Выяснив, в какую беду попала его первая Любов, Николай с радостью согласился помочь, ни минуты не колеблясь. Шулейко в настоящее время являлся бригадиром рыболовецкой бригады и на лов рыбы ходил по Осколу во все стороны, так как кумовья служили с обеих сторон кордона и никто рыболовецкие катера не проверял, если заранее предупреждали по телефону. Вот и сейчас, набрав номер кума, Микола объяснил, что ночью будет работать. Кум, привычный к таким звонкам, только хмыкнул и сказал, что свата, на той стороне служащего, предупредит сам, а с Миколая, как всегда, — магарыч и уха, тройная, по спецзаказу.
Переправа прошла без осложнений: в полтретьего ночи высадил их на той стороне и посоветовал идти вдоль дороги, не высовываясь до самого перекрестка, а затем по указателю идти на Уразово, а Миколай прижал к себе Линку на минутку, перекрестил на прощанье и пустил на — встречу судьбе. Вроде и была Линка обыкновенная на вид тетка: рядовая врач акушер-гинеколог, примерная мать и любящая супруга, да только был и у нее свой «скелет в шкафу». Так как была она по месту своего рождения азиаткой, пришлось ей в молодости очень близко столкнуться с Афганом.
Было это в начале восьмидесятых, когда народ жил при коммунизме, да только не догадывался об этом. Когда в профсоюзном комитете, на деле защищающем права трудящихся граждан, устраивались словесные баталии за очередь на машину. А в кассах Аэрофлота наблюдались кулачные бои среди желающих улететь самолетом. Это было время, когда плакаты с бровастым человеком с гипертрофированной грудью, напоминающей справочник «Награды мира», пестрели по всей громадной территории, шестой части света. Это было время, когда после ежемесячной твердой заработной платы народ уходил в запой на пару дней, а на кухнях после ужина «травили» политические анекдоты про вождя. Анекдоты, в общем-то беззлобные, так как старичок не мешал бездумно существующим в социалистическом лагере жить так, как они хотят. Не согласные с лагерными распорядками отъезжали за «железный занавес», все страдали там болезнью богатых людей, не знающих забот повседневных, вроде как достать продукты. Люди не знали, как жить в таком славном демократическом обществе, ну, не научили их. А посему начинали болеть. «Ностальгия» — болезнь называется. Да, доллар тогда стоил шестьдесят шесть копеек. Средняя зарплата населения была сто — сто двадцать рублей, мясо стоило один рубль девяносто копеек, правда, найти его была проблема. Каждую осень на газетную и журнальную подписку семья выделяла из своего бюджета не менее пятидесяти рублей. Мы были самой читающей страной в мире.
И хотя статистические данные сегодня заверяют нас, что в целом криминальная обстановка по странам СНГ улучшилась по сравнению со всеми годами Советской власти, мы ходили по освещенным улицам в любое время суток без газовых баллончиков и пистолетов. Мы просто о них не догадывались.
И вот в это прекрасное время собрались в Кремле трое персональных пенсионеров с пожизненным диагнозом «синильный психоз» и решили, что в стране развелось много «пушечного мяса». Опять же таки народ мог засомневаться в правильной политике партии без явного врага, а посему необходимо было близлежащую феодальную республику приобщить к социалистическим реалиям — значит, будем оказывать ей ненужную братскую помощь.
Решили, сразу же решение записали, а приказ в Министерство обороны отправили. Огромная машина военного бюракратизма запустила свои винтики: по всей стране военкоматы начали мобилизацию юного поколения, желающего оказать интернациональную помощь дружественной нам стране. Через двадцать четыре часа дивизия Кузьмина навела понтонную переправу первой вошла в Афганистан и прямиком направилась в Кабул. Оставшиеся в приграничном городе люди долго ничего не могли понять, когда по улицам, громыхая, поползли танки, гудели камазы с боеприпасами. А в одном из двориков старая бабка, пережившая на своем веку две эвакуации: Луганск — Сталинград и Сталинград — Термез, допытывалась у двух бравых лейтенантов:
— Паковать мне вещи, родные мои, или как?
На что офицеры, вернув взятый в долг стакан у старухи, возразили:
— Пока мы, бабушка, там, можете спать спокойно.
«Блажен, кто верует» — им, первым, было проще: за спиной — славное прошлое, впереди — счастливое будущее.
