Я провел руками по разбитому лицу.
- Не-а, - сказал я, - все будет в порядке. Если бы ты просто принесла мне небольшой свисток...
Она пристально смотрела на меня с минуту, потом закрыла дверь и облокотилась на нее.
- Он безобидный старик, которому осталось немного, - сказала она. Почему вы хотите причинить ему боль?
- Я не хочу. Он мне нравится. Я не желаю его видеть жертвой такой стервы.
- Я привожу ему карты, - сказала она, - и делю с ним его воспоминания. Он счастлив.
- А как же старина Джордж?
- Джордж тоже счастлив.
Аргументы она привела неотразимые. Трудно было отрицать, что Джордж был счастлив. Дон Луис, тоже, хоть и был немного не в себе, вовсе не выглядел опечаленным.
- Поэтому, если вы дунете в ваш маленький свисток, - сказала она, - вы не добьетесь ничего, только сделаете двух счастливых людей несчастными.
- Ну, ладно, пока, - сказал я. - Я отдохну немного, подожду, пока вернется Мигель с моей машиной и потом уеду.
- Вы можете переночевать как желанный гость.
- Я знаю. Желанный, как лиса в крольчатнике.
Она посмотрела на меня неприязненным взглядом. Она знала, что я её провоцирую, но не была уверена в том, как много мне известно. Я чуть было не попытался развить эту тему дальше, но вовремя остановил себя, - пока. Я сомневался, что дон Луис умышленно сказал мне о плантациях маков.
- Почему Эль Лобо поехал через границу? - спросил я.
Она рассматривала свои длинные пальцы.
- Я не знаю. - Существует вероятность - я просто предполагаю - что он был, скажем, слишком любопытным.
- О-о, - протянул я.
- А теперь, пожалуйста, разрешите мне уйти, - сказала она. - Вы хотите, чтобы я вам сообщила, когда вернется Мигель с грузовиком?
- Полагаю, я его услышу, - сказал я.
- Хорошо.
Она вышла, элегантная юбка прошелестела вокруг точеных ног танцовщицы. Я вытянулся на кровати и попытался поразмыслить о некоторых вещах. Но усталось оказалась сильнее и через минуту я спал. К счастью, я начал храпеть и разбудил себя в самое подходящее время.
Каса была тиха, как мавзолей. Снаружи проникали голоса ночных птиц и реже - животных. Вдалеке перекликались койоты. Я не знал, сколько я проспал, но сон не мог быть долгим.
Встав с кровати, я подошел к дверям и выглянул в холл. Там было темно, двери с обеих сторон закрыты. Я прошел к парадной двери, открыл её и вышел наружу. Низкая луна бросала серый свет на поросшую чахлой растительностью пустынную землю.
Я пошел по гравию за угол касы, назад, к навесам, которые заметил по приезде. Тут и там попадались глинобитные развалин, казавшиеся призраками в лунном свете. Навесы были в ужасном состоянии, за исключением одного, чуть подальше с тыльной стороны касы. Перед навесом стоял большой грузовик, все ещё груженый. В нескольких футах от него, капотом к ведущей на ранчо дороге и шоссе стоял мой автомобиль.
Ключи были на месте. Я осмотрел задний бампер, он был стянут проволокой - Мигель сделал это на шоссе. Они облегчили мне обратную дорогу.
Я услышал неожиданный раскат хриплого мужского смеха. Позади, на заваленном мусором участке стоял небольшой домик с освещенными окнами. Внутри я смог различить фигуру Панчо, откинувшегося на шатком стуле, сомбреро его удерживалось на спине шнурком, надетым на шею. На столе рядом с ним стояла бутылка пива емкостью в кварту. Я услышал другой, не смеющийся голос. Мигель.
Я обошел грузовик и заглянул в сарай. Было темно, но через минуту глаза привыкли, и я смог в тусклом свете луны кое-что разглядеть. Вдоль одной стены стоял верстак, а на нем весы в стеклянном ящичке. Весы были очень чувствительные и выглядели так, словно за ними хорошо ухаживали.
Я прошел дальше и обнаружил какое-то оборудование. Оборудование для замены шин. Это был тот мощный кронштейн с вращающимися рычагами, который заменил допотопные монтировки. Теперь такие кронштейны использовались на каждой заправочной станции от Майами до Калифорнии.
Но заправочная станция или гараж обычно имеют и другое оборудование. Я мог предположить, что какие-то механические работы на ранчо производятся. Но в сарае были только съемник для шин и ручной насос. Никаких инструментов на большом верстаке.
