Ольгу мучило любопытство. Ей не терпелось узнать, каким образом Лимон разыскал этого небритого грузина и почему предлагает дружить вместо того, чтобы отомстить ему за ее страдания. Но езда по ночному городу, мерцающему одинокими огнями рекламы, таила для них слишком много неожиданностей, и поэтому все невольно напряженно смотрели в окна.
Показавшийся впереди, возле самого моря, залитый светом дом, несомненно, принадлежал Инге, потому как другие, не менее богатые особняки, пребывали в глубоком предрассветном сне. Впервые Ольга услышала, как Лимон облегченно вздохнул.
Инга встретила их на овальной мраморной лестнице возле высоких деревянных, с квадратными окошечками, дверей. Вся в белом, она казалась почти нереальным созданием из другой, наверняка райской жизни. Ни слова не говоря, она, убедившись, что в такси сидит Лимон, скрылась внутри дома.
— Сколько ему дать? — спросил Лимон Ику.
— Две тысячи.
Расплатившись, они подождали, пока желтое такси не исчезнет за поворотом, и, не заметив вокруг ни одной живой души, последовали за Ингой.
Дом произвел впечатление на всех вошедших.
Прежде всего колоссальными размерами белой, почти никакой мебелью не заставленной комнаты и лестницы, ведущей на второй этаж.
— Пока не решила, какой будет ливинг-рум. Но садитесь, места хватит. Поближе к камину.
Ика смотрел на Ингу и никак не мог поверить своим глазам. Перед ним была та самая проститутка, которую они так удачно накололи вместе с уже покойным Рудиком. Впервые он находился в окружении сразу двух обманутых им женщин и чувствовал себя плохо.
Уж кто-кто, а он знал точно, что женщины не прощают подобных поступков. Поэтому рассчитывать на их снисходительность не приходилось.
Инга сделала вид, что не узнала неизвестно зачем привезенного к ней вонючего репатрианта.
— Хотите кофе? — спросила она.
— Дай водки. Голова разболелась. Нервы ни к черту, — потребовал Лимон и тяжело опустился в кресло напротив камина.
Инга отправилась в сторону овальной кухни, а Ольга, побродив между колоннами, обвитыми лианами, остановилась возле клетки с Христофором, стоящей на высоких металлических ножках с колесиками, благодаря которым ее можно было возить по всей комнате. Сейчас клетка стояла под широкой низкой пальмой, загораживавшей попугаю свет.
Христофор дремал. Поджав одну ногу и зажмурив глаза, он медленно клонился вперед и, как многие люди, «клевал носом». Но стоило только слегка потерять равновесие, как попугай инстинктивно выравнивался, открывал один глаз и возмущенно зыркал им. Убедившись, что его никто не подталкивает, он снова закрывал глаз и засыпал до нового наклона. На этот раз в поле его зрения попала Ольга. И он, мгновенно впившись в жердочку когтями обеих ног, уставился на нее.
— Христофор, — с грехом пополам прочитала латинские буквы Ольга.
— Овхористо, — важно поблагодарил ее попугай.
— А меня Ольгой зовут, — почему-то сообщила она.
— Княгиня? — спросил попугай и почесал ножкой свой желтый хохолок на затылке.
Ольга от удивления открыла рот. Но выяснить у попугая, откуда он про нее знает, не удалось, так как, пользуясь подходящим моментом, к ней подошел Ика.
— Красавица, не держи на меня зла. Всякое бывает в жизни. Твой жених — теперь моя единственная защита. Не бери грех на душу, я виноват перед тобой, но, поверь, — в жилах Ираклия Сотириади течет благородная кровь его высокочтимых родственников.
— Катись ты отсюда, сволочь, — сквозь зубы процедила Ольга.
Но Ика не последовал ее совету. Отступать было некуда. За его спиной Инга подавала Лимону полный фужер водки и стакан апельсинового сока.
Не поблагодарив, Лимон взял фужер и молча осушил его до дна. Потом отхлебнул немного сока, закурил и закрыл глаза. Инга села на мраморный пол у его ног. Поначалу она разозлилась, увидав Ику, но быстро сообразила, что в данной ситуации лишний человек, тем более мужчина, не помешает.
К тому же она постарается сделать так, чтобы карты княгини и репатрианта сошлись. Ведь они — идеальная парочка. Нужно только организовать, чтобы Лимон поверил в их отношения. Сделать это будет несложно, но только после того, как Инга найдет и вернет в свою колоду исчезнувшую даму пик.
Нет, вы только гляньте на эту идиллию! Боже!
