Коль утопнуть суждено. (2 раза.)
6
Воду только ключевую,
Чтоб не спиться, парень пил.
На беду, в сырой водице
Он заразу подцепил;
Не смертельную, однако,
К счастью, хворь он подхватил.
А чего ее бояться,
Ведь известно всем давно:
С крыши без толку бросаться,
Коль утопнуть суждено. (2 раза.)
7
Опасаясь зимней стужи,
Дров держал он полон дом,
Только, помня о пожаре,
Не любил игры с огнем.
Мерз, бедняжка, но, однако,
Не терпел возни с огнем.
А чего ее бояться,
Ведь известно всем давно:
С крыши без толку бросаться,
Коль утопнуть суждено. (2 раза.)
8
И когда, как ни берегся,
Он со страху дал дуба,
Труп нашли уже холодный;
Что поделаешь - судьба.
Труп остыл уже, однако.
Что поделаешь - судьба.
А чего ее бояться,
Ведь известно всем давно:
С крыши без толку бросаться,
Коль утопнуть суждено. (2 раза.)
Все-таки сказывается моя немощь - покорпев два часа над переводом, чувствую себя так, будто целый день ворочала камни. Если бы не мысль, что я старалась для Вас, я, разумеется, не стала бы тратить столько времени и труда. Пусть же эти непритязательные куплеты скрасят мрачные раздумья о том, что Вас, может быть, ждет. Порой малая толика юмора способна сделать человека терпимее и терпеливее...
Любящая Вас...
Париж, 11 августа 1949 г.
Мадам Поль Канова - мадам Кристиан Маньи.
Дорогая моя,
песенка просто великолепна, а перевод столь хорош, что невольно возникает подозрение, не Вы ли автор этой вещицы.
Но, к счастью, я пока не нуждаюсь в подсказках, чтобы оценить комическую сторону моего положения. Вообще юмор - одно из главнейших свойств личности; он позволяет взглянуть под особым углом на все прочие человеческие добродетели. Замечали ли Вы, что остроумия чаще всего недостает именно тем, кто блюдет неприкосновенность законов и обычаев, - чиновникам, судьям, проповедникам разных религий?
Однако после этого вступления, воздав заслуженную хвалу Вашему таланту, позволю себе напомнить Вам, что всякому юмору должен сопутствовать такт. И если Вы действительно дорожите нашей перепиской, то предоставьте мне самой вышучивать мою жизнь. Ваши насмешки, Беатрис, ранят меня тем больнее, что я искренне к Вам привязана.
Видимо, Вам не удалось избежать влияния американских нравов. Хорошие манеры легко забываются, и трудно сохранить их, живя в стране, по которой еще сотню лет назад кочевали племена дикарей. Но даже утрата внешних форм не должна затрагивать содержания, не должна стирать того, что записано внутри нас, в сердце. Мое - бьется лишь во имя Вашего выздоровления.
С любовью и нежностью...
Сан-Франциско, клиника Санта-Клара, 18 августа 1949 г.
Мадам Маньи - мадам Канове.
Моя бесценная, моя единственная подруга,
тысячу раз умоляю: простите меня! Я так раскаиваюсь в своей глупой выходке - раскаиваюсь тем сильнее, что и со здоровьем все обстоит очень неважно. Поверьте, мне сейчас совсем не до поддразнивания. Время шуток прошло, и, боюсь, навсегда.
Но поговорим о другом... Или лучше сделаем так: говорите Вы, а я буду только слушать. Расскажите мне о чем-нибудь, о чем угодно - о себе, о своих делах, обо всем, что занимает Вас в этом огромном мире, который я медленно покидаю, уходя в небытие...