружении книг и клубов табачного дыма, а лексикон с ранних лет пестрел всякого рода крылатыми выражениями различной степени цензурности.
Школу Миша закончил с красным дипломом (спасибо соседу-военкору), несколькими приятелями и всего одним другом, Вовчиком. С которым вместе и поступил в Киевский национальный университет имени Тараса Шевченко на факультет журналистики. Точнее, на журналиста поступил только Михаил — Владимир пошёл по инженерной стезе. А далее история повторилась: красный диплом, несколько приятелей и всего один друг, всё тот же верный Вовчик. Виной тому были острый ум, нелюдимый характер и острый язык, который владелец не умел сдерживать, за что несколько раз ввязывался в драки с попеременным исходом.
Далее последовали пара лет стажировки в «Советской Украине», после которой Михаил Вениаминович Крутень отправился покорять столицу необъятной Родины — Москву. Этому решению способствовали непоколебимая уверенность в своих силах, протекция соседа военкора и рекомендации главреда [2], который, если честно, был немного рад сплавить подальше нахального паренька с завышенными амбициями. Тем более уходил тот не абы куда, а в «Московский комсомолец»!
Иронично, но на новом месте работы Михаил продержался те же два года…
— Миша, твою мать, что это? — риторически воскликнул главред, помахав в воздухе парой напечатанных на машинке листов.
— Статья.
— Я вижу, что это статья! Я спрашиваю, что тут понаписано?
— Правда.
Главред устало вздохнул. Когда у тебя под присмотром стадо молодых, амбициозных и целеустремлённых работников пера и листа, не желающих идти на компромиссы, зато рубящих с плеча и правых и виноватых, жизнь и без того становится нервной. А сидевший напротив парень на сто шагов опережал своих коллег в амбициозности, упёртости и бескомпромиссности.
— Правда — это, конечно, хорошо, — буркнул он, доставая из пачки очередную сигарету. — Только почему ты не можешь эту правду подать более… мягко? Евгений Николаевич — уважаемый человек. Фронтовик, член партии, директор завода. А ты его чехвостишь в хвост и в гриву, как какого-то сопляка.
— Евгений Николаевич, в первую очередь, директор завода, а уже потом фронтовик и член партии! — упрямо возразил Михаил. — А по его вине страна понесла убытки на сотни тысяч рублей.
Главред откинулся в кресле, глубоко затянулся «Беломором» и выпустил в воздух густую струю дыма.
— То есть статью ты переписывать отказываешься? — полуутвердительно поинтересовался он.
— Отказываюсь.
— Ясно. Честно говоря, не хотел доводить до этого, но раз ты упёрся — бери листок и пиши заявление по собственному. Не обижайся, но мне уже два раза прилетало по шапке за твою самодеятельность, третьего раза что-то не хочется.
Уязвлённый в самое сердце, Михаил даже спорить не стал. Взял ручку и написал. И ушёл, хлопнув дверью. Правда, перед уходом главред успел всучить ему вырванный из блокнота листок бумаги с телефоном и именем.
— Вот, в «Вечёрке» [3] редактор требуется срочно. С русским у тебя всё замечательно, с литературой тоже — посидишь немного, поисправляешь чужие ошибки, заодно посмотришь, как люди пишут. И через годик другой, как всё устаканится, возьму тебя обратно.
Первым порывом молодого человека было разорвать листочек на мелкие клочки и гордо швырнуть их в лицо главреда, неспособного понять мятежную комсомольскую душу. К счастью, сдержался. И по телефону потом позвонил. Ибо пламенные обличительные статьи — это здорово, но и кушать что-то надо. А кроме того, необходимо было как-то заполнить образовавшуюся в жизни пустоту. Пить Миша не умел и не хотел, а вот окунуться в работу, да ещё и близкую к основному профилю, это было в самый раз.
«Вечёрка» приняла его с превеликой радостью. Амбициозных корреспондентов вокруг пруд пруди, а работяг, которые неприятные грамматические и стилистические ошибки вылавливают, слегка меньше. А ведь ответственность на них немаленькая! Упустишь разок буковку в какой-нибудь трудно выговариваемой фамилии, наборщик с чистой совестью набьёт клише [4], газета выйдет в тираж… А потом всё, скандал. И хорошо если в масштабах страны, а не международный.