Там была шина, на колесе со снятым колпаком, приваленная к съемному механизму. Узкая небольшая шина. Колпак я заметил на скамейке. Взглянув в направлении открытых дверей домика, я увидел, что Панчо все ещё сидит со своим пивом. Тогда я подошел к скамье и взял крышку. Та принадлежала машине марки "ягуар". Как тот "ягуар" Бонни, который сбросили под откос по дороге к Энсенаде.
Зачем было оставлять одну шину? Одно колесо?
Я ещё раз бросил взгляд на домик и двинулся вдоль скамейки к весам. Это были прекрасные весы, с точностью до граммов, а, может быть, милиграммов. Я полюбовался ими сквозь стеклянный колпак.
Под весами, под скамьей были какие-то ящички. Я осторожно вытянул один из них, не спуская теперь глаз с открытой двери домика напротив. Сунул руку в ящик и нащупал что-то мягкое, как кусок шероховатой ткани. Я вытащил это был замшевый мешочек, один из многих, аккуратно сложенных в ящике. Мешочек был с завязками. Я распустил их и просунул пальцы внутрь. Изнутри он был выстлан вощеной бумагой. И пуст.
Неожиданно в домике воцарилась тишина. Я посмотрел туда - широкая фигура Панчо закрыла свет в дверном проеме. Пока я смотрел, он вышел наружу, направляясь к сараю. Я сунул мешочек обратно в ящик, задвинул его, выскользнул наружу и пошел, стараясь держать грузовик между мной и приближающимся Панчо. Когда я обошел переднюю часть грузовика, к Панчо присоединился Мигель. Они шли наперерез к моей машине. Я подошел первым, открыл дверь; они остановились, наблюдая за мной.
- Спокойной ночи, - сказал я. - Я как раз уезжаю.
Они ничего не ответили. Мигель бросил взгляд на сарай, затем снова посмотрел на меня.
- Спасибо за заботу о моей машине, - сказал я.
Мигель стоял молча. Панчо потряс животом.
- Вы сейчас уезжаете, сеньор? - спросил он.
- Си, сеньор, - сказал я. - Я уезжаю сейчас.
- Спокойной ночи, - сказал он.
- Спокойной ночи.
Я сел за руль, а эти двое стояли, пока я заводил машину, прогревал её и, наконец, отъехал. Машина шла хорошо, только одно из помятых крыльев слегка скребло по шине.
Я выехал на грунтовую дорогу и проехал две мили до шоссе. Там я остановился и поразмыслил. Я мог повернуть направо, проехать три-четыре мили, пересечь границу, и я был бы дома, подальше от всего этого. Или я мог повернуть налево, проехать пятнадцать миль и опять оказаться в Тихуане, ну, а там - кто знает? Первый путь означал, что я бросаю Золотую Девушку. Второй путь означал, что я, вероятнее всего, снова буду связан с ней. До того я был готов бросить её, так как она, совершенно очевидно, сделала все возможное, чтобы отбить у меня всякое желание ей помогать. Но теперь, увидев Ранчо Добрых Друзей и старого дона Луиса, а также Гретхен в её новой роли, я чувствовал себя неловко в отношении Бонни. Будет тяжело сказать Кэрол, что ей придется искать для неё другую няню, но в сто раз труднее будет объяснить, почему я вышел из игры именно в этот момент.
Я сидел и раздумывал минут десять, не меньше, потом повернул налево и поехал назад, в Тихуану.
Было не поздно, и жизнь на главной улице ещё бурлила. Я поставил машину за углом у гостиницы и прошел пару кварталов. Одежда моя была в плачевном состоянии, пришлось зайти в магазин и купить себе пару рубашек, носки и шорты, а также длинные шорты-бермуды, поскольку я не хотел дожидаться, пока на мои обычного покроя брюки пришьют оторванные манжеты.
Я пошел в гостиницу и, поднимаясь в номер, обнаружил, что потерял ключ, который получил, когда регистрировался. Я вернулся к стойке и получил другой. В комнате я уселся на кровать и взялся за телефон. Сделав заказ, после продолжительного ожидания на том конце линии раздался голос Мамы Фразеллини. Связь была неважная, и нам пришлось кричать. Я прокричал, что хочу поговорить с Дженни.
- Ты сумасшедший, Пит Шофилд! - прокричала Мама.