— В общих чертах.
— Тогда вы, несомненно, помните, что первым правителем этой страны был Ахлиддин, единственный амир Тивердыни, нарушивший клятву верности своему каану. Светские хроники говорят, что после покушения на каана приближённые Ахлиддина возмутились таким бесчинством и выгнали амира вместе с семьёй, приспешниками и слугами вон из земли Тивера. Изгнанники пересекли Дикое поле и после долгих скитаний нашли себе пристанище в закатной части Грид. Места эти, прежде никому не интересные, внезапно оказались сокровищницей гор: поселенцы открыли в них богатейшие залежи золота, самоцветов и железной руды.
Храмовые книги несколько щедрее на подробности. В них упоминается, что амир Ахлиддин, покидая родину, увёз с собой весьма ценную вещь: талисман, притягивающий к поверхности драгоценные жилы земли. Единственным условием безупречной работы артефакта было то, что его не должна касаться женская рука. Всё это я выяснил из книг. Остальное мне поведал наш уважаемый гость.
В течение многих поколений талисман переходил от отца к сыну вместе с титулом и мечом их далёкого предка. Амират процветал, и ничто не предвещало беды. А потом к власти пришёл Адалет. Трудно сказать, отчего так произошло, но жёны, наложницы и рабыни исправно рожали амиру крепких, здоровых дочерей, и ни одна из них не подарила ему сына. Адалет приводил в свой дом новых женщин, посещал храмы, приглашал целителей…
Время шло, долгожданный наследник всё не появлялся на свет. Передача же артефакта в руки правителя другой крови грозило разрушением благополучия страны. Естественно, амир искал любых путей к тому, чтобы исправить дело, а кто ищет, тот непременно находит.
Однажды в его замок приехал весьма необычный юноша. Он был молод, очень хорош собой и притом могуществом превосходил всех известных Адалету магов. Этот дивный кудесник взялся помочь там, где прочие были бессильны. Он внёс изменения в древний талисман, исказил линии судьбы и телесные контуры одной из амировых дочерей — и девушка двадцати кругов от роду превратилась в юношу тринадцати кругов. Но чтобы поддерживать действие заклятья, следовало постоянно подпитывать повреждённый талисман жизненной силой. Маг предложил привязать к талисману жизнь младшей жены Адалета, амир без тени сомнения согласился, и уже на следующий день смог представить воинам своего наследника.
Чтобы избежать пересудов и сплетен, людям было сказано, что амираэн столь долго не покидал женской половины замка из-за слабости здоровья. Казалось бы, амир получил желаемое, но совершённое колдовство не принесло ему счастья. С детства приученная к скромности и смирению, привыкшая к тихой жизни за высокими стенами замка, Идрис изменилась телом, но не нравом. Амир Адалет был весьма разочарован жалким подобием сына, которое получил в результате тёмного колдовства.
Между тем оказалось, что жизнь хранительницы талисмана сгорает, как свеча на ветру. За каждый круг жизни заколдованного сына она расплачивалась десятком своих собственных кругов. Это мало заботило Адалета до тех пор, пока хранительницей не была вынуждена стать его старшая и любимая жена. Не желая потерять и её, Адалет велел разыскать и привести к нему мага, изменившего талисман. Тот явился, но сказал, что колдовство уже свершилось и остановить действие проклятия нельзя. Можно лишь передать его другой женщине, например, жене самого амираэна. И лучше, если эта несчастная будет обладать даром силы: тогда она не умрёт, а просто будет вытягивать силу жизни из всего, к чему прикоснётся.
— Какая трогательная забота, — промолвил Радогост тоном, не предвещающим ничего хорошего. — Только Адалет ошибся, моя дочь не маг. И я не позволю ей принимать подобные подарки.
— Да это уже и не требуется, — ответил ему Гардемир совершенно спокойно. — Талисман больше не работает, госпожа старшая амирани умерла.
Примечания:
* Строго говоря, Пригляд — не маг, а человек с даром силы: он может только лечить, зачастую даже не понимая, как у него это получается. Маг — это тот, кто не только имеет дар, но способен к тому же управлять им и контролировать его проявления.
** Абрек — человек, ушедший в горы, живущий вне власти и закона, ведущий партизанско-разбойничий образ жизни; первоначально — кавказский горец, изгнанный родом из своей среды за преступление, обычно убийство.
*** Плеонаст — устаревшее название железосодержащей шпинели, чёрный непрозрачный камень, не являющийся драгоценным.
Каждому своё
Князь Радогост поднялся со своего места, сложил руки на груди и принялся мерить приёмную неторопливыми шагами.
— Рад слышать, что талисман отныне безопасен, — сказал он наконец. — Но послушай, Гардемир, верно ли я понимаю, что моя дочь была благополучно обручена с другой девицей, да ещё и зачарованной? Я хотел бы по возможности уберечь свою семью от лишних пересудов и сплетен, эта история не должна выйти за околицу Ольховца. Кроме того, мне хочется быть уверенным, что Усладе не грозит опасность. Думаю, до прояснения отношений с кравотынцами её следует отослать в монастырь при храме Небесных вод.