В общем, так Михаил Вениаминович в «Вечёрке» и остался. Из «Комсомольца» никто не позвонил ни через год, ни через два. Напомнить о себе самому, Крутню не позволяла гордость, а потом в издании вообще главред сменился. Зато на новом месте молодой человек обрёл своё истинное призвание. Поначалу просто исправлял ошибки, потом стал чиркать на полях красным карандашом, оставляя злоехидные комментарии об уровне образования и интеллекте автора. Как выразились бы современники, активно «гадил в камментах». Поначалу у молодых журналистов, затем и на маститых авторитетов перешёл. За что и первые, и вторые его ненавидели, но уважали. Ибо если уж твоя статься попала к самому Крутню, то можно было на 100 % быть уверенным в том, что в ней не осталось ни единой ошибочки, а в завтрашнем тираже страна не увидит какого-нибудь досадного недоразумения типа «Владимир Ильич Пенин» или «Никита Сергеевич Хрющёв».
Августовские события 1991 года Михаил Вениаминович встретил, как и большинство жителей бывшего СССР, с большим недоумением. И хотя уже по публикуемым статьям и разговорам в курилке можно было заподозрить, что в стране что-то идёт не так, факт того, что сёстры теперь живут в другом государстве, его искренне возмутил. Как и вообще всё происходящее. Но виновников мнение какого-то редактора не интересовало, как и вообще мнение большинства жителей теперь уже Российской Федерации. Пришлось пережить все пять стадий принятия, утереться и смириться. Ибо на историческую Родину Михаил Вениаминович катался минимум два раза в год — 2–3 недельки летом, чтобы отдохнуть с семьёй в Крыму, и недельку под Новый год.
А спустя ещё девять лет, руководство «Вечёрки» торжественно проводило своего бесценного редактора на пенсию — дорогу молодым и всё такое. Поначалу Крутень хотел тихонечко собрать вещи и незаметно уйти, но инженер-системотехник Фёдор Васильевич (второй человек, которого Михаил Вениаминович мог с чистой совестью назвать другом) коварно затащил его ресторан, где в снятом на весь вечер зале обнаружилась почти весь коллектив газеты. Что бывшего редактора изрядно удивило — он-то искренне предполагал, что из-за специфических особенностей характера особой популярностью в народе не пользуется.
Впрочем, как оказалось, большинство пришло просто попить-поесть нахаляву, а некоторые — ещё и позлорадствовать. Но и тех, кто и в самом деле жалел об уходе редактора, оказалось немало. Удивительно, но в числе последних обнаружился и главред, после нескольких рюмок признавшийся, что если бы не прямое указание сверху освободить место «новому и перспективному специалисту», он бы никогда Крутня не уволил. И это после всех стычек, препирательств и килограммов нервных клеток, которые Михаил Вениаминович у него съел!
Проводы затянулись почти до самого утра. К этому времени народ практически весь разошёлся по домам, а новоявленный пенсионер в определённый момент обнаружил себя скучающим возле мощного компьютера, который Фёдор, загадочно ухмыляясь, преподнёс ему в честь увольнения.
— Это откуда такие щедроты? — с подозрением поинтересовался тогда пьяненький Крутень, стоя возле ресторана в ожидании такси.
— С миру по транзистору — Крутотенюшке на системник, — загадочно ухмыльнулся инженер. — И вообще, дарёному компу в дисковод не смотрят.
Не смотрят — так не смотрят, пожал плечами Вениаминыч. Тем более что компьютер гораздо интереснее кучи цветочных букетов, многочисленных бутылок с коньяком и разнообразных книг, которых ему надарили бывшие коллеги. Нет, коньяк и книги он любил, только учитывая скорость пития, алкоголя ему теперь до самой смерти хватит, а что касается литературы — половину из подаренного он просто не читал, а некоторые экземпляры так вообще прилюдно сжёг бы на Красной площади, в назидание остальным авторам.
Так началось тесное знакомство Михаила Вениаминовича с компьютерными играми. Нет, стараниями того же Фёдора он и раньше поигрывал на работе. Начал еще с «Paratrooper» и персидского принца, продолжил командором Кином, первой «Civilization», «X–Com» и «SimCity», но мысли взять железный ящик домой ранее не возникало. А раз уж случился такой чудесный подгон — так паркуа бы и не па? И понеслась лихая — «WarCraft», «Diablo», «Daggerfall», «Fallout», «Master of Orion» и так далее, и тому подобное.
Неудивительно, что в определённый момент, продвинутый в новых технологиях пенсионер, столкнулся с таким явлением, как игры в жанре MMO. Поначалу сама идея того, чтобы играть с другими людьми вызвала у него некоторое отторжение, но стоило ему немного втянуться, как Михаил Вениаминович подсел. И довольно жёстко подсел, надо сказать. Во-первых, свою роль сыграл соревновательный дух. Уесть конкурентов и пробиться в топ сервера оказалось зело приятно, тем более что перед соперниками у него имелось два неоспоримых на тот момент преимущества — мозги и куча свободного времени. А во-вторых, гораздо более приятно оказалось обмениваться в чатике мнениями и конструктивной критикой. Потому что критики у Крутня накопилось изрядно (без работы ей просто некуда было выплёскиваться), а свое мнение бывший редактор умудрялся высказать так, что оппонента размазывало по всей поверхности чата, к вящему удовольствию многочисленных зрителей. Поначалу, правда, немного напрягало, что многие из обиженных грозились вычислить его по IP и нагрянуть в гости, но продвинутый в таких вещах Фёдор его быстро успокоил.
— Те, кто тебя действительно найти может, не в игрушки задротит, а серьёзными вещами занимается, — пожал плечами он. — А если уж тебя так сильно заботит собственное здоровье, то поставь админам сетки ящик пива. Они тебе и айпишник динамичный сделают, и в договоре адрес Мавзолея пропишут. А ещё лучше, заканчивай уже школоту троллить. У тебя с ними разные весовые категории — дай бог, если половину твоих словесных оборотов понимают.
«Троллить школоту» пенсионер, естественно, не прекратил. Но накал борьбы снизил — поднадоело слегка из-за однообразной реакции. А потом случилось ЭТО. Бегая как-то в «линейке» [5] на одном пиратском сервере, он получил заманчивое предложение — продать своего персонажа. Сумма предлагалась немалая — несколько сотен долларов. Зачем кому-то платить столько денег за виртуального персонажа в компьютерной игре, которая ещё и запущена на серваке, что сегодня есть, а завтра уже нет, Михаил Вениаминович искренне не понимал. Но перса продал. Потому что небольшая прибавка к пенсии лишней не будет…
А затем продал второго. И третьего. И как-то втянулся. Кочуя из игры в игру, он вникал в систему и механику, качал персонажей и продавал их, тем самым заработав себе определённую репутацию в узких геймерских кругах. Его неоднократно звали в кланы, гильдии и на сходки в реале. В кланы и гильдии Вениаминыч нередко вступал (основным персонажем), а вот сходки чаще всего игнорировал. Хотя на парочке таки появился, вызвав фурор и офигевание среди более молодых соклановцев…
Украинские события 2014 года застали Крутня на исторической родине. Он как всегда приехал к сёстрам на Новый год, хотя Светлана его всячески отговаривала.
— Да кому такой старый пердун нужен? — легкомысленно отмахнулся тогда Вениаминыч.
Как оказалось, много кому. К примеру, группе агрессивно настроенной молодёжи, предложившей, оказавшемуся в не том месте и в не то время старичку, пару раз подпрыгнуть в знак солидарности. Потерявший, после длительного общения в чатиках, всякую осторожность Крутень выдал подростком такую речь, что впечатлились все присутствующие, включая стоявших неподалёку стражей правопорядка. Молодёжь тоже впечатлилась, а потому в качестве контраргумента выдвинула кулаки и дубинки. И лежать бы Михаилу Вениаминовичу на стылом асфальте, если бы не младший сын Светы — Йоська. Не обделенный силушкой мужик умудрился не только принять на себя большую часть ударов, но и вытащить дядюшку из замеса. Так они и лежали в одной палате, светя друг дружке красивыми фиолетовыми фингалами…
— Правильно тебе навешали, идиот старый, — сварливо прокомментировала Наталья, когда оба пострадавших оказались дома. — Совсем вы москали обнаглели. Семьдесят лет нашу страну доили, пора и честь знать.
Правильно говорят, серьёзно обидеть может только близкий человек. Ближе, чем сёстры у Вениаминыча не было ни кого. Жены нет, детей нет, из друзей — только Фёдор остался, с которым он больше чатился, чем общался. Сам виноват, если по совести судить. Ведь были женщины в жизни и даже больше двух. Но каждый раз, как дело начинало пахнуть свадьбой, Крутень стремительно сворачивал отношения и бежал от пассии со всех ног, успокаивая себя тем, что как бы ещё не готов. А теперь уже поздно…
В общем, обиделся тогда Михаил Вениаминович крепко. Собрал вещи, отправился на вокзал, купил билет и, дождавшись поезда, укатил в «свою Московию». Зря, конечно. Жил-то он у Светланы, а Наташа просто в гости зашла, младшего братца из больницы встретить. Только вот отношения со старшей сестрой у него не первый год портились, и слова эти послужили последней каплей. Слушая перестук колёс, старик с горечью размышлял о том, что даже не может сказать, когда симпатичная, но вечно серьёзная женщина с легкими морщинками на лбу, превратилась в склочную старуху, хаявшую свою бывшую Родину и заопекавшую родного сынулю так, что пятидесятилетний мужик до сих пор оставался холостяком, живущим у мамочки под юбкой.
Следующие несколько месяцев пенсионер периодически названивал средней сестрёнке, старясь держать руку на пульсе. В конце апреля он не выдержал и прямо заявил:
— Светик, давай уже бери мужа за шкирку и приезжайте — нечего вам там делать. И Йоську с Вовкой бери.
— Помилуй, Миша, как мы всё бросим-то? А жить где?
— Поживёте пока у меня, а дальше что-нибудь придумаем.
— Ну да, прям так все вместе в твоей двушке и поживём. Вдесятером.
— Лучше уж вдесятером живыми в двушке, чем с пробитым черепом, да по отдельным квартирам.
— Да что ты такое говоришь, Мишенька?
— Говорю, что вижу. Или ты забыла, как нам с Йоськой настучали? Или что у Вовки жена из Рязани?
Через пару дней активных переговоров пришли к компромиссному решению, что оба племянника с женами и детьми таки переберутся в Россию от греха подальше. Сама Светлана переезжать отказалась наотрез.
Племянники добрались до Москвы аккурат тридцатого числа. А потом случился май и понеслась. К счастью, средней сестре и её мужу хватило ума и осторожности сидеть дома. А вот Наталья, при поддержке сына, активно колобродила по улицам, приветствуя происходящее. Всё это время Иосиф с Владимиром висели на телефоне, оставаясь на связи с матерью и упрашивая её таки перебраться в Москву, как только представиться возможность. Однако та упиралась:
— Кому мы старые нужны? — риторически вопрошала она в трубку. — Да и за Наташей приглядеть надо.
— За Наташей пусть её Лёвчик приглядывает, — проворчал Михаил Вениаминович, сидевший рядом с племянниками. — А про «кому нужны» не зарекайся. Я вот то же самое говорил, пока по кумполу не получил.
— Друг не выдаст, Бог не осудит, — философски ответила заслуженный врач-терапевт Украины.
— Да много ли у вас этих друзей осталось?
— На наш век хватит.
В общем, так и не удалось уговорить упрямицу — осталась в Киеве сторожить имущество и приглядывать за старшей сестрой. Благо за детей и внуков сердце больше не болело. А вот у и Михаила Вениаминовича сердце болело и очень сильно. Легко говорить в трубку про десятерых в двушке, а вот жить — совсем непросто. Особенно если ты до этого вообще в одиночестве обитал, если не считать кадки с фикусом. Жили, правда, вдевятером: собственно, сам хозяин квартиры, двое племянников, их жены и четверо отпрысков. И было это… то ещё удовольствие.
Так что спустя неделю поднял старик свои пенсионные накопления, раскопал заначку от продажи персов и пошёл покупать квартиру. На хоромы в центре, естественно, не хватило, но на приличную однушку возле метро на окраине — вполне.
— Дед, ты что творишь? — пытался образумить его более активный Йоська. — Нам же матери в глаза смотреть стыдно будет — не успели приехать, уже выжили тебя из дома. Подожди немного — Вовка с Катюхой завтра в Рязань поедут к родителям, сразу свободней станет.
— Ага, так свободно, что очередь в сортир больше занимать не придётся, — ехидно ответил Михаил Вениаминович. — И трое твоих отпрысков мне больше стучаться в дверь не будут. И комп отжимать тоже.
— Читать надо не на толчке, а в кресле, — хмыкнул Дмитрий, старший из Йоскиных сыновей.
