– Я от Рустама, - сказал Серый, ставя «дипломат» на пол.
Парень кивнул на дверь за стойкой бара:
– Заходи. - И вошел вслед за ним, остался у дверей, сложив голые волосатые руки на груди. В этой позе с этим взглядом он больше походил не на боксера, а на мясника.
В комнате находились еще трое. Они вольно сидели за столиком и делали вид, что спокойно пьют кофе. И нисколько не волнуются, полны решимости и мужества,
– Привет, - шутливо и нагло сказал Серый. - Я за алиментами. От Рустама.
И тут же почувствовал всей шкурой, как изменилась после этих слов атмосфера. Его наглость укрепила их решимость. Они одновременно встали, и в руках «хороших, добрых людей» появились арматурные прутья.
– Вот что, - сказал тот, что был постарше, - мы тут посоветовались и решили…
– Так деловые люди не поступают, - с угрозой перебил его Серый, стараясь, однако, не переиграть, не перегнуть палку, а то потом их уже не остановишь. - Была договоренность. Вам грозят большие неприятности…
– Неприятности будут у тебя. Для начала…
Что-то, вероятнее всего здоровый инстинкт самосохранения, заставило Серого сделать шаг в сторону. Мимо него пролетел, зацепив рикошетом, «мясник» и опрокинул столик, Зазвенели чашки, забулькал кофе из горлышка упавшего кофейника, Серый тоже не удержался на ногах.
– Вася, врежь ему тубареткой, - скомандовал старший.
Серый оценил приказ, откатился в сторону, а на его место грохнулся и разлетелся на куски тяжелый дубовый табурет.
Серый вскочил и перемахнул через письменный стол, отделившись им от противников.
Трое молча пошли на него, увесисто помахивая прутьями, примеряясь.
Серый толкнул на них стол, отступил к стене и вскочил на подоконник. Правда, окно было забрано снаружи решеткой, но если они начнут опять швыряться «тубаретками», то наверняка разобьют стекла и привлекут внимание. А прутьев Серый не больно-то боялся.
Но тут «мясник», который все это время поднимался с пола, встал наконец на ноги, нагнулся, пошарил за опрокинутым столиком в «кофейном бое» и вытянул дерьмовый одноствольный дробовик. Щелкнул курок. С ружейного цевья звучно в наступившей тишине падали на пол густые кофейные капли…
– Слазь с окна, паскуда! - заорал «мясник» и прижал приклад к плечу.
– Подождите, ребята, - сказал я. - Может, еще договоримся?
– Поговорили уже. Слазь!
Двое стали приближаться ко мне. «Мясник» остался на месте, держа меня под прицелом. Это хорошо, потому что глупо: когда я схвачусь с ними, он не сможет стрелять без риска зацепить кого-нибудь из своих.
Но тут кто-то спутал чьи-то карты. За моей спиной раздался звон разбитого стекла и между прутьями решетки просунулся короткий ствол автомата. Одновременно распахнулась (мягко говоря) дверь, вошли двое, тоже с автоматами.
– Оружие на пол, - сказал один из них, с пластырем на щеке. - Сами к стене. Живо!
Другой передал мне «дипломат», очень похожий на тот, которым снабдил меня золотозубый Рустам. Я взвесил его в руке:
– Маловато будет. Расписка нужна?
Он усмехнулся:
– Я же сказал, что мы договоримся.
«Усталые путники» переглянулись в недоумении.
На обратном пути я чуть не столкнулся с Юриком. Он, с квадратными глазами, мчался мне навстречу и, как собака, вновь обретшая хозяина, не скрываясь, визжа колесами от радости, развернулся и успокоенно пристроился мне в хвост. Бедняга, побегал-таки, поволновался… Отдохнешь скоро.
Я устало сел в кресло, положил «дипломат» на колени.
Сабир молча улыбался. За его спиной стояли Оганес с Асланом - усатые неразлучники, Один из солнечного Баку, другой из не менее солнечного Еревана. Их народы периодически воюют друг против друга, а эти всегда дружат, вместе «работают», вместе, видимо, сядут. Если до суда доживут.
Вообще же, не контора, а интернационал какой-то, стало быть. И ходят парами. Митрохин с Голубковым, Аслан с Оганесом. Серый с Ларисой. Сабир только в одиночестве, бедняга. Но улыбается.
– Ну, художник, - спросил Аслан, - нарисовал дело?
– Не совсем…
– Что такое? - Улыбка настолько физически ощутимо поползла с лица Сабира, что на голове его зашевелилась тюбетейка,
– Да нет, - успокоил я его. - Просто не успели всю сумму собрать, две трети вручили, а за остальное извиняются, Обещают завтра, оно к кстати - купюры у них нынче мелкие, еле «дипломат» застегнул. Вся сумма и не вошла бы.
Сабир опять улыбнулся:
– Не грубили тебе? - Он радостно смотрел на ссадину на моей щеке.
– Нет, хорошие, добрые люди. Угостили кофе… Точнее, кофейником. Но потом мы поладили. Завтра в два ждут меня на шашлык. Из телятины.
– Ты не поедешь, - Сабир подозрительно ткнул в меня пальцем. - Они тебя не полюбили. Пусть Юрик едет.
– Пусть Юрик, - равнодушно согласился я и передал Сабиру «дипломат».
– Считал?
– Пачками считая. Не каждую же купюру.
– Э! - недовольно крякнул Сабир, - Ты не деловой человек. Сегодня никому нельзя верить, считай. А потом будем опять весело ужинать.
Вернувшись в гостиницу, я позвонил Ларисе.
– Пойдем, погуляем. Я тебе песенку новую спою. Про любовь.
– Не могу, у меня гость.
– Я его выкину, стало быть. В окно.
Гость действительно был. В распахнутых дверях номера застрял пьяный Рустам, упираясь расставленными руками в косяки, в глубине комнаты, у окна, стояла бледная Лариса.
– Подвинься, - сказал я дружелюбно.