Глаза Гнедого загорелись каким-то адским огнем. Он стал ходить взад-вперед по комнате. Очевидно, некая паскудная мысль пришла ему в голову, и он ее лихорадочно обдумывал.
- А что же ты раньше-то об этом молчал, софрон ты этакий?
- Я думал, это не имеет значения.
- Это имеет значение, еще какое это имеет значение. Сидельников говорит, что Кондратьев держится молодцом, готов к борьбе, а нам этого не надо... Его надо давить, топить его надо, понял? Любыми средствами! внезапно разъярился Гнедой. - Я из-за него между Черным и... еще одним крупным человеком оказался, как между молотом и наковальней. А эти люди... Что я против них? Раздавят, как клопа. Меня, эстета, меломана, чьи прадеды сражались друг против друга в русско-турецкой войне, один был адмиралом русского флота, а другой - турецкого, меня, с моим духовным миром, с моими потребностями. Из-за этого солдафона меня могли замочить как цуцика, путающегося под ногами у крупных людей... Нет, я всегда готов умереть, работа такая, но только из-за дела, а тут? Попался какой-то недоумок под руку, ну, обули его на какие-то гроши, попугали немного, так они нашли подходец не к кому-нибудь, а к самому Черному... Во как... Нет, давить, давить и давить... Без всякой жалости давить... И твоя информация как нельзя кстати... Сегодня же я об этом поведаю Петру Петровичу, поглядим, как он ее использует. И об убойном свидетеле надо подумать. Хорошенько подумать... А ты вот что, навести-ка свою бывшую любовь. Скучаешь небось по ней? - не тер-пящим возражений голосом спросил Гнедой, пристально глядя в глаза Михаилу. - Я, например, по своей Эльмире до сих пор так скучаю, так страдаю, закрою вот глаза и вижу ее... Варенька, солнышко! - вдруг закричал он. - Принеси-ка мне содовой воды, что-то у меня изжога...
... - Ты? - поразилась Инна, глядя на стоявшего перед ней Михаила.
- Я, - потупив глаза, произнес он.
- Зачем ты пришел?
- Поздравить тебя с днем рождения.
- Так он у меня давно прошел. Пятнадцатого марта.
- Ну и что? Лучше поздно, чем никогда. Родители дома?
- Нет.
- Так я пройду?
- Ну проходи, раз пришел...
Михаил снял дубленку, прошел в комнату, сел в кресло.
- Ну и как ты? - спросил он.
- Нормально, - еле сдерживая слезы, ответила она.
Как она тосковала по Алексею, как хотела навестить его, но Бурлак не разрешил свидания с подследственным, учитывая серьезность обвинения. Она отнесла ему передачу, но ей через некоторое время объявили, что он не хочет принимать от нее передач, и вернули, ополовиненную, обратно. Она пыталась передать с Сидельниковым письмо, но тот категорически отказался сделать это. А ей так хотелось ободрить его. Она говорила с Аллой, секретаршей Алексея, оказавшейся на той злополучной вечеринке Восьмого марта, и они пришли к выводу, что все это было подстроено авантюристкой Ларисой. Короче, она давно простила Алексея. А вот он не хотел прощать ей, что она бросила его в такой тяжелый момент его жизни.
- Бледная ты какая-то, - покачал головой Михаил.
- Зато ты весь цветешь.
- Да вот... Работаю, зарплату приличную получаю. Недавно в Анталию ездил отдыхать... Хорошо...
- И ты пришел для того, чтобы мне об этом сообщить?
- Я вообще-то пришел ободрить тебя... Я знаю, что произошло с твоим женихом...
- Откуда?
- Понимаешь, дело в том, что мы давно работаем вместе с Кондратьевым. И я полностью в курсе дела...
- Ты? Работаешь с Алексеем?
- Да, я его помощник. И я видел тебя с ним. Мы с Кондратьевым не то чтобы друзья, но хорошие приятели. Именно я порекомендовал для его защиты опытного Петра Петровича Сидельникова, который защищал моего несчастного отца.
- До чего же тесен мир, - пробормотала Инна. - И почему он мне никогда про тебя не рассказывал?
- И хорошо, что не рассказывал, - улыбнулся Михаил. - А то бы он меня точно уволил...
- Не уволил бы из-за этого, он человек справедливый...
- Шучу, шучу, разумеется. А ты не пыталась написать ему? Сидельников бы передал, я думаю... Что ему стоит?
- Нет! - вдруг разозлилась она. - Не пыталась! И вообще, какое тебе до всего этого дело? Работали вместе, и ладно! А я ухожу, мне пора!
- Ладно, - тихо, с какой-то грустью произнес Михаил, бросив взгляд на стол, где лежал конверт. "Матросская тишина". Алексею Кондратьеву", - было там написано ее рукой. - Я провожу. Можно я закурю? - вытащил он из кармана сигареты и зажигалку и положил на стол.
- Не надо меня провожать! Все, навестил, и иди... - Инна стала слегка подталкивать его к выходу. Михаил сунул сигареты обратно в карман, а зажигалку оставил на столе рядом с конвертом.
- Ладно, Инночка, я тебя прошу об одном: если тебе будет очень трудно, обращайся ко мне... Ой, я зажигалку забыл в комнате, извини, я заберу... сказал он и прошел в комнату. Легким движением сунул в карман и зажигалку, и конверт и снова вышел в прихожую.
- С голоду буду помирать, не обращусь, - вдруг задорно улыбнулась Инна. - А разговариваю я с тобой только по одной причине...
- По какой?
- А вот не скажу! - засмеялась она. - Одевайся, иди... Мне пора...
Ей через полчаса надо было быть в женской консультации.
Михаил вышел, а когда она выходила из подъезда, он бибикнул ей из своей "девятки".
- Инночка, может, подвезти? - спросил он.
- А вот подвези! - еще задорнее ответила она. - Тут недалеко. - Ей пришла в голову шальная мысль.
Она стала залезать в машину и не заметила, как откуда-то слева раздался щелчок фотоаппарата.
- Я еще раз повторяю, Инна, тебе так тяжело сейчас, обращайся ко мне. Хоть дела в нашей фирме сама знаешь какие, но... кое-какие запасы у меня имеются. Я один, тратил мало, да и мать тут расщедрилась, вот, на путевку в Анталию субсидировала...
- А мне совсем не тяжело, - засмеялась Инна. - Мне легко, очень легко и хорошо... А Алексей выйдет, он ни в чем не виноват, и его освободят под подписку, так мне говорил Петр Петрович. А в самом худшем случае он получит два года условно. И мы поженимся. Так что не надо меня жалеть. Останови здесь!
"Женская консультация", - прочитал вывеску на двери Михаил. Внимательно поглядел на Инну.
- Я здорова, совершенно здорова, - с каким-то вызовом глядя ему в глаза, произнесла она. - Настолько здорова, что жду ребенка. Ребенка от него. Твое счастье, что после... того... я могу иметь детей. Поэтому и разговариваю с тобой, Михаил Гаврилович... Пока!
Она легко выскочила из машины и вошла в дверь женской консультации.
Михаил долго не трогал машину с места, глядел на дверь консультации. И блудливая улыбка слегка повела в сторону его тонкие губы...
Глава 15