Меландер откинулся на спинку стула и начал набивать трубку.
- Ладно, - сказал он. - Сначала так сначала. Оке Эриксон родился в тысяча девятьсот тридцать пятом году. Он был единственным ребенком в семье токаря. В пятьдесят четвертом он кончил реальное училище, через год был призван на военную службу, а отбыв ее, поступил в полицию. Был зачислен на подготовительные курсы и одновременно вступил в Финский союз футболистов.
Он раскурил трубку и выпустил над столом облачко дыма. Рэнн, сидевший напротив, закашлялся демонстративно и укоризненно. Меландер не обратил на кашель Рэнна ни малейшего внимания и продолжал дымить. Он говорил:
- Таково краткое извлечение из ранней и сравнительно неинтересной для нас части его жизни. В пятьдесят шестом он стал Участковым в округе Святой Екатерины. О пятьдесят седьмом сказать нечего. Полицейский из него, сколько можно судить, получился посредственный, не очень хороший, не очень плохой. Жалоб на него не поступало, но я также не могу припомнить, чтобы он как-нибудь отличился.
- Он все время служил в одном и том же округе? - спросил Мартин, который стоял у дверей, возложив руку на шкаф с документами.
- Нет. - ответил Меландер. - Он сменил за первые четыре года три или четыре округа.
Меланлер умолк и наморщил лоб. Потом вынул трубку изо рта и ткнул чубуком в сторону Мартина.
- Беру свои слова назад, - снова начал он. - Я сказал, что он никак не отличался. Я ошибся. Он отлично стрелял, побеждал на всех соревнованиях.
- Верно. - подал голос Рэнн. - Это даже я помню. Пистолетом он здорово владел.
- Из винтовки он стрелял не хуже, - сказал Меландер. - Когда он добровольно пошел на курсы командного состава, он каникулы всегда проводил в лагере футбольного общества.
- Ты сказал, что он в первые годы сменил три или четыре округа, - сказал Мартин. - А не случалось ли ему работать под началом у Нюмана?
- Да, некоторое время. С осени пятьдесят седьмого и весь пятьдесят восьмой. Потом Нюману дали другой округ.
- Не знаешь, какие у них были отношения? Нюман ведь не церемонился с теми, кого недолюбливал.
- Нет никаких указаний на то, что Нюман относился к Эриксону хуже, чем к другим новичкам. И жалобы Эриксона меньше всего касаются событий этого периода. Но, зная методы Нюмана, с помощью которых тот, по его собственному выражению, "делал мужчин из сопливых щенков", нетрудно себе представить, что и Эриксону доставалось по первое число.
Меландер в основном обращался к Мартину, но теперь он взглянул на Рэнна, прикорнувшего в кресле для посетителей с таким видом, будто вот-вот уснет. Мартин Бек проследил за направлением его взгляда и сказал:
- А не выпить ли нам по чашечке кофе? Ты как, Эйнар?
Рэнн выпрямился и пробормотал:
- Да, пожалуй. Я сейчас принесу.
Он вышел из комнаты, а Мартин Бек проводил его глазами и подумал: такой же замученный вид у него самого или получше?
Когда Рэнн вернулся с кофе и снова съежился в своем кресле, Мартин Бек сказал:
- Продолжай, Фредрик.
Меландер положил трубку и задумчиво отхлебнул кофе.
- Тьфу, - сказал он, - ну и пойло.
Он отодвинул пластмассовую чашку и снова протянул руку к своей любезной трубке.
- Итак, в начале пятьдесят девятого Оке Эриксон женился. Жена была на пять лет моложе его. Звали ее Мария. По национальности она была финка, но жила в Швеции уже много лет и работала в фотоателье. По-шведски она говорила не очень чисто, что немаловажно для понимания последующих событий. В декабре того же года у них родился ребенок, тогда она ушла из ателье. А когда ребенку исполнилось полтора года, другими словами, летом шестьдесят первого, Мария Эриксон скончалась при обстоятельствах, которые вам, без сомнения, памятны.
Рэнн утвердительно и сумрачно кивнул. А может, он просто клевал носом во время всего рассказа.
- Памятны, непамятны, давай дальше, - сказал Мартин.
