С той ночи мне показалось, что Эйд стал немного мягче. Он всё чаще начал оставлять меня без надзора, а я старалась по полной использовать свободу. Перестала просиживать часы в библиотеке, брала книги с собой и устраивалась на одной из лавочек во внутреннем дворике. Правда, переводами приходилось продолжать заниматься в комнате, чтобы не вызывать подозрения у окружающих. Не могла обычная помощница, никогда не учившаяся в Академии, влёт читать на латыни.
Эйден больше не заглядывал через плечо, не выражал недовольства несоответствием реальности его ожиданиям. Молча листал мои записи, делая себе какие-то пометки. А я не лезла с вопросами об истинной цели его поисков.
Вот только мне всё ещё не давал покоя тот факт, что Эйден оказался неподалёку, когда меня выкинуло в этот мир. Я всю неделю пыталась поймать его в наилучшем расположении духа, чтобы спросить об этом. Иногда начинали закрадываться мысли разломать новую кушетку, на которой я спала, чтобы снова провести ночь рядом с ним. Уж слишком внимательным и заботливым он оказался утром, после того единственного раза, что нам пришлось спать в сантиметре друг от друга. Правда, теперь он на ночь всегда давал мне выпить успокаивающий настой, сказав, что моя психика не совсем хорошо справляется с навалившимися переживаниями, раз меня начали мучить кошмары.
Случай ухватиться за нужную тему выпал совершенно неожиданно. Перед сном, когда я глотала травяной отвар, Эйден спросил, не повторялся ли мой ночной кошмар. Неожиданно сел рядом.
— Ты всё ещё стонешь во сне. Но хотя бы не кричишь, как тогда.
— Такого ужаса мне больше не снилось, спасибо. — Я кивнула на бокал в руке. — Снится что-то тревожное, но хотя бы не эти чавкающие звуки из темноты.
Он нахмурился.
— Потрошители. Они точно больше не опасны.
— Кто это?
— Когда ткань мира прорывается, впуская в себя попаданку, эти твари лезут с изнанки. Пожирают лохмотья магии и того, кто несёт на себе отпечаток перемещения.
Меня передёрнуло. Эйден поспешил добавить:
— Тебе повезло, что они не успели до тебя добраться. Но от них не осталось и следа, так что спи спокойно, это был просто кошмар.
— Эйден.
— Да?
Сердце заколотилось. Сейчас или никогда. Максимум он не ответит. Ну, наорёт ещё. Ничего страшного. Но я боялась услышать ответ, поэтому медлила.
— В тот день… ночь…
— М?
Я собралась с духом и выпалила.
— Как ты меня нашёл? Это ведь было далеко от твоей спальни. Как ты оказался в нужном месте в нужное время?
Сжала кулаки, опуская взгляд. Толчок сердца, ещё один. Эйден протянул руку, прикасаясь к бокалу и осторожно высвобождая его из судорожно сжатой кисти.
— Это не совпадение.
К горлу подкатил комок. Это он виноват в том, что я оказалась здесь? Как иначе…
— Это мой дар.
— Что? — Я подняла глаза. Эйден смотрел спокойно, с лёгкой улыбкой.
— Ты невнимательно читала или в твоих учебниках этого не было? У каждого мага есть своя особенность. Кроме родовой печати, как, к примеру, легенды о сотни жизней у семьи Янгов, каждый, в чьих венах бежит хоть малая частичка магии, одарён чуть больше, чем обычный человек. — Он посмотрел в мои загоревшиеся глаза и усмехнулся. — Нет, это не чтение мыслей, не умение проходить сквозь стены. Просто чуть большая чувствительность в какой-то области. Иногда это бывает полезно, как умение чувствовать опасность у боевых магов, но бывает и наоборот. Например, слишком сильное восприятие чужого настроения может однажды сломать человека. Если маг рано понимает свой дар и находит возможность его развивать и использовать, ему не будет равных в его сфере. Возьми того же Морта — он настолько неорганизованный, что с трудом может дождаться окончания лекции. Но ему просто нет равных в нашем деле. Чутьё на алхимические элементы и их реакции ставит его на голову выше всех, кто бросает на это все свои силы и время. А он всё делает играючи. Просто потому, что внимательные родители рано обнаружили его дар и смогли направить его в нужное русло.
Но чаще всего бывает так, что магу достаётся совершенно бесполезный дар. Или он не хочет двигаться в том направлении, в котором этот дар можно было бы применять.
— Ты чуешь попаданок?
— Не совсем. Я улавливаю зарождающиеся колебания в ткани мира. Представь себе извергающийся вулкан. Перед тем как горячая лава вместе с дымом и пеплом начинает прорывать поверхность земли, где-то глубоко внизу проходят невидимые и неощутимые обычному человеку процессы. И лишь в самом конце, когда спасаться уже поздно, земля начинает дрожать, предвещая скорое извержение.
— У вас ещё не умеют это предсказывать?
Он с любопытством наклонил голову.
— Любопытно. Ваш мир, оказывается, не такой отсталый, как нам говорили. Но к сути. Перед тем как миры соприкасаются, и девушка, — обычно это девушка — попадает к нам, по ткани мира проходит сильнейшая дрожь. Обычные маги её не ощущают. А вот мне, — он иронически хмыкнул, — повезло. За несколько часов я чувствую, что сейчас что-то произойдёт, и могу уловить эпицентр разрыва.
— Подожди! Ты с такой уверенностью это говоришь, ты уже раньше сталкивался с этим?
Он нахмурился.
— Однажды давно. Мне было лет десять, не больше. Я почувствовал странные колебания, но когда решился и добрался до нужного места, от девушки уже ничего не осталось.
— Эти твари?
Он кивнул.
— Отец потом рассказал мне, что они исчезают, как только сжирают всю оборванную ткань мира — уходят обратно на изнанку до следующего прибытия.
Он замолчал. А я почувствовала, что на сердце стало легче. Прикоснулась к его пальцам. Почему-то испугалась, что он отдёрнет руку, но он не двигался. Легонько погладила белую кожу. Он опустил глаза, наблюдая за моими действиями.
— Я рада, что меня нашёл именно ты. Хотя лучше бы вообще мне сюда не попадать.
— Да, лучше бы… — Повторил он глухим голосом.