Николай, зная, что тут его проверяют в каждой фразе или невинном, на первый взгляд вопросе, внятно выговорил:
- Нет.
- Ладно, - развеселился авторитет, - иди. Я сам за всем прослежу.
Путь обратно прошел в каком-то тумане. Кулин пришел в себя лишь когда Сиволапов заорал на всю этапку:
- Готовимся к отбою, мужики!
Перед Николаем уже лежали полностью готовые брюки. Когда и как он успел их закончить, осталось для него загадкой. Встрепенувшись, Кулин достал из тумбочки оставшиеся с ужина хлеб с рыбой и принялся их уничтожать, запивая полностью остывшим чаем.
Вскоре шнырь погасил свет, оставив лишь тусклую лампочку ночника, от которой на потолке тут же заиграли невнятные тени. Расправив койку и положив одежду под матрас, Николай лег и почти сразу заснул.
"Да, пожалуй первый день в зоне был самым тяжелым," - думал Куль, держа руль обеими руками. - "Но как же я тогда выплыл! На одном жопном чувстве!"
Он подвел порожний ЗИЛ к колхозной столовке, пообедал за талон. Теперь следовало выбрать чем бы заняться. Можно, конечно, зашибить деньгу, но для этого нужно рабочее настроение, а воспоминания настроили Николая на лирический лад.
"Как там Ксюша?" - спросил сам у себя Кулин и сам себе же и ответил: "А этот вопрос надо бы провентилировать!"
Остановившись у знакомого дома, Николай три раза просигналил. Почти сразу же отворилась дверь в домик и на крыльце появилась Ксения в ситцевом халатике. Она приветливо помахала рукой и быстрым, почти что летящим шагом, направилась к воротам. Стукнул откинутый засов, створки распахнулись и Кулин медленно въехал во двор.
Пока Николай выбирался из кабины, девушка уже успела почти до конца закрыть одну из створок. Бесконвойник рванулся к воротам и прихлопнул другую. Они встретились посередине и, пока Ксения на ощупь ставила засов на место, Кулин долгим поцелуем впивался в ее губы.
- Ну, ты и ненасытный!.. - девушка отстранилась, тяжело дыша. - Задушишь же!
- А ты носом дышать не пробовала? - серьёзно спросил Николай.
- У меня насморк.
- Не замечал.
- Так будет, если ты меня и дальше на морозе держать станешь.
- Больше не буду. Честное зековское!
Они уже, обнявшись, шли в дом.
- Тюрьма, кто правду скажет?! - ответила Ксения арестантским присловьем и любовники рассмеялись.
- Ты голоден? - первым делом поинтересовалась девушка, едва они переступили порог.
- Я только пообедал.
- А ко мне ты по пути, на секундочку? - обиженно насупилась хозяйка.
- Я, Ксюшенька, - Кулин растопырил руки, - до вечера свободен, как муха в проруби!
- Ага... - сумрачно отреагировала девушка. - А моим угощением ты брезгуешь?
- Да что ты, милая! - Николай сграбастал дачницу в охапку и поцеловал в ухо, первое, что подвернулось. - Ради тебя я готов на все! Все, что есть в печи - все на стол мечи!
Сытость от столовского хавчика была относительной. Куль имел веские основания предполагать, что через час-другой в животе опять привычно заурчит. За время проведенное по тюрьмам и лагерям, Николай приучился не обращать на голод внимания. Но на бесконвойке, где жрать можно было от пуза, желудок вновь подозрительно быстро привык к обильной пище.
- Я знала, что ты не откажешься... - преувеличенно хищно проговорила Ксения и изобразила на личике улыбку, более свойственную последователям графа Дракулы. На эту нехитрую пантомиму Николай отреагировал приступом беззаботного смеха, а девушка, спрятав ровные зубки, упорхнула в направлении кухни.
В ожидании второго обеда, Кулин, от нечего делать, рассматривал обстановку. Он бывал в этой комнате множество раз, но во всякий из своих визитов замечал когда небольшие, а когда и значительные изменения. Исчезали и появлялись статуэтки, вазочки, живописные композиции из сухих трав и палочек уступали место живым букетам, а те, в свою очередь, ссыхаясь, превращались в веточки с едва распустившимися листочками. Но это было так, мелочевка. Трансформации касались и более заметных предметов. Менялась мебель, телевизоры, музыкальные центры. Николай, отмечая все это, никогда не задавался вопросом, почему это происходит. Впрочем, любопытство у Кулина все-таки просыпалось, но ни разу оно не находило выхода наружу. Зековское воспитание не позволяло напрямую интересоваться чужими тайнами, и бесконвойник, набравшись терпения, лишь ждал когда все откроется само, если, конечно, откроется.