Нет, первых наших, встречали как освободителей, даже прозвище они получили «шурави» с переводом «друзья», а если обращаться к классике: «кричали женщины ура, и в воздух чепчики бросали…». Но время шло, и, обращаясь опять к классике»… когда в город входит армия, женщины теряют честь.» Кроме того, как ни старались отцы — замполиты, «боевые единицы» все чаще и чаще оказываться в пьяном состоянии, чем в трезвом. Пьяному человеку все равно, отец родной или почтенный аксакал, когда «трубы горят», а залить нечем. «Не дашь бутылку, так мы тебе в рыло, опять не даешь, так мы тебя автоматной очередью.»
Афганистан — страна феодальная, но с уважением к старикам и защитой своих женщин у них все хорошо поставлено, лучше, чем в обществе с социалистической моралью. А посему события развивались, как в известной русской пословице «Чем дальше в лес, тем больше дров». Прошел год, и, несмотря на недоумение Политбюро, интернациональную помощь надо было по — прежнему оказывать в таких же размерах. Никак пуштуны не хотели жить при социализме. Будь у наших вождей хоть мало-мальское приличное образование, они бы знали, что Британская империя вела свои захватнические войны на территории Афганистана больше ста лет и убралась оттуда несоло-хлебавши. Знали бы они, что это только в наших среднеазиатских республиках с инфекционными заболеваниями, в принципе, покончено, а там как раз наоборот.
Поэтому, когда в конце лета началась повальная эпидемия среди ограниченного контингента советских войск, были они неприятно поражены. Гепатит же, не вникая в планы советских военачальников, продолжал набирать силу, и госпитали в Кабуле, Поли-Хумри, Кундузе уже не справлялись с потоком больных, а ведь раненые также оставались на их попечении. Поэтому командование ТуркВО решило отправлять всех «инфекционников» в близлежащие медучреждения в Союзе. Окружной военный госпиталь за номером 340 имел две территории. Филиал в районе Госпитального рынка по приказу свыше был полностью отдан «под эпидемию». Ввиду масштабов, которая приняла болезнь, в ход пошли не только действующие отделения других профилей, но и спортивный зал, ЛФК, общежитие для интернов. С целью экономии каждого метра и учитывая, вероятно, людей с больной печенью, кровати ставили двухэтажные. Главный инфекционист оставшись доволен проделанной работой, приказом открыл эпидфонд, дал информацию о дополнительном наборе медсестер на работу, отрапортовал начальству, за что досрочно и получил звание полковника.
Когда на пятом курсе мединститута вся их дружная компания начала работать в клиниках, чтобы приобрести необходимый опыт внутривенных вливаний и прочих процедур, Линка устроилась дежурной медсестрой в инфекционное отделение госпиталя, так как там у нее работала крестная и платили больше, чем в остальных клиниках города, плюс огромаднейшее поле с «подопытными кроликами», которым надо было ставить капельницы.
Первое дежурство в госпитале приходилось на последние дни августа и было очень эффектным. Среди серо-белого госпитального уродства Линкино появление с орехово-шоколадным загаром в оранжевом сарафане с тоненькими бретельками из прошвы на голых плечах, в белых босоножках, с распущенными волосами выглядело потрясающе. В этот вечер дежурила Нина Андреевна, изумительная женщина предпенсионнго возраста. Взяв новоприбывшую за руку, повела ее к месту работы. Двадцать четвертое отделение испокон веков работало на гепатит. Во время эпидемии спортивный зал ЛФК, построенный вплотную к зданию, был отдан под командование начальника 24 го отделения и старшей медсестры. Лежали там больные с гепатитом средней тяжести, а поэтому на посту дежурили медсестры, набранные через эпидфонд. Добираясь до места работы, Линка получала инструктаж молодого бойца:
— На посту у тебя сто пятьдесят ребят, тяжелых больных нет. Кстати, у тебя будут помощники из выздоравливающих ребят, они тебе помогут на первых порах. Да ты их, де точка, не бойся, построже с ними, они же еще совсем дети.
Конечно, когда тебе около пятидесяти пяти, их уже можно не бояться. На Линку, вошедшую в спортивный зал, уставилось сто пятьдесят пар голодных глаз. В первые минуты нельзя было различить лиц — одна сплошная похотливая рожа с волчьим оскалом. Вокруг новой медсестры специфический воздух ЛФК, состоящий из запаха мужского пота и плоти, закружился и сконцентрировался в сгусток циклона, в котором проступило желание, ничего общего с детством не имеющее. Кожей почувствовав запах «жареного», Линка презрительно передернула плечиками, хмыкнула сквозь зубы: «Мало брома вам в компот кинули» и гордо продефилировала в процедурную, где уже никто не мог увидеть смертельно напуганной девчонки. Устраиваясь в госпиталь, она и не подозревала, что встретит самых верных друзей в своей жизни, что столкнется с самым страшным горем в своей жизни: ее друзья и ухажеры — двадцатилетние мальчишки навсегда останутся в горах Гиндукуша. За три месяца их дружбы испытает Линка столько любви, обожания, поклонения, сколько выпадает только разве что на долю киноактрис и эстрадных певиц.
Кто может похвастаться что в их жизни была толпа в 200 мужчин, марширующая по плацу и весело скандирующая: «Здравия желаем, Линка!» Кого таскали бравые десантники на плечах, кого подбрасывали к потолку и подхватывали в дружные объятия, кому толпой в 20 человек переписывали конспекты, чтобы можно было ночью посекретничать. Она знала все про их семьи: вместе искали лекарства матерям, вместе писали письма любимым девушкам, вместе устраивали на квартиру приехавшую к одному из друзей жену. Линка выгораживала их перед начальством, выручала, где могла, для них всегда у нее была открыта душа и кошелек, а поэтому отошла она от своих однокурсников, так как все то напыщенное, что окружало ее в институте, смылось искренними чувствами наивных мальчишек, которых Родина отправила на пушечное мясо. Их смерть стала для нее огромным горем, вызвала сильнейшую депрессию. Она не смогла полностью отойти от Афгана, продолжая работать в госпитале. Но Линка запретила себе привязываться к кому-то душой, потому что нужно было быть совершенно бесчувственным существом, чтобы не реагировать на смерть и увечья таких юных ребят.
С Колей Шулейко Линка столкнулась на третьем году работы на «Афган», когда закончив институт, получила распределение в Термез. Но так как молодые специалисты получали слишком мизерную зарплату, то они с сокурсницей и пошли подрабатывать в гарнизонный госпиталь. Конечно, нельзя даже сравнить нагрузку в окружном военном госпитале и гарнизонном, но и там больных хватало из Хайротона и Мазари-Шерифа, крупных населенных пунктов Афганистана, где дислоцировались наши части. И офицеры, и рядовые проживали в палаточном городке, лишь ординаторская и приемный покой инфекционного госпиталя находились в каменном строении. Благо хоть погода жалела несчастных, ведь это происходило в самой жаркой точке бывшего Советского Союза. Пройдя хорошую квалифицированную подготовку в округе, Линка оказалась не подготовленой к тому безобразию, что творилось в гарнизонном инфекционном отделении. Воровали все и все: сотрудники тащили простыни, посуду, телевизоры, еду у несчастных больных. И если офицеры имели деньги или семью, проживающую в городе, которая их подкармливала, то рядовые воровали ночью с кухни картошку, запекали и ели ее или просили подаяние с госпитального забора у проходящих людей. Новеньких быстро оббирали: и чеки Внешпосылторга, и «шмотки» загонялись обслуживающему медперсоналу взамен еды и выпивки. Среди этого произвола подруги выглядели белыми воронами. Вместо того, чтобы включится в стройные ряды «голубых воришек», девчата наоборот стали таскать на дежурства еду и подкармливать самых несчастных. Естественно, они сразу восстановили против себя весь работающий персонал.
Человек, проживающий в большом городе, на протяжении всей жизни общается с огромным количеством людей. Он не — интересен как объект наблюдения. В маленьком городке, где все друг друга знают и уже порядком надоели друг другу, каждый новый человек становится объектом «обсасывания» на долгие дни до новой сенсации. Через месяц, взвыв от этой «простоты», девчата решили сбежать. Линка решила заключить фиктивный брак с пресловутым старшиной отделения Колечкой Булюкином. Местная публика находилась в шоке от такого мезальянса: симпатичная собой девушка с высшим образованием вместо подбора подходящего себе в мужья офицера закрутила роман с каким — то рядовым. Объяснять каждому, что Колечка ее земляк и через пару недель у него дембель, на который он поедет с молодой фиктивной женой, Линка не собиралась. А поэтому, как правильно заметил Василик, Булюкина «бортанули» перед самым дембелем из госпиталя. И все ничего, если бы Колюня вдруг не стал ревновать ее. Героиня наша вступать в сделку с личностью с неустойчивой психикой не собиралась. Отъезд домой отложился на неопределенное время, так как больше земляков поблизости не наблюдалось, именно потому Шулейко и удалось с ней познакомиться.