— Я на минутку всего зашла, ролик на Ютубе посмотреть! — возмутилась Ольга, средняя дочь.
— Вот видишь! Большая скученность людей в одном месте ведёт к конфликтам и бунтам! — нравоучительно прокомментировал сие Михаил Вениаминович. — Так что не бузи, а лучше сгоняй со мной завтра к риэлтору. А то у меня зрение уже не то, мало ли что мелким шрифтом допишут…
Так Владимир с женой перебрались в Рязань, к родителям Екатерины, Иосиф с семьёй остался жить в двушке (Дмитрий, правда, довольно быстро перебрался на съёмную квартиру, но это уже другая история и к делу она не относится), а пенсионер с фикусом заселился в уютную студию на окраине Москвы. Но племяш таки выбил себя право посещать дядю минимум два раза в неделю.
— Да нафиг вы мне сдались? — пытался сопротивляться Крутень-старший. — Если что случиться, я могу в телефон набрать.
— Да-да! Особенно, если инсульт, — соглашался Иосиф, по специальности сантехник, но успевший набраться от матери всяких нехороших слов о человеческом организме.
— Типун тебе на язык! Какой инсульт?
— Да самый обычный. Или пойдёшь мыться, подскользнёшься и ногу сломаешь. Или…
— Сплюнь! — в сердцах махнул рукой старик. — Сейчас договоришься до того, что меня в дом престарелых сдать надо.
— Не переводи тему, дед. Будем приезжать и проверять, как ты там. Или вообще никуда не поедешь.
За сим и порешили. Михаил Вениаминович таки съехал в отдельные хоромы, а надоедливые родственнички два-три раза в неделю приезжали в гости проведать старика, помочь с уборкой и приготовить нормальную еду — сам хозяин упорно сидел на полуфабрикатах, картошке, пельменях и лапше быстрого приготовления. За это Крутень втихаря сползал к нотариусу и составил завещание, оставив обе квартиры племянникам. Студию Вовке (им там и в Рязани неплохо живётся), а двухкомнатную — Йоське. Льва Вениаминыч проигнорировал — как ни старалась Светлана, но обида на старшую сестру и её непутёвого сыночка не проходила. Даже когда узнал, что Наталья слегла и практически перестала узнавать окружающих. Наоборот, как-то ещё обиднее стало…
Тем временем, собственное здоровье слегка пошатнулось. Случилось это внезапно и совершенно неожиданно. Нет, раньше тоже было не сахар — и суставы болели, и давление скакало, и скелет слегка перекособочило, отчего смотреть на звёзды стало довольно проблематично. Но до сих пор Михаил Вениаминович как-то справлялся. Моцион совершал утренний, сигареты курил исключительно лёгкие, в поликлинику пару раз в год выбирался, лекарства какие-то пил. А тут тело что-то совсем сдало. Поначалу старик крепился, но когда очередь дошла до скорой (благо, Ольга рядом была, успела вызвать), что-то заподозрил. В конце концов, на носу юбилей и девятый десяток.
В общем, когда одним июньским вечером в груди опять закололо, Вениаминыч паниковать не стал. Закинул под язык таблетку, откинулся в кресле и стал ждать, пока боль пройдёт, попутно разглядывая глобальную карту в игрушке, в которую в данный момент играл. Но боль не проходила, с каждой минутой становясь всё сильнее. Старик попытался дотянуться до сотового, но руки больше не слушались.
Говорят, в стрессовых ситуациях в мозгу человека всплывают самые странные и необычные мысли, а в смертельных — так вообще вся жизнь перед глазами проноситься. Жизнь перед глазами пенсионера проноситься не захотела, а мыслей возникло ровно две. Первая: «Хорошо, что катку [6] соло запустил, а не мультик [7] — перед людьми неудобно было бы». Вторая: «Йоська только сегодня приезжал. Значит, теперь только дня через два будут… Я же протухну…».
А потом Михаил Вениаминович умер…
--
1. Военкор (сокр.) — военный корреспондент.
2. Главред (сокр.) — главный редактор.
3. "Вечёрка" — газета "Вечерняя Москва".
4. Клише — в данном контексте — наборная форма, с помощью которой производилась печать.
5. "Линейка" (сленг.) — в данном случае, игра "Lineage II".
6. Катка (сленг.) — игровая сессия.
7. Мультик (сленг.) — в данном случае, многопользовательский режим игры.