Ну а если уж быть безжалостно объективным к тому, что у нас в истории происходило, то более яростного отступника от православной веры, чем Петр Великий, надо ещё поискать. Дело не только в его маскарадном, показном богохульстве, за что заслужил он прозвище "антихрист" в народе. При нем патриаршество лишается многих своих полномочий, половину монастырей закрывают, права священнослужителей ограничивают, а их самих склоняют к доносительству в обязательном порядке. Не говоря уже о другой его "реформе", лишившей крестьян остатка их гражданских прав, частной собственности на землю, материальных стимулов в ведении хозяйства и отдавшей их навечно в кабалу дворянству. Возвеличенный святыми отцами император настолько избегал мысли о собственной смерти, что так и не создал закона о престолонаследии, в результате чего судьбы российской короны решались по преимуществу гвардейскими офицерами вместе с вельможами, которым удавалось склонить военных на свою сторону. После Петра престол унаследовала нареченная Екатериной Первой простолюдинка, подтвердив на деле, что кухарки могут все-таки управлять государством. И при этом никто не заикнулся о превосходстве священства над царством, ибо ещё со времен Ивана Третьего государство пристегивало Церковь к себе и даже провозглашение святыми не обходилось без царского благоволения.
Что ж, дело это не опасное - пройду и дальше по коридору истории, загляну в анфилады комнат справа и слева, в подвалы и на чердаки.
К чему приводит борьба дворянства за свои права? К подписанию Петром Третьим в 1762 году манифеста, дарующего дворянам вольность, после они полностью уверены, что рабами-крестьянами обеспечены на века. Правда и века не проходит, как наступает конец крепостному праву. До этого и после дворяне чураются торговли и промышленности, да и землевладельцы в массе своей никудышные. Обреченные на безделье, лишь немногие увертываются от халата под немецким названием "шлафорк". Отсюда и русская альтернатива: если не служба, то непременно безделье, но уже не в мундире, а "в шлафоре".
Окончательно исчерпав свои возможности к 1917 году, дворянство без царя превращается просто в историческое излишество. Не случайно, видимо, от последнего российского самодержца отказываются все командующие фронтами, его родственники гордо ходят с красными бантами республиканцев. Кто тогда вступается за царя? Верным престолу остается лишь один Нахичеванский хан. Да и Белое движение, в основе своей, далеко от монархического. Нынешним представителям дворянских фамилий не следовало бы забывать, кто и как предал Богом помазанного на престол, отдал власть сначала февралистам, потом октябристам, а после быстренько ретировался за границу поближе к своим банковским счетам и капиталам.
В ходе "восходящего анализа" причин развала и крушения Российской Империи могут возникнуть и другие рабочие гипотезы.
Жестоким трагизмом складывается судьба крестьян и купечества. Еще до воцарения Петра Первого советник шведского посольства в Москве Иоганн фон Кильбургер сообщает в своем донесении: "Все жители России, начиная от знатнейших до последних, любят торговать, отчего в Москве большее лавок, нежели в Амстердаме, или даже в целом ином государстве... К этому добавить надобно и то, что русские купцы, по больше части от природы, склонны к обману и так в этом искусны, что даже опытнейшие иностранные купцы попадаются от них в дураки." А вот уже в 1710 году, в разгар царствования Петра, австрийский дипломатический агент Отто Плейер отправляет секретную депешу, из которой вырисовывается совершенно другая картина: "Налоги всё становятся тяжелее, съестные припасы с каждым годом поднимаются в цене, хлеба не так много, торговля в стране приходит в дурное состояние..."
Экономическое положение тогдашней России (и это неприятно, как любая горькая правда) не может улучшиться именно по причине петровских реформ, в результате которых крестьянин превращен в раба. Петр разгоняет ещё и тех, кто не приписан ни к одному сословию, рекрутирует их в солдаты или отдает в крепостные. В итоге, рынок рабочей силы распадается: купцам и ремесленникам отказывают в праве иметь крепостных, по вольному же найму других работников взять неоткуда. У крепостного крестьянина нет права продать даже яйцо от курицы, не говоря об остальных продуктах своего труда. Откуда тут взяться хозяйственной сметке! Стоит ли ему утруждать себя и детей образованием, если самого всегда могут выставить на продажу другому помещику. Зачем улучшать свой домашний быт, коли все это тебе не принадлежит... Мысль крестьянина устремлена не на то, чтобы больше и лучше сделать, а на то, чтобы искусно скрыть собственные упущения в подневольном труде.
