— Только замирились с ними и вновь затевать войну? Ведь в этой войне не только у них, но и у нас потери будут, а это сильно ослабит нашу группировку. И, к тому же, я думаю, что это вовсе не чеченцы, а какая-нибудь другая группировка? Сам знаешь, сколько сейчас борзоты в Москву лезет.
— Не знаю, может это и не чеченцы, но только они больше всех борзеют, значит, будем их валить.
— У тебя к чеченцам личная неприязнь?
— Ничего личного. Просто мне известно, какие они коварные беспредельщики.
— Мы тоже беспредельщики, но дело не в этом. Я думаю, что искать надо не среди чеченцев, мы с ними уже больше двух месяцев не пересекаемся, поэтому нет необходимости возобновлять «тёрки» с ними.
— Тогда говори, что предлагаешь?
— Поискать надо, откуда ноги растут. Может, это «казанские» убили его за то, что он поменял «крышу», а может и кто-то другой. Ты помнишь, что нам говорила проститутка Марина?
— Помню, — усмехнулся Лютый. — Она говорила, что ей понравилось, как мы её по очереди окучивали.
— Она говорила, что у Бориса много секс-рабынь.
— Ну и что с того?
— Я думаю, что возможно его заказал кто-то из родственников девочек.
— Не уверен в твоей версии, но проверить её надо.
— Вот и я о том же. Не надо забивать стрелки чеченцам, пока не прояснится ситуация.
— Ладно, давай подождём.
— А ты на похороны Маслака не пойдёшь?
— Нет.
— Почему? Он же бывший твой кореш.
— Этот бывший кореш соблазнил мою невесту и женился на ней.
— Девять лет прошло.
— Да, девять лет. Послушай, Циркач, ты вечером, после похорон, сходи к вдове, вырази ей соболезнование от нас всех…и от меня. Маслак, хоть и козлом был, но находился под нашей крышей.
— Почему я? — удивлённо спросил Виктор. — Это твоя бывшая невеста, так что сам и сходи.
— У меня дел столько не завершённых — лопатой не разгрести.
— Я не меньше тебя лопатой орудую, только у тебя лопата совковая, а у меня — штыковая.
— Сходи, ну…не в жилу мне.
— Почему?
— «Опустил» я её.
— Как опустил?
— Не знаешь что ли, как опускают? — нахмурился Лютый.
— Так западло же, в задницу…
— Это пидора западло в очко долбить, а «опускать» за косяки — не западло, я как раз сделал всё по понятиям.
— Она же не зэчка, на неё понятия не распространяются, — осуждающе покачал головой Виктор. — Чтобы так поступить с женщиной, надо быть совсем отмороженным…
— Я не беспредельщик и не отморозок, а шлюху наказал правильно — за предательство.
— Почему ты её называешь шлюхой? Ну, вышла она замуж за другого, что с того? Мало, что ли девчонок не дожидаются с армии своих парней, так что, им всем надо жопы рвать? И у меня была невеста, и тоже не дождалась.
— И ты простил ей измену?
— Да не было никакой измены, она мне честно обо всём написала.
— А вот мне не написала, и я не простил. Подловил её, когда Маслака дома не было, завалил к ним на хату, ну и…В бешенстве я тогда был. За измену карал. Я её так любил, а она…
— А я уверен в обратном — не любил ты её, а считал, что она должна принадлежать только тебе одному. Как вещь, как любимая игрушка. А когда она досталась другому, ты решил сломать эту игрушку, чтобы не досталась никому. Но ты сломал не игрушку, ты сломал человеческую жизнь.
— Ты чего, буровишь? — криво усмехнувшись и наливаясь злобой, спросил Лютый. — Предъяву мне кидаешь?
— Ничего я тебе не кидаю, просто высказал своё мнение.
— Так ты, когда высказываешь своё мнение — базар фильтруй.
— Я базар фильтрую, но ты тоже в залупу не лезь, — сказал Виктор и на его побледневших скулах забегали тугие желваки.
— Ладно, проехали, — махнул рукой Лютый. — Не хочешь идти — не надо. Сеню Резаного пошлю.
— Да схожу я, но после поминок. Не хочу там светиться.
— Замётано.
— Вы кто? — открыв дверь, спросила Виктора молодая, красивая женщина. — Я вас впервые вижу.
— Меня зовут Виктор.
— А меня — Лена. Вы пришли помянуть Бориса?
— Да, помянуть и выразить вам соболезнование.
— Вообще-то, уже довольно поздно, но если пришли, то проходите, — отступив в сторону и пропуская Виктора в прихожую, сказала женщина. — Проходите в гостиную и присаживайтесь к столу, он ещё накрыт, решила завтра утром всё убрать. Вы будете пить водку, или коньяк?