— Людьми амира это может быть воспринято, как оскорбление, — отозвался Гардемир. — Обручальный обряд был проведён по всем правилам, хоть и не получил должного завершения, и девушка уже обещана семье Адалета. Служители храма заверили клятвы, принесённые в присутствии высших сил…
— Уверен, высшим силам безразличны клятвы, которые даются в наших храмах, — заметил князь, — а меня в свою очередь мало беспокоит мнение жрецов. Прежде всего я хочу, чтобы моя дочь осталась жива, а страна — избежала войны. В конце концов, даже постриг лучше могилы, так что если другого пути расторгнуть обручальный обряд нет…
— Не торопитесь, мой князь. Обручение в любом случае не навредит княжне. Мы пока не знаем, как отразилось разрушение талисмана на состоянии амираэна Идриса. Если завершение свадебного обряда возможно, то пусть всё идёт своим чередом. Если же нет, будет легко доказать, что ваша дочь свободна от обязательств и чиста перед высшими силами. Она не приносила никаких клятв. Из соображений безопасности на церемонии в храме её подменяла другая женщина.
— То есть ты знал заранее, что Усладе грозит опасность? И помалкивал?
— Скажем так: подозревал. И поэтому поручил своей дочери на время занять её место, воспользовавшись заклятием Лунной двери, — не моргнув глазом, соврал Гардемир. — В клетке с ухокрылом сидит Краса, а госпожа княжна находится на Задворках, в доме целителя Нортвуда.
— Прекрасно. В таком случае, пусть там и остаётся до тех, пока ситуация не прояснится.
— Боюсь, что это слишком опасно. Есть некоторые проблемы…
— Вот как? В последние дни я чувствую себя в собственном доме, словно в Диком лесу. О чём ещё мне позабыли доложить?
Гардемир неловко заёрзал в кресле.
— Заклятье Лунной двери требует своевременного и грамотного завершения. В противном случае будет нанесён непоправимый вред высшим силовым контурам как источника, так и временного носителя. В силу некоторых обстоятельств завершение заклятья на расстоянии сделалось невозможным, а срок безопасного перехода истёк. Заклятье необходимо завершить как можно скорее.
— Когда именно?
— Нынче, а лучше бы уже вчера.
— Так сделай это.
— Непременно, как только Идрис доставит в Ольховец вторую участницу обмена, носительницу личностных контуров княжны.
— Кто знает, сколько ещё времени эта девчонка будет шастать по Торму… Чем именно грозит моей дочери промедление?
— Без должной подпитки контуры тонкого тела теряют силу и утрачиваются навсегда.
Радогост нахмурился.
— Объясняйся по-человечески, так, чтобы тебя было возможно понять! Что станет с моей девочкой, если действие чар не прекратить в самое ближайшее время?
— В худшем случае она лишится рассудка.
— Гардемир… Надеюсь, ты понимаешь, что в твоих интересах очень постараться, чтобы этого не произошло?
— Вполне, мой князь. Поверьте, я заинтересован в хорошем исходе не меньше вашего.
— Тогда пошевеливайся, делай что-нибудь.
— Я уже сделал всё, что мог: дал наставнику Идриса путевой амулет, настроенный на след, оставляемый в силе телом моей дочери. Даже просто находясь в поклаже Идриса, он притянет нужные вероятности и выведет молодого человека на верный путь. А ещё — я отправил письмо к господину дэль Ари с просьбой как можно скорее прибыть в Ольховец: вполне вероятно, что после завершения действия заклятья нам потребуется целитель. А теперь прошу простить меня, я отправляюсь в зверинец. Возможно, находясь рядом с телом госпожи княжны, мне удастся вовремя заметить и затормозить распад личностных контуров.
— Ступай, да поможет тебе Пресветлый Маэль.
Гардемир поклонился и вышел в тёмную галерею. Проводив его тяжёлым взглядом, князь подумал: «Что должно сделаться с человеком, чтобы он так легко решился распоряжаться чужими душами и телами? И я никогда не узнаю, действительно ли это жуткое существо служит мне, или оно преследует свои собственные цели, неясные для обычных людей. Впредь будет разумнее отказаться от услуг магов в охране. Меч надёжнее: даже если его владелец обратится против меня, ему можно противопоставить такую же сталь».
А Гардемир, беззвучным шагом двигаясь через пустые хоромы, горько размышлял про себя: «Служить богатым и знатным — вечно быть пылью под их ногами. Князь любит свою дочь, но ему и в голову не приходит, что слуга его может точно так же любить своё дитя. Как просто: иди, маг, изволь немедленно сделать, чтобы княжна осталась здоровой и невредимой, притом избежав позора перед людьми и гнева богов… Грозить мне вздумал… Конечно, я сделаю всё возможное и невозможное, но вовсе не из страха перед твоим гневом, князь».
Незадолго перед рассветом поезд княжича Милослава прибыл в Ольховец. Идрис проснулась — и сразу поняла, что случилось непоправимое. Поток силы, однажды изменивший её тело, исчез без следа. Нет, она не сделалась той, что была пять кругов назад. Её руки по-прежнему помнили конские поводья и рукоять меча, тело осталось крепким и сильным, не изгладились из памяти языки чужих народов, изученные в странствиях с войском отца. Только теперь всё это не имело ни малейшего смысла. Кому нужны её сила, сноровка и ум?
«Пожелали они узнать о женщинах, и Небесный Воин сказал им: хорошие женщины — целомудренны и покорны. Лучшей же будет та, что станет спрашивать у своего мужа, чем заслужить его довольство, выполнять, что будет он просить, а с мнением его — соглашаться».*
Она ли не была покорной, когда, повинуясь воле отца, подверглась действию изменяющих чар? Награда оказалась огромна: двери дома впервые открылись для юного Идриса, ему стало дозволено выйти на улицу без сопровождения, говорить с людьми, заводить знакомства, иметь личные деньги, носить оружие… Однако и плата за всё это оказалась весьма высока.
«Выпрямись! Воин ты или мешок с кизяками?»
«Смотри прямо, не отводи взгляд, червяк!»
«Мужчине следует быть смелым!»