Мы бежали по длинным коридорам, сворачивая то влево, то вправо. Я старалась смотреть только под ноги, до смерти боясь споткнуться и упасть. Несколько длинных лестничных пролётов вышибли из меня остатки дыхания. Сердце подскакивало к горлу, а лёгкие горели, но тело подгонял дикий страх, и оно не желало останавливаться даже тогда, когда мой спаситель резко замер перед одной из дверей. Я чуть не врезалась в стену, но он скупым движением дёрнул меня на себя, одновременно проводя рукой по дверной ручке снизу вверх, словно поглаживая её. Дверь распахнулась, и парень толкнул меня вперёд, проскальзывая вслед за мной. Звук закрывающейся двери выпустил из меня остатки сил. Я опустилась на колени, а потом растянулась прямо на потёртом ковре. В комнате было уже почти совсем светло, значит, солнце скоро встанет, а я всё ещё жива. Парень переступил через меня и прошёл к дальней стене. У меня не хватало сил поднять голову, так что я видела только его ноги. Он некоторое время топтался у какого-то шкафа, а затем развернулся и подошёл ко мне. Наклонился и положил у моего лица толстую книгу с распухшими страницами.
— Открой.
Я оперлась на руки и приподнялась. Подтянула к себе уставшие ноги, села на колени и взяла в руки книгу. Она оказалась тяжелее, чем была на вид. Я наобум раскрыла книгу и посмотрела на страницы. Огромная красная буквица, вслед за которой вился мелкий, но чёткий почерк. Разбирать текст было не в пример сложнее, чем на привычных печатных страницах, но адреналиновый всплеск пока не улёгся, и я заскользила глазами по строчкам, выхватывая знакомые слова, которые в прямом переводе дали бы весьма косноязычный результат. Но бесконечные часы практики как на парах, так и дома намертво вбили в сознание привычку охватывать предложение целиком, видя не отдельные слова, а их сочетание и, как итог, смысл. Я медленно двигалась взглядом по странице, давая вскипевшим мозгам привыкнуть к почерку и вникая в неизвестный текст. Не дожидаясь команды, я вернулась к началу абзаца и начала читать вслух. Каждое следующее предложение давалось легче, и я мысленно выдохнула, радуясь, что мне не отшибло память на ненавистную латынь.
“Далее, в бесконечном множестве тел заключено уже бесконечное количество
мяса, крови, мозга; хотя они и обособлены друг от друга, но тем не менее
существуют — и каждое в бесконечном количестве, а это уже бессмысленно. А
что они никогда не разъединяются, это говорится не вследствие достоверного
знания, но правильно, так как свойства неотделимы.”
— Отлично. — Он снова наклонился надо мной и выхватил книгу из рук. Захлопнул её и выпрямился. — Переводить ты умеешь.
Я слегка напряглась от его резких движений, но не удержалась от комментария:
— Ты уверен, что я не сочиняла на ходу, пользуясь твоим незнанием?
Он даже не моргнул. Смотрел всё так же спокойно, без малейшего намёка на сомнение.
— Ты сейчас едва дышать можешь от ужаса, не то что лгать. Так что да, уверен. — Он бросил взгляд в окно и тяжело вздохнул. Только сейчас я увидела, что несмотря на все его спокойствие и равнодушие, он чертовски устал. — Вставай. У меня есть ещё часа полтора на сон, и я не собираюсь их терять.
Я поднялась и только сейчас осмотрелась. Небольшая комната, метра три-четыре в длину и чуть меньше в ширину. Прямо напротив двери окно, под ним стол, заваленный книгами и бумагами настолько, что было удивительно, как они помещаются на столешнице, по правой стене узкая кушетка, возле которой на полу тоже громоздились стопки книг, чуть дальше из-за тёмной ширмы виднелась кровать. По левую руку сразу у стола книжные шкафы, комод с какими-то склянками на нём, и почти рядом со мной плотно закрытая дверь.
Парень указал мне на кушетку и я с облегчением тут же на неё свалилась, сбрасывая кроссовки. Сам же он прошёл к кровати и кинул мне подушку. Плоская как блин, но я была рада и такой подачке. Накопившаяся усталость требовала тут же уснуть. Я сунула подушку под голову, и меня придавило осознанием произошедшего. Тело просило выбросить все мысли из головы и спать, но сон не шёл. У себя дома я привыкла к круглосуточному шуму за окном, а здесь было слишком тихо. Шуршание одежды сменилось кряхтением деревянной кровати под весом парня. Потом всё стихло, но тут кровать снова скрипнула, а вслед за ней и пол. Шаги проследовали от дальнего угла ближе ко мне, и я собиралась повернуться, но сил не было. Пусть делает со мной, что захочет. Плевать. Уже просто плевать. Снова шуршание и на меня опустилось какое-то покрывало. Я едва смогла пробормотать “Спасибо” и вырубилась.