ГЕНЕРАЛ: Рубились?
МУЗА: Нет, нет...
ГЕНЕРАЛ: Так это против правил.
Маскарад, да и только.
Потом Муза Пегасовна кладет свою ладонь на запястье совершенно ручного генерала и говорит:
- Тимофей Георгиевич, сейчас вы примете душ, Варвара почистит ваш мундир, я угощу вас сигарой и коньяком.
- С удовольствием. - Генерал пробует галантно расшаркаться.
Где он только подцепил этот вульгаризм, не у гусей ли?
- Вы что, какой коньяк? К командующему подшофе поедете, Тимофей Георгиевич? - возмущаюсь я, и вовсе не из-за того, что мне выпала самая незавидная доля: неужели генеральский китель - моя цель? Обидно за поколение: Сенькина била-била, я била-била, а престарелая Кармен даже мимо не бежала, а генерал - всмятку.
- При чем тут командующий? - обрывает меня генерал.
Действительно, при чем? Когда рядом - маршал.
- Мне всегда нравились мужчины, от которых пахнет дорогими сигарами и коньяком, - огласила приговор Муза Пегасовна.
Будь у генерала конь, он бы на нем гарцевал, были бы усы - он бы их залихватски подкручивал, но за неимением перечисленного генерал приосанивается. В таком виде и следует за Музой Пегасовной в ванную комнату.
Пока генерал принимает душ, я под руководством Музы Пегасовны мокрой тряпкой тру его китель.
- Ну, и зачем ты притащила его ко мне? - спрашивает она.
- Муза Пегасовна, вы же сами видели, - трясу я кителем, - генерал весь в фанте...
- Варвара, я ведь не спрашиваю: как ты его притащила? Я спрашиваю: зачем? - настаивает Муза Пегасовна.
Меня прорывает, я бросаю ненавистный китель на пол, с остервенением топчу его ногами, бурные всхлипывания и слезы хлещут из меня рекой. Едва справляясь с голосом, я пищу Музе Пегасовне о Лелике, о том, как я встретила его, какой он настоящий, о подслушанном разговоре, о вероломстве генерала и Костомарова. И когда дохожу до Лелика, что как мертвый лежал на носилках, в горле перехватывает, рыдания душат меня, нет сил дышать. Безмятежная доселе как сфинкс, Муза Пегасовна влепляет мне пощечину.
С красной строки: щека точно обожженная, я хватаю воздух губами и... прихожу в себя. Муза Пегасовна выуживает из темного угла бутылку "Зеленой феи". Для употребления абсента нужен особый случай, сегодня он есть. В узкие высокие прозрачные стаканы вслед за глотком абсента медленно, буквально по одной капле, Муза Пегасовна добавляет минеральную воду. Мы молча чокаемся, вкус полыни обжигает горло. И в тот же момент в гортани возникает ощущение ни с чем несравнимой свежести.
- Странно, - говорит Муза Пегасовна, - все, что ты говоришь, похоже на правду, но это так не стыкуется с Тимофеем Георгиевичем, полный диссонанс и дисгармония.
- Муза Пегасовна, вы же знаете его пять минут...
- Варя, не забывай, сколько мне лет, мне хватает и пяти минут, чтобы узнать человека.
C ее молчаливого согласия вытаскиваю из кителя генерала связку ключей, без лишних слов Муза Пегасовна приносит пластилин, и я вдавливаю в него ключи, один за другим.
Из солидарности с Леликом я отказываюсь курить в обществе генерала.
- Муза Пегасовна, я решила бросить курить.
- Не бросай, - протягивая коробку с сигарами, говорит Муза Пегасовна, потеряешь компанию.
Мы дымим в полной тишине. На противоположной стене, едва не касаясь крышки рояля, висит внушительная и очень приличная копия картины Тьеполо "Пир Клеопатры". Похоже, Клеопатра, бросающая в бокал жемчужину, занимает не только меня, но и генерала - после длительного прищура он оставляет кресло и, походя брякнув на рояле несколько связных аккордов, без всякого почтения дымит египетской царице в лицо. Тимофей Георгиевич выуживает из кармана очки. По-моему, он взял след жемчужины. Интересно, уксус в нос не шибает?