Купцы тоже работают по общим правилам. То есть трудятся в полсилы, но больше других надрываются, пьют мало, но больше всех напиваются. Иные возможности для самоутверждения они просто не находят. Вот откуда зародились рассуждения иностранцев о русских, своим трудом не научившихся жить, а о самой России, как о "слишком большом недоразумении, которое без немцев не разрешить." Для многих же доморощенных либералов-патриотов важнее становится не цель, важнее - поболтать о злополучии отечества, о русском духе, о Боге и, особенно, о "русском Боге". Поболтать с резонерством и впасть в священную тоску.
Здесь таятся и корни "синдрома русской лени". Отрицать её глупо, возводить в доминанту национального характера - ещё глупее. Болезнь сия есть социальный паралич ума и воли в условиях самодержавия, отсюда и тяга основной массы населения к показухи, имитации бурной деятельности, а правящего класса - к праздной, легкой жизни за счет подневольного труда своих сограждан. И вот в такое-то время лабазные патриоты твердят на каждом углу: "Только Святая Русь отвечает замыслу Божию. Все остальные страны далеки от Него."
Православное государство, где вместо правовых гражданских и уголовных актов служит Евангелие, напоминает мне ещё одну утопию, даже если все его граждане примут православную веру. Какая уж там православная государственность была, когда барин мог высечь до смерти своего слугу, продать его или обменять на гончую собаку, когда кликушествовали воры, разбойники, казнокрады не меньше сегодняшних. Даже после отмены крепостного права Россия не стала православным государством из-за множества других конфессий, народностей и, разумеется, острейших классовых конфликтов. Монархия с её институтами рухнули не под влиянием каких-то интриг извне, а после потери большинством граждан веры в правителей и служившую им на подхвате церковь.
Мне тоже не приходится сомневаться, что в семнадцатом году ХХ века на смену дискредитировавшей себя власти пришел жесткий режим экстремистов-безбожников. В угаре политической борьбы, во многом искусственно подстроенной, породил он кровавые репрессии, не оправдываемые ни с какой разумной точки зрения. Однако, как и во все прошлые века, трагизм эпохи соперничал лишь с героизмом её свершений в экономике, науке, культуре, образовании, которые охотно или неохотно, но признавались повсюду в мире. В общем, новые далеко не мирные условия жизни, во многом навязываемые своими доморощенными сумасбродами в унисон с далеко не мирно настроенным Западом, трудно, медленно, но облегчались, как и органически вписывалась в них принимаемая народом на веру идеология социалистического патриотизма многонационального державного государства...
В сегодняшней России нет общей, привлекательной для широких слоев населения идеологии. У парней в черной униформе с напоминающим нацистскую свастику знаком отличия своя идеология есть. Можно встретить и приверженцев возрождения монархии, типа объявившего себя миру престолонаследника, бывшего капитана первого ранга советского военно-морского флота Николая Алексеевича Романова-Дальского, который называет себя сыном царевича Алексея, избежавшего казни в 1918 году.
Возникает и совсем не праздный вопрос "Нужен ли сегодня России президент православной веры?" Казалось, что здесь плохого. Только как воспримут его живущие в стране мусульмане, буддисты, католики, иудеи и адепты "нетрадиционных" религий?
Словесные громы потрясают воздух в залах больших и малых политических собраний. На улицах гремят выстрелы мафиозных разборок. В душах россиян тает вера в искренность и бескорыстие государственных деятелей.
Получив долгожданные ключи от пограничных ворот, большинство граждан дороговизной билетов ограничены в перемещении по пространству собственного государства. Обретя больше экономических свобод, предприниматели задушены непомерными налогами и потому всячески скрывают свои реальные доходы. Сегодня властители проповедуют демократию, а завтра, овладев искусством творения во лжи, могут и полюбить власть на всю оставшуюся жизнь и не захотеть, как большевики, отдавать её никому без вооруженного сопротивления.
И слышишь с церковного амвона певучее, плавное моление протоиерея: "Нашему народу русскому даровал Господь ту силу, что одна только может приструнить сатану. Сила эта - Свет Истины Христовой, сохраненный от искажений в Святой Церкви Православной, в лоне бесчисленного множества мучеников, проповедников, молитвенников. Церковь Православная воспитала народ русский в духе христианского смирения, самоукорения, терпения. Иисус терпел и нам велел".
В разбушевавшейся стихии политических пристрастий начинаешь понимать и тех, кто невольно ищет сильного лидера, способного остановить распад нравственности и морали, навести порядок в хозяйстве России, избавить её от расхитителей, направить к истинной свободе, демократии и справедливости, пробуждению творческих и духовных сил народа. И очень мало кто уверен, что в результате президентских выборов или выборов в Государственную Думу могут победить не денежные мешки, а носители светоносных идеалов.
Не могу я никак поверить и "национал-радикалам твердой руки". Они требуют единой для всех Высшей Истины, отметают плюрализм политических взглядов, который размывает, мол, границы между добром и злом, узаконивает многие виды греха. Они обожествляют государство, как самую дорогую ценность. Предохраняют нацию от марксистского и либерально-демократического влияния, от "масонского заговора" и "денежной плутократии". Вплотную подходят к упованию исключительно на диктат силы, не одинакового для всех закона, а силы. Категоричная ортодоксальность их суждений уступает лишь неуемности воображения, в котором Россия после православной Византии (Второго Рима) оказалась, мол, её преемницей и взяла на себя ответственность за судьбы мира. Национал-радикалы воспевают "вселенский русский дух" и геополитическое чудо гигантских размеров России, вобравшей в себя множество этносов и ставшей "прообразом общемирового единения народов перед лицом Высшей Истины". До сих пор подобного рода замах мысли у них останавливался у известного порога из опасения, как бы не оттолкнуть от России другие народы. Это сегодня, но что будет сказано или сделано ими завтра, если у них не пройдет эта блажь во спасение?
Пока мне приходится слышать от них: "Довольно нелепых иллюзий! Да, есть народы дружественные русским (татары, башкиры, чуваши, калмыки), а есть и те, кто сделал своей национальной чертой бандитизм, вымогательство, торговлю наркотиками. Мы, русские, неприязненно относимся к чеченцам, евреям, цыганам и некоторым другим паразитирующим племенам. Мы никому ничего не навязываем. Каждый делает свой выбор. Но мы без колебаний и жалости отшвырнем в сторону тех, кто попытается встать на пути Движения Русских Националистов. Наше философское мировоззрение требует для своего осуществления самоотверженности, жестокой политической борьбы, а, если понадобится, то и борьбы с оружием в руках. Нация - это выше, чем народ. Всё опять зависит, будет ли у нас сильный русский лидер и патриотическое правительство. Сможем ли мы сплотить здоровое зерно нации вокруг национальной идеи? Ведь мы же русские, с нами Бог!"
Что ж, и такие мнения должны иметь право на существование. Если бы я не признал этого права, демократия во мне самом была бы низложена.
У каждого своя правда. Есть она и у отставного подполковника воздушно-десантных войск Ярослава Турбина. "В народе подспудно формируется традиционный для России ратный тип личности, по-военному истолковывающий свои жизненные цели и задачи, - пишет он, - . Это наша естественная генетическая реакция на политику развала и устрашения, на беззаконие и беспредел. Мы становимся другими после пережитой агонии коммунизма и "демократии", начинаем искать и рассуждать, у нас возрождается национальное самосознание не по этническим признакам, а по принадлежности к великой державе, единой и неделимой. Пусть словоблуды в парламенте играют несуществующим русским фашизмом. Последней очистительной грозы уже недолго осталось ждать. Надо не каяться и не молиться, а верить и действовать. Зачем мы есть на этой земле? Ответ не в религии и не в политике. Ответ в тебе самом, брат. Думай! Даже если жизнь толкнула тебя на криминальную обочину, где только и сумел ты выказать удаль свою - чтобы уж пропадать, так с музыкой."
И за такой позицией нужно признавать законное право на выражение. Единственное, опасаюсь, что при подобном психологическом настрое можно незаметно переступить порог и начать теребить в себе чувство национальной исключительности, свидетельство не силы духа, а его слабости.
Любопытно было бы все же узнать, где та ось, вокруг которой вращается колесо демократии и свободы. Об этом знает лишь Вращающий колесо, если есть таковой. Мы же все на земле жильцы временные, биологические часики в нас не вечны. Вот забавляемся с идейкой о Конце Света и разного рода кошмарными наваждениями бесовскими, пугаем ими, благо под рукой...
За окном кто-то крикнул, Алексей прислушался.
- Михалыч! Можно тебя на минутку.
Да это зовут его. Выйдя на крыльцо, разглядел за штакетником забора Максимыча с соседнего участка.
- Здорово, старина! - поприветствовал он подошедшего к калитке Алексея. - Поди, целую вечность не виделись. Смотрю, дымок из трубы вьется, решил навестить. Как жизнь-то?
- Пока щадит. Вот устроился здесь, сижу и мыслишки на бумагу перекладываю. А что у тебя, как здоровье?