Какие же бабы — суки! Пригрелась у его ног, точно драная кошка. Ведь знает, что не нужна ему, а лезет. И этот еще придурок бродит за мной. Грузинский грек. Напрасно надеется, что забуду его подлость. Идиотская ситуация. Лимон заснул, Инга плюет на мое присутствие. Оставаться рядом с ними — противно. Раз хозяйка не приглашает, пойду сама поищу себе местечко для сна. Хорошо хоть грек не увязывается за мной. Мужики тоже — подонки. Сделают гадость, а потом замучивают извинениями. Сами не соображают, что извиняющийся мужчина в глазах женщины превращается в ничтожество. Вот Лимон извиняться не умеет. Он скорее переступит, чем склонится. Мне такие нравятся. Пусть эта сучка у его ног крутится. Все равно спать он будет со мной!
Прохожу мимо зеркала — и чуть не вскрикиваю.
Из его глубины на меня смотрит Пат! Ужас! Лицо перекошенное. Седые волосы торчат ежиком. Как-то нелепо сидит, не пойму на чем. Синий халат болтается на нем, как на вешалке. И тянет ко мне руку. Отскакиваю в сторону. Неужто и впрямь — он? Его призрак преследует меня? Наташка говорила, что он еще не на небе. Значит, слоняется по земле в поисках меня? Бред! Показалось. Просто от всех заморочек у меня поехала крыша. Вот возьму и подойду к зеркалу. Возьму и подойду!
Ничего, кроме моего бледного, изможденного лица, в нем не отражается. Да еще за спиной там маячит грек. Надо немного поспать, а то двинусь головой окончательно.
Поднимаюсь по лестнице на второй этаж. Ни фига себе домик! Три спальни, все с ванными и туалетами, кухня, холл. Видать, дамочка не одну ночь задирала ноги, чтобы наскрести на такое. Остаюсь в самой маленькой спаленке. Она — вся белая.
И люстра белая, и плетеные стулья. А посредине — огромная высокая кровать. Как же они за границей любят большие кровати. Не раздеваясь, плюхаюсь на нее и, по-моему, сразу засыпаю. Ах, почему же только во сне я вспоминаю просьбу Наташки: «Увидишь его, передай, пусть успокоится». Я же увидела! Пат именно этого ждал, а я испугалась. Сейчас встречусь с ней, а сказать нечего. Но почему-то вместо Наташки я вижу много мужиков. Все они голые — и у всех члены, как у Ходжи. Какое-то безумие. Неужто такое бывает. Они стоят и смеются.
Нет, все-таки это не такие, искусственные! Точно.
Вон у одного вообще привязаны две банки из-под пива. И он еще лыбится. Трясет ими. Дурак. У Ходжи — больше. К тому же у него головка голая. А у этих я такой не вижу. Ничего, я найду его член.
Мне ведь даже трахаться с ним не хочется. Просто подержать в руках, погладить, поласкать. Почувствовать, как он наливается силой, как каменеет.
Такой двумя руками держать придется. Поиграть им, конечно, хочется, но все остальное — страшно.
Он же ко всему еще необузданный. Турок. Такой не спросит, нравится или нет.
Просыпаюсь от какой-то неудовлетворенности.
С чего мне такие глупости снятся? Надеялась, прилетим сюда — и начнется нормальная жизнь. Так нет! Прямо рок какой-то! Больше спать не могу. Да и рассвело совсем. Очень пить хочется. Встаю, иду в кухню. Там, в холодильнике, чего только нет.
Даже томатный сок. Но сейчас не до «Кровавой Мэри», а пивка немного не помешает. Наверху, на крыше, кто-то приглушенно разговаривает по-гречески. Прислушиваюсь. По голосу, должно быть, Ика. Но с кем? Осторожно поднимаюсь по лестнице. Боже! Какая на крыше красота! Сколько зелени, бассейн. Ика сидит на качающемся диване и разговаривает по телефону. Заметив меня, он как-то дернулся, осекся и быстро закончил разговор. Интересно, чего он испугался? Я ведь в греческом — ни бум-бум.
— Доброе утро, красавица! Я думал, такие девушки, как ты, просыпаются поздно! — натянуто улыбается он, сверкая золотыми зубами, а глазами испытывающе всматривается в меня.
С кем же он разговаривал по телефону? Хотя какое мне до этого дело? Его намереваются убить.
Пусть крутится. Попрошу Лимона, чтобы он не очень-то заботился об этом греке.
— Зря не желаешь со мной мириться, — продолжает он. — Ика никогда никому не желает зла.
С тобой получилась неприятность. Но я сам влип по уши. Раз Ходжа прислал мне четки, значит, остается только молиться. Одна надежда — на твоего Друга.
— Он мне — жених! — вру я. — А об остальных девушках ты не вспоминаешь? Куда вы их с Хазбаром продали?
Ика, видать, полностью очухался и, продолжая притворно улыбаться, беспечно произнес:
— Чего о них волноваться? Проститутка она ,и есть проститутка. Но там зато условия получше и риска заразиться меньше.