- Клеопатра, желая продемонстрировать римлянам свое пренебрежение к богатству, растворила в уксусе одну из крупнейших в мире жемчужин, - голосом уставшей императрицы, с той степенью обыденности, словно все происходящее на картине - из ее жизни, комментирует Муза Пегасовна и, бросив в изголовье подушку с золотыми кистями, величественно раскидывается на диване цвета горького шоколада.
- Вам нехорошо? - спрашивает генерал у возлежащей Музы Пегасовны.
- Как раз наоборот, генерал, - говорит она, пуская в потолок кольца дыма, и добавляет: - Классическая литература допускает принятие гостей в лежачем положении.
Хмыкнув, генерал попеременно вглядывается то в Клеопатру на картине, то в Музу на диване, опять на Клеопатру и снова - на Музу... Сравнивает он их, что ли? Не знаю, находит ли он это сходство достаточным, но, бережно неся сигару, отросший пепельный ствол коей как любовник молодой жаждет пепельницу, возвращается в кресло, и мы опять дымим в полной тишине. В принципе при таком ассортименте табака, представленном в коллекции хозяйки дома, слова излишни. Выбор каждого - красноречивей любых тестов. Как самая мелкая, я мусолю во рту внушительную "Гавану" - Montekristo, генерал нашел отдохновение в Romeo y Yulieta , Муза Пегасовна заявляет о себе клубами Artist Line. На фоне столь разных пристрастий мы выказываем единодушное одобрение коньяку Hennesi, который и потягиваем, наслаждаясь ощущениями под завесой ароматного тумана. Пользуясь завесой, я незаметно исчезаю.
ЛОХМАТЫЙ МАЛЫШ И ДЕВОЧКА МАША
Который день, с тех пор как командование полком принял капитан второго ранга Иван Шкарубо, взвод женщин-военнослужащих узла связи проходил курс молодого бойца. Без роздыха, с редкими перерывами на обед, холостячки и матери семейств обучались нелегкой воинской науке: под "Прощание славянки", до кровавых мозолей, строем, шеренгами по три, печатали шаг. По команде "Противник с фронта. К бою!" слабый пол, облаченный в пятнистый камуфляж, беспрекословно валился на сырую землю и отражал нападение врага, существующего только в фантазиях командира, очередями из автоматов Калашникова. Приказом Шкарубо было запрещено на время учений передвигаться по территории части шагом, только бегом.
Нашла их и утренняя зарядка с ежедневными пробежками, отжиманиями от пола и подтягиванием на перекладине. Вис на перекладине особенно тяжело давался Бибигонше: ее мощное тело не могли бы поднять даже руки тяжеловеса, не то что ее собственные. От солдатских нагрузок адмиральша не только забыла о рюмке, не только стремительно сбавляла вес, но и значительно помолодела. Но беда не приходит одна - наряды из заветного чемодана теперь болтались на адмиральше как на швабре. Впрочем, носить их не представлялось возможным. Как и все однополчанки, она знала теперь только одну форму одежды уставную, злобный Шкарубо не делал никаких скидок званиям. А ведь сейчас Ева как никогда нуждалась в привлекательности.
Случилось странное. Впервые в жизни она поняла, как приятно подчиняться мужчине, этому медведю Шкарубо. Откровение, смутившее ее душу, настигло Бибигоншу в висячем положении. Мощным рывком командир подхватил куль ее тела и поднял до перекладины. Еще долго Ева не могла очнуться от захвата его сильных ладоней на своей талии. Да, да, у нее появилась талия! Вкупе с жировыми отложениями шла под откос и личная жизнь.