Ксения вернулась, неся поднос с большой тарелкой курящейся ароматом пряного борща. К нему примешивались запах свежести, исходивший от салата из свежих огурцов под сметаной, влажный и сухой, одновременно, запах разваренной картошки и сладковатый дух от жирной свиной отбивной.
Николай поглощал пищу со скоростью, казавшейся невероятной для тех, кому не довелось служить в армии или тем, кто избежал длительного визита в исправительные лагеря. Ложка мелькала в воздухе, сливаясь в своем непрерывном движении в прозрачный эллипс. При этом ни капли настоящего домашнего борща, густо сдобренного петрушкой и перцем, не пролилось ни на скатерть, ни на самого Кулина. На втором блюде темп несколько снизился. Скорость замедляло мясо. Свинина была мягкой, сочной, но, игнорируя нож, бесконвойник подцепил ломоть на вилку и обкусывал по периметру в то же время, другой рукой орудуя ложкой, отправлял в рот смесь картошки и огурцов.
Хозяйка, не отрываясь, смотрела на жующего. В те редкие мгновения, когда взгляд Николая отрывался от тарелок и их содержимого, он видел на ее лице непривычное для себя выражение умиления, словно девушке доставляло радость что с ее стряпней так споро расправляется дюжий добрый молодец.
На столе была и водка. Литровая бутыль, с красной с золотом этикеткой "Столичная". Большая часть ее была заполнена прозрачной жидкостью, и Кулин с трудом сдерживал порыв схватить бутылку и щедро плеснуть в стоявший тут же стакан только и ждущий, чтобы его до краев наполнили сорокоградусной. Но за первым запросто мог последовать и второй, а там недалеко и до опоздания на вечернюю проверку, а этого Николай позволить себе не мог.
- Уф! - бесконвойник с умиротворенной улыбкой отложил ложку с вилкой и, откинувшись на спинку стула, довольно погладил себя по животу, - Ништяк! А компотиком заодно не угостишь?
Ксения, словно дожидаясь этого вопроса, поставила перед Кулиным глиняную пивную кружку, заполненную темной жидкостью, на поверхности которой, несколькими бурыми островками, плавали вишни. В несколько глотков осушив компот, бесконвойник выплюнул в кружку пару косточек. Им уже овладело сытое благодушие, ничего больше не хотелось и, сидя здесь, в тепле, в обществе молодой женщины, каким-то нереальным казалось то, что через несколько часов надо будет возвращаться в свой барак, в зону.
- Насытился? - Ксения придвинула свой стул к Николаю и обняла того за плечо.
- Глобально! - Куль попытался подавить отрыжку, но не вышло, и воздух громко исторгся из желудка.
- Все вы мужики одинаковы! - хозяйка отвесила Кулину шутливый подзатыльник. - Кто ж так себя за столом ведет?
- А, между прочим, в Монголии, гостя не выпустят из-за стола пока он не рыгнет! - самодовольно отозвался Николай.
- В Монголии, - фыркнула Ксения, - А ты вот догадайся, без чего я тебя отсюда не выпущу?
- Да я и сам не уйду, пока не покурю.
- Гадкий! - отстранилась девушка, пока бесконвойник искал по карманам сигареты и спички, - Гадкий, глупый и противный!
- Какой уж есть... - примирительно проговорил Кулин.
Через час Николай и Ксения лежали, покрытые одной мятой и пропотевшей простыней, касаясь обнаженными телами друг друга и думали каждый о своем.
- А у нас за два дня троих убили, - неожиданно сам для себя промолвил бесконвойник.
- Насмерть? - безразлично поинтересовалась хозяйка.
- Угу.
- Какой кошмар!.. - девушка еще плотнее прижалась к боку Кулина, а тот вдруг понял, насколько тревожили его эти смерти. Казалось бы, незнакомые зеки, померли, ну и хрен бы с ними, ан нет, их гибель оставила какой-то след в душе Николая. Но высказать его словами, сформулировать свои чувства бесконвойник до сих пор не мог, или не хотел.
- Одному голову отрезали, а двух других на решетку скинули. Их и проткнуло. Насквозь...