Но Линкина работа в госпиталях осталась в далекой молодости, и она не думала — не гадала, что «афганцы» опять появятся в ее жизни, чтобы помочь в трудную минуту. Тем и помнится Афган всем, кто с ним соприкоснулся, — дружбой, «чувством ліктя», друзьям помогают безвозмездно и не задавая лишних вопросов.
Видимо, безвозмездность и доконала Линкиного партнера, часа полтора он только молчал и искоса поглядывал на женщину. Затем открыл рот и сразу убил Линку наповал, обратившись к ней на «Вы»:
— Не, ну, что там, Афган — это круто, конкретно мужики крутые и Вы с такими… так просто… это круто. Вот и Бешеный… тоже за Афган когда базар ведет… так конкретно за душу берет, прям п…ц!
Линка, вся еще мыслями в прошлом, не сразу обратила внимание на дифирамбы мафиози. «Врубившись», что после перехода границы резко повысила свой рейтинг у бандита, сделала отметку в своей памяти на будущее, и решила поинтересоваться, каким «боком» Ваня Бешеный примазался к Афгану:
— Борис, ты меня извини, я вся сегодня такая рассеянная, видимо, что-то пропустила, но какое дело твоему пахану до афганцев?
— Ну, Вы даете, я ж говорю служил он там!
— Да уж кто только там не служил, каждой твари по паре.
— Только потом он за что-то в штрафбат попал.
Линка, чтобы не углубляться в дискуссию дальше, додумала дальше про себя: «И за что это он в штрафбат попал, прямо удивительно, вроде как речь идет не о пахане бандитской группировки, а, по крайней мере, о депутате каком-нибудь? Пришил кого-то — вот и посадили.»
Выспавшись на моторке, партнеры довольно бодренько добрались до шоссе и свернули на Уразово. Так как городок находился вдалеке от официальных погранпунктов, а высажены они были не в приграничной зоне, а на территории Российской Федерации, то добрались до места без приключений.
Узнав у первых прохожих, где рынок, направили туда свои стопы, по дороге знакомясь с местными достопримечательностями. Учитывая профессию Линки, неудивительно, что первым делом они залетели в парикмахерскую, напугав персонал, когда затребовали одновременно и стрижку, и бритье, и мытье голов, а также маникюр и педикюр. Правда, насчет последнего Борис засомневался, но Линка убедила его, что, приведя ноги в порядок, продвигаться в сторону намеченной цели им будет гораздо легче. И, действительно, после проведения процедур, рекомендуемых Мойдодыром, жизнь стала вырисовываться не в таком мрачном виде.
А когда на рынке, покупая себе спортивный костюм и чистые майки, она обнаружила, что впервые за 14 лет со дня рождения первого ребенка вернулась из 54-го размера в 48, то и день окрасился во все цвета радуги. И если бы не тревога за детей, которым она звонила при малейшей возможности, когда была уверена, что Борис их не разыщет по телефонному номеру, то, в принципе, Линка ничего не имела против своего вынужденного турне. ВСЕ эти годы она мужественно сражалась со своим весом, то пытаясь делать зарядку дня три, то голодать в течение дня, а чаще всего принимая какую-нибудь чудодейственную добавку, никогда не пытаясь изменить свой образ жизни. Будни так засосали нашу героиню, что свое врожденное любопытство она удовлетворяла телевизором или словарями, на пляж ездила на машине мужа, а самый большим праздником был праздник «живота».
Да уж, господа, в нас точно пропал дух авантюризма! Втянутая силой обстоятельств в это приключение, она втайне стала находить в нем положительные стороны: во-первых, она похудела, во-вторых, постоянная физическая нагрузка и молочно-фруктовая диета без таблеток привела к тому, что за много лет она перестала чувствовать себя больной женщиной.