Прилетевший на побывку Жора так и не смог добиться от Наташи не только домашнего ужина, сдобренного нежными словами, но и ожидаемых ласк. Поздним вечером, измотанная беспределом начальника, она доползла до постели и свалилась замертво. Тихое дыхание да трепет каштановых ресниц подсказывали Жоре, что подруга пока только спит. Его поцелуи, на которые ее тело всегда отвечало желанием, теперь были не в силах пробудить в ней хоть проблеск такового. Наташа, чье женское начало было так близко, что он порой пугался ненасытности ее натуры, напоминала труп.
Всю ночь Жора мучил себя вопросом: "Может ли мужчина, неспособный разбудить женщину, считать себя мужчиной?" Вопрос остался открытым, более того, тяжким грузом лег в копилку его комплексов. Был дисквалифицирован и будильник, загорланивший под утро. Пришлось Жоре брать спящую красавицу на руки и, презрев рычащего Малыша, нести в ванную. Только струя холодной воды смогла сделать с Наталией то, что у А.С. Пушкина сделал обычный поцелуй. И если после пробуждения героиня классика рванула под венец, то путь прапорщика Киселевой, как и всех связисток, был заказан не поэтом, а служивым.
Шкарубо ввел новый порядок построений, привычный для него еще со службы на эсминце. Ровно в восемь утра, и ни секундой позже, под то же "Прощание славянки" над плацем взвивался Андреевский флаг. И если кто, кроме Шкарубо, получал удовольствие от сей церемонии, так это Малыш: развалясь у ног своей хозяйки, он запрокидывал голову к небу и с надрывом, перекрывая команды, выл на всю ивановскую. Да девочка Маша: присев на корточки в безопасной близости от отца, она вытягивала губы и корчила псу рожи.
Глядя на этот цирк-шапито, капитан второго ранга Шкарубо беленел от злости и бессилия. Не мог же он, боевой морской офицер, гонять собак по гарнизону. Под его взглядом, пронизывающим до печенки, как норд-вест, даже Наташе было неуютно. От этой неуютности она и шлепнула Малыша по морде. Но легче не стало. Живым укором лежал Малыш у ее ног, изредка поднимал на прапорщика Киселеву влажные собачьи глаза, словно не понимал: за что, ведь хозяйке всегда нравилось его пение, даже колбасой кормила, а теперь вот шлепнула. В мертвой тишине, воцарившейся на плацу, капитан второго ранга обратился к строю:
- Здравствуйте, товарищи связисты!
Строй набрал воздух для приветствия и уже был готов достойно ответить своему командиру, как вдруг, неожиданно даже для себя, Наташа тихо, но внятно сказала Малышу:
- Голос.
В восторге от своей востребованности, от того, что хозяйка не сердится и, наверное, уже приготовила для него колбасный шмат, Малыш залаял во всю свою собачью пасть. Личный состав полка громогласным гоготом поддержал пса, сумевшего в такой лаконичной и доступной форме выразить общественное мнение по поводу всех этих реформ.
- Немедленно убрать собаку с территории части! - срываясь на крик, приказал Шкарубо.
Несколько офицеров бросились к собаке, но девочка Маша, шустрая такая девчонка, опередила всех. Раньше, чем отец успел прокричать, она схватила Малыша за ошейник и потащила за собой с плаца. Вслед маленькой девочке и большой лохматой собаке несся гневный командирский приказ, нашлись люди, готовые исполнить его. Нарушив строй, путаясь в тяжелой шинели, Наташа побежала за ними, но, сколько ни плутала среди домов, ни звала в подвальные окна, так и не откликнулись большая лохматая собака и маленькая девочка.
Ночью, когда взрослые, а тем более дети, спят, семья Шкарубо резалась в подкидного дурака. Чуть раньше Иван Шкарубо вернулся со службы и, приняв душ, с мокрой головой вышел на кухню. Поразительно коммуникабельный ребенок Маша сегодня собирала на стол молча.
- Чем это у нас пахнет? Муха, у тебя ничего не пригорело? - спросил Шкарубо, садясь к столу.
Маша лишь покачала головой. Она поставила перед ним тарелку с макаронами, в большую синюю кружку налила чай.
- Муха, достань колбасу, - сказал отец.