- Да ничего особенного. Согнулся под ярмом служебных буден и упорно переползаю изо дня в день. Привилегий же не больше, чем у монахов ордена кармелитов.
- По парилке, наверное, соскучился?
- Ехал сюда и мечтал только об этом.
- Тогда заходи часам к семи, организуем.
- Ну, блин, уважил. Не беспокойся, всё нужное принесу. И не мечи на стол, как в старые времена, очень тебя прошу. На пенсионе ведь не особо разбежишься.
- Договорились. Калитку оставлю открытой.
Рубленная, сосновая, с прокаленными смолистыми стенами баня тоже соскучилась по теплу и после тщательного проветривания стала его с удовольствием впитывать. Алексей чуть опрыснул стенки сделать банный пар повкуснее, для аромата в трех местах помазал вьетнамской "звездочкой" и американским "виксом". Стрелка термометра в парилке стала приближаться к заметной отметке.
Ровно в семь пришел Максимыч. Действуя строго по науке, принес простынки, шерстяные тапочки, несколько банок голландского пива, пузырек с пихтовым маслом, рукавицы и пару уже распаренных, обернутых мокрым полотенцем березовых веничков. Венички были из густого листа, душистые, мягкие. Надо отметить, срезал он их не позднее Успения Пресвятой Богородицы и не раньше Святой Троицы, точнее в конце июля, когда лист держится крепко, к мокрому телу не льнет.
- Пора от дури лечиться, - торжественно объявил сосед. - Баня все прочистит и простит.
Раздевшись, они посидели минут пять в предбаннике, плавно разогрелись, потом зашли в парилку и устроились там поудобнее, расслабляя мышцы.
Какие в бане могут быть разговоры между двумя русскими мужиками? О всеобщем бардаке, Сталине и России-матушке. Ну нет, им развязные беседы ни к чему. Им по началу вообще разговаривать не хотелось. Усердно, глубоко дыша носом, они ждали, когда с его кончика обильно польется пот, посматривали на термометр и изредка крякали под одобрительны возглас, типа "эх, душа добреет!" или нечто похожее. А уж когда с носа обильно потекло, сползли вниз. В предбаннике плюхнулись на лавку не сразу, немного походили, размяли мышцы и лишь затем уселись отведать маленькими глотками пивко.
В ходе второго прогрева принялись обрабатывать друг друга веничками. Проводили им по красной спине от стопы к голове и обратно, взмахами подтягивали жар к телу. Хлестали умеренно, так, чтобы веник все-таки не превращался в метелку. Затем каждый сам растирал себя рукавицей из грубой шерсти несколько попристрастнее, пока кожа станет багряной. После третьего прогрева выбежали из бани во двор, облепляли себя свежим, накануне выпавшим снегом, словно пемзой счищая им пот с тела. И снова в парилку.
Остывали в предбаннике уже под парами пихтового масла в благостном состоянии свежести, легкости и покоя.
Завершив парную сессию, оделись, вошли в дом и устроились в креслах у камина. Наблюдая за танцем огня, потягивали напиток с жасмином, который накладывался где-то внутри на пары пихтового масла и тонизировал почище всякого кофеина.
- Ну что, полковник, живем мы с тобой в стране самодовольных павлинов, - начал Максимыч, перекладывая горевшие в камине поленья. - Думаем, будто именно наши дела наполняют высоким смыслом мировую историю.
- А вместе с павлинами ещё и черти бродят, - уточнил Алексей и рассказал о неожиданной встрече в ночной электрички.
- Нас зелеными повязками не запугаешь, - заметил Максимыч, бросив на собеседника взгляд, словно рассматривал его сразу со всех сторон. - В войну Отечественную и без повязок амбразуры грудью закрывали. Что до угроз ядерного теракта в Москве, это дудаевская агентура блефует, старается запугать обывателей. По части легенд, то большие мастера. Придумали, будто есть какой-то пакет, который оставили в одной американской газете с надписью "Вскрыть только после смерти Дудаева".
- Бред собачий. Трюки старые как мир.
- Оружие-то ядерное мы контролируем, но с другим потяжелее, продолжил Максимыч. - Сейчас вне Чечни гуляет около двух тысяч боевиков, многие вооружены, среди них несколько сотен отпетых головорезов, не подпадающих ни под какую амнистию. Добавь к этой кодле примерно десять тысяч душегубов в бегах, на каждом из которых висит минимум одно нераскрытое убийство, и получишь в общей сложности почти две стрелковые дивизии.
- Остается только сорганизоваться им, отработать систему связи и ...
- И затеять большую резню.