Путешествие по России проходило с большим комфортом: днем они отсыпались в электричках или рейсовых автобусах, где не проверяли документы и не настораживало оружие, держась подальше от центральных трасс, спрямляли дорогу на Алтай. Россия настолько огромная страна, что партнеры разумно предположили: не перехватив их на границе, цыгане попытаются выловить их на подступах к родному городу Бориса. А посему, если не лезть в Москву с ее паспортным режимом, обходить большие города и важные стратегические пункты, не соваться в аэропорты с досмотром, не лезть в поезда, где требуют документы, то свободно можно добраться до места назначения автобусами и электричками. Действовали они по отработанной схеме: утром посещали парикмахерскую и кафе, покупали свежую местную прессу с кроссвордами и садились в вышеназванный транспорт, устраиваясь с удобствами. Причем, настаивая на посещении салонов красоты, Линка преследовала определенную цель — не вызывать у различных патрулей подозрений заброшенным видом: люди спали дома, просто едут по своим делам. В транспорте участвовать в общем разговоре, к решению кроссвордов привлекать как можно больше людей, причем у Бориса это стало хобби — как можно чаще брать на руки чьих-то детей. Выходить из транспорта ближе к часам 12-ти и ночью пешком по шоссе идти к ближайшему населенному пункту. Во время ночных прогулок Линка занималась образованием своего спутника: рассказывала повести, романы из школьного курса, заставляла разгадывать кроссворды. Вообще надо заметить, что после перехода границы отношение мафиози к ней изменилось и с каждым днем Борис уважал ее все больше и больше.
Однажды утром, подойдя к очередному провинциальному городку, Линка обнаружила что название ей почему-то знакомо. Порывшись в своей памяти, она спросила у первого встречного не где находится вокзал, а как пройти к кладбищу. На удивленный взгляд Бориса ответила:
— Друг молодости у меня здесь, зайти нужно.
— Вы же от меня всех своих знакомых и родственников прячете, чтобы мы с братвой их потом достать не могли? Или бояться перестали?
— Этого вы уже не достанете, его в 1983 году без вас достали.
Бандит был прав, когда говорил, что Линка прячет все свое окружение: все эти дни они проходили села, городки, станции, где жили близкие ей люди — родственники, одноклассники и однокурсники, вынужденные после развала Союза уехать с насиженных мест и перебраться в Россию. Со всеми ними Линка переписывалась и знала, что они пришли бы к ней на помощь, если б только она попросила. Но не желая подставлять ни в чем неповинных людей, она просто проходила мимо, здесь же был другой случай: в этом городке был похоронен один из Линкиных госпитальных друзей. Быть в городе и не зайти — значит, не быть Линкой.
Борис, привыкший за эти дни подчиняться, молча последовал за ней. На кладбище они разделились в разные стороны, пытаясь по дате смерти найти нужную могилу. Часа через три, Линка наткнулась на мраморное надгробие с большой цветной фотографией улыбающегося молодого человека:
— Ну, что, Виталик, здравствуй, вот и довелось встретиться, не так хотелось, не так мечталось. Думали, вернетесь вы из Афгана, соберемся все мы, ваши госпитальные сестренки, и пойдем в кабак, на все чеки закажем музыку и будем танцевать, пока ноги будут нас держать.
Говорила она, и слезы текли у нее по щекам, а Борис молча открыл бутылку водки и разливал в три стакана: ей, себе и ему. Не успели они поднести стаканы ко рту, как на них накинулась какая — то старушка:
— Мерзавцы, бомжи проклятые, места вам мало, что на могиле пить стали. Не для того мой сыночек жизнь отдал, чтоб всякая шваль над его могилой издевалась.
— Извините, вы мать Виталика?
— Я-то мать, а вы кто такие?
— Как бы вам объяснить: осенью 1981 года ваш сын заболел гепатитом и находился на излечении в Ташкентском госпитале, я в то время работала там медсестрой, мы очень дружили, а поэтому, попав сегодня в ваш город, я просто не могла не найти его могилу и отдать дружеский долг.
Женщина с недоверием слушавшая этот монолог, вдруг растеряла весь свой воинственный пыл, на лицо набежало множество морщинок, а из глаз потекли слезы. Она качнулась и, обмякнув, стала садиться на врытую рядом с могилой скамью:
— Вы — Алла?
— Нет, Алла — это его девушка была, а я всего лишь его друг, меня звать Линой.