- Так вот, - продолжал Меландер. - Может быть, именно здесь в нашей истории впервые появляется Стиг Нюман. А с ним заодно и Харальд Хульт, который к тому времени был на должности первого помощника в нюманском округе. Именно у них в участке и скончалась Мария Эриксон. В камере для алкоголиков в ночь с двадцать шестого на двадцать седьмое июня тысяча девятьсот шестьдесят первого года.
- А Нюман и Хульт были в ту ночь на работе? - спросил Мартин Бек.
- Нюман был, когда ее задержали, потом он ушел домой, точное время ухода не установлено. А Хульт в ту ночь патрулировал, но не подлежит сомнению, что, когда ее нашли мертвой, он при этом присутствовал.
Меландер высвободил скрепку и начал выковыривать табак из трубки над пепельницей.
- Было начато следствие, и ход событий можно восстановить. По всей вероятности, произошло следующее: двадцать шестого июня Мария Эриксон вместе с дочерью поехала к подруге в Ваксхольм. Фотограф, у которого она прежде работала, попросил ее помочь управиться с двухнедельным заказом, и подруга согласилась на это время взять к себе девочку. Во второй половине дня Мария Эриксон вернулась из Ваксхольма. Оке Эриксон кончал работу в семь часов, и она торопилась попасть домой раньше. Учтите, что Эриксон служил в ту пору уже не у Нюмана.
Мартин Бек почувствовал, как от долгого стояния возле шкафа у него затекли ноги. Поскольку два наличных стула уже были заняты, он подошел к окну, присел на подоконник и кивнул Меландеру, чтобы тот продолжал.
- Мария Эриксон страдала диабетом и должна была регулярно делать себе инъекции инсулина. О ее болезни знали очень немногие, так, например, ваксхольмская подруга ничего об этом не знала. Мария Эриксон никогда не пропускала инъекции. Кстати, она и не могла позволить себе такую небрежность, но тут она бог весть почему забыла дома шприц.
Оба - и Мартин Бек, и Рэнн - теперь боялись пропустить хоть одно слово из рассказа Меландера, будто понимая, что именно по этому пути и надлежит вести следствие.
- Сразу после семи вечера двое полицейских из Нюманова участка обнаружили Марию Эриксон. Она сидела на скамейке, и вид у нее был ужасный. Они пытались заговорить с ней и пришли к выводу, что она либо наглоталась наркотиков, либо мертвецки пьяна. Тогда они дотащили ее до такси и отвезли в полицию. Сами они на допросе говорили потом, что не знали, как с ней поступить, поскольку она была совершенно невменяема. Шофер такси позднее рассказывал, что Мария произнесла несколько слов на непонятном языке - на финском, стало быть; может, в машине они ее били, хотя оба решительным образом это отрицают.
Меландер сделал длинную паузу и всецело занялся своей трубкой.
- Ну, если верить первым показаниям обоих, Нюман поглядел на Марию и велел, пока суд да дело, поместить ее в камеру для алкоголиков. Впоследствии он, правда, утверждал, что он в глаза не видел этой женщины, а на очередном допросе оба полицейских вдруг перекинулись и начали говорить, будто Нюман был чем-то занят, когда они доставили Марию. Им самим пришлось якобы немедленно удалиться по какому-то срочному заданию. Охрана же показала, что полицейские самолично поместили Марию в эту камеру. Короче, все сваливают друг на друга. Из камеры не доносилось ни звука, и охранники решили, что Мария спит. Оказии в уголовную полицию не подвертывалось целых три часа. А когда пришла ночная смена, камеру открыли и увидели, что Мария мертва. Хульт все это время был в участке, он звонил в "Скорую помощь", но ему не удалось спровадить ее в больницу, потому что она была мертвая.
- Когда она умерла? - спросил Мартин.
- Как выяснилось потом, она умерла за час до того, как они вошли в камеру.
Рэнн выпрямился и спросил:
- Но когда у человека диабет... Я хочу сказать, когда люди страдают такими болезнями, разве у них нет при себе карточки или удостоверения, где написано, чем они больны?..
- Разумеется, есть, - ответил Меландер. - У Марии Эриксон было такое в сумочке. Но там ее, понимаешь ли, не обыскивали. Во всем участке не нашлось ни одной женщины-полицейского, значит, обыскать ее могли только в уголовной. Конечно, если бы она туда попала.
Мартин кивнