«Какая прелесть, — подумала Краса, — он ещё и газели складывать пытается. Надо быстренько придумать ответ, не обидный, но такой, чтобы этот хитрец не вообразил о себе невесть что». Зажмурившись, она подумала пару мгновений и прошептала:
— Любить — ещё не значит обладать
И жадными руками прикасаться.
Да, роза ядовита, может статься.
Но яд легко бальзамом может стать.
Идрис смущённо развёл руками:
— Сдаюсь на милость госпожи. Самому мне не так легко даются рифмы, особенно на голодный желудок.
— Мудрое решение, — усмехнулась Краса, жестом приглашая жениха садиться. — Еда-то стынет.
В этот раз ей полагалось быть хозяйкой. Пухлые кружевные блины и разные заедки к ним уже украшали маленький стол. Осмотревшись, Краса едва заметно нахмурилась, высунула из-за полога руку и постучала о помост. Рядом тут же возникла одна из нянек.
— Мису воды сюда, — тихо, но решительно распорядилась княжна. — Тёплой, с розовыми лепестками. И чистый рушник. Быстро.
Положенная прогулка тоже прошла не без приятности. На этот раз княжну и её жениха сопровождали братья Услады. С ними Краса чувствовала себя куда спокойнее, чем среди суровой родни Идриса. Наследный княжич пришёл в сад вместе с женой и был занят исключительно ею. Благослав же просто шатался рядом, прислушивался к разговорам, но сильно, к счастью, не надоедал. И это было весьма кстати: жених с невестой увлечённо обсуждали качество стали, выходящей из Ольховецких мастерских. Несомненно, оно сильно уступало кравотынскому, и Идрис, не долго раздумывая, подарил княжне нож, которым пользовался за столом. Краса с удовольствием отметила остроту заточки, но посетовала, что это всё же не оружие.
— Почему же? — удивился Идрис. — Небольшой размер клинка позволяет спрятать его от противника, и в нужный момент это может спасти жизнь. Смотри: достаточно взять рукоять в ладонь, а лезвие обухом прижать к предплечью. Если враг схватит тебя за волосы или одежду, ударь сверху вниз, вот так. Не отпустит — лишится пальцев, а отпустит — смело шагай к нему, бей рукоятью в подбородок, а затем остриём в живот.
У Красы загорелись глаза.
— Научишь?
— Непременно.
— Отлично. Тогда пойдём скорее к Брезеню, попросим у него подкольчужник и какие-нибудь латы из старья…
— Нет, госпожа моя, — покачал головой Идрис, — сперва нужно разучить движения с тенью. И повторять их по многу раз, тренируясь во славу Небесного Воина трижды в день.
Краса вздохнула чуть разочарованно, однако возражать не стала.
— Ладно, согласна. Но только покажи ещё раз, помедленнее.
Идрис кивнул:
— Хорошо. Я обязательно научу тебя и этому, и многому другому. Жена должна уметь защищать свою жизнь и честь, когда мужа нет рядом.
— А меня научишь? — с насмешливой ухмылкой встрял Благослав.
«Сперва вести себя научись не как свинья», — зло подумала Краса. А Идрис ответил с невозмутимым спокойствием:
— Не знаю, что и сказать тебе, воин. В краю, где я родился, считается допустимым, когда отец учит сына, муж — жену, амир — своих слуг, а Небесный Воин — своих верных. Решай сам, какой путь избрать.
И амираэн вновь отвернулся к невесте.
— Эй… И что это было? — тихонько спросил Благослав, ни к кому, собственно, не обращаясь. Однако наследный княжич ответил ему, пряча улыбку:
— Тебе, братец, только что вежливо объяснили: для обучения придётся сменить веру и поступить на службу к амиру. Надеюсь, вариант с замужеством ты не рассматриваешь?
— Да ну тебя, Милош, — фыркнул Благослав. — Тоже мне, тайное знание. На кравотынские формы каждый день полгарнизона с крыльца таращится. Сам научусь.
Оставшиеся до обручения дни промчались, словно ветер в поле. Уже вынесли в прихожий зал сундуки с приданым на показ жениховой родне, подготовили невесте три положенных наряда: прощальный, обручальный и замужний, и рубаху для жениха, которую должна была бы вышить Услада, но на самом деле над ней потрудились все умелицы из княжьей швейной мастерской. Целая стайка дочерей Радогостовых ближников проводила княжну в мыльню. Не столько ради чистоты затевался этот поход, сколько для прощальных песен и облачения невесты в последний девичий наряд.
— Ты рябина ли, рябинушка,
Ой, рябина кучерявая,
Ты когда взошла, когда выросла? — нежно, жалостливо пели подружки, ведя Красу под руки сперва через все хоромы, а потом и по двору.
— В хлябь взошла, травоставом выросла,
Да при жаркой суши вызрела, — отвечала им Краса такими знакомыми, много раз слышанными на чужих свадьбах словами.
— Ой, зачем же ты пошатилася,
Да к сырой земле приклонилася?
— Не сама собой пошатилася,
Пошатили меня ветры буйные,
Приклонили к земле дожди шумные.
— Ой, Усладушка Радогостовна,
Ты зачем от нас во замуж пошла,
Зачем рано так поизволила?
— Ой подруженьки, вы голубушки,
Спотакнули меня люди добрые,
Сговорил кормилец батюшко,
В чужедальнюю сторонушку,
Ой, за удалую головушку…
Внешне старательно изображая печаль, внутри Краса ликовала. Её собственная свадьба с Венселем, больше похожая на продажу мешка залежалой репы, оставила в душе горький след, чувство, будто драгоценный и важный подарок ей не вручили, а небрежно сунули в руки завёрнутым в грязную тряпку. Но теперь она сполна получит своё. Это ей, а не Усладе, девушки нынче пели провожальную, для неё топили баню и мели двор. Амираэн завтра наденет красную рубаху и внесёт её в храм на руках. И свадебные обручья будут сверкать на её запястьях. А потом под пение жрецов Идрис поведёт её вокруг храмового очага с чистым огнём и трижды позовёт по имени, а она — откликнется. За порогом храма их встретят хмелем и зерном. Они пойдут пешком, рука об руку, по улицам посада, а народ будет вывешивать за окна рушники, сыпать под ноги свежескошенную траву и выспрашивать у Идриса: кто такая с тобой? А тот станет отвечать каждому: это моя хозяйка…
Но всё должно будет случиться лишь завтра. А пока Краса провожала в девичьем тереме свою последнюю вольную ночь. По уму ей полагалось сей миг прилежно молиться Небесным Помощникам, и для того Стина раньше обычного оставила её одну. Но вместо молитв Краса, улёгшись на подоконник и высунув голову за окно, любовалась тонким серпиком растущей луны и россыпью звёзд на бархатно — чёрном небе. «Жаль, конечно, что я почти утратила дар, — думала она, с удовольствием вдыхая свежие запахи ночи. — Зато слух, нюх и зрение никуда не делись, уже хорошо. И звериные языки. Теперь главное — не расслабляться: копить силу, упражняться в контроле и управлении внутренним потоком… Кто знает, вдруг со временем даже в этом теле удастся развить кое-какие способности?»