За время активной служебной деятельности Нюман, без сомнения, успел поиздеваться над сотнями людей, но лишь незначительная часть обиженных рискнула подать письменную жалобу, а изыскания Рэнна в свою очередь вскрыли лишь незначительную часть всех жалобщиков.
Впрочем, многолетний опыт научил его, что в их работе большинство действий представляются бессмысленными и что как раз те, которые приносят наилучшие результаты, в начале своем выглядят совершенно бесперспективными.
Мартин Бек прошел в соседний кабинет и тоже сел на телефон, но уже после третьего разговора окончательно сник и замер с трубкой в руках. Никого из поименованных в списке ему найти не удалось, и мысли его приняли другое направление.
После недолгого раздумья он достал собственный блокнот, полистал его и набрал домашний номер Нюмана. Трубку на том конце снял мальчик.
- Нюман слушает.
Голос у него был на редкость старообразный.
- Это комиссар Бек. Мы у вас были ночью.
- Да?
- Как себя чувствует мама?
- Спасибо, хорошо. Ей лучше. Приходил доктор Блумберг, после него она несколько часов спала. Теперь она вполне в форме, ну и вдобавок...
- Что же?
- ...вдобавок это не явилось для нас неожиданностью, - продолжал мальчик неуверенно. - То есть что папа умер. Он был очень плох. И давно.
- Как ты думаешь, мама не сможет подойти к телефону?
- Думаю, сможет. Она на кухне. Подождите, я ее позову.
- Да, будь так добр, - сказал Мартин, прислушиваясь к затихающим шагам.
Интересно, каким отцом и мужем мог быть человек, подобный Нюману. Семья производит вполне благополучное впечатление. Нет никаких оснований полагать, что Нюман не мог быть добрым и любящим отцом семейства.
Как бы то ни было, сын его едва сдерживал слезы во время разговора.
- Анна Нюман у телефона.
- С вами говорит комиссар Бек. У меня к вам один вопрос.
- Слушаю.
- Многим ли было известно, что ваш муж лежит в больнице?
- Совсем не многим, - поразмыслив, сказала она.
- Но болел-то он долго?
- Да, очень долго. Но Стиг не желал, чтобы люди знали об этом. Хотя...
- Что хотя?
- Хотя некоторые знали.
- Кто именно? Вы можете назвать?
- Ну, прежде всего мы, родные...
- Точнее.
- Я и дети. Еще у Стига были... были два младших брата, один живет в Гётеборге, другой в Будене.
Мартин Бек кивнул своим мыслям. Письмо, найденное в палате, было наверняка написано одним из братьев.
- Продолжайте.
- Лично у меня нет ни сестер, ни братьев. Родители умерли. Словом, у меня нет ныне здравствующих родственников. Только дядя с отцовской стороны, но он живет в Америке, и его я никогда не видела.
- Ну а друзья?
- Друзей у нас есть немного. Было немного. Ну, Гуннар Блумберг, который приходил ночью, с ним мы встречались, а кроме того, он лечил Стига. Само собой, Блумберг знал.
- Ну это понятно.
- И еще капитан Пальм с женой. Это старый однополчанин Стига. Вот и с ними мы встречались.
- А еще?
- Никого. Практически никого. Настоящих друзей у нас было немного. Только те, кого я назвала.
Она умолкла. Мартин ждал.
- Стиг частенько говаривал...
Она не кончила фразу.
- Что же он говаривал?
- Что у полицейского и не может быть много друзей.
С этим спорить не приходилось. У Мартина и у самого друзей не было. Если не считать дочери и Кольберга. Да еще одной женщины по имени Оса Турель. Но Оса тоже служила в полиции. Еще, может быть, Петр Монсен, полицейский в Мальмё.
- Ну а эти люди знали, что ваш муж лежит в Саббатсберге?
- Да как вам сказать... Единственный, кто знал все точно, был доктор Блумберг. Из наших друзей.
- А кто ходил к нему?
- Я и Стефан. Мы каждый день к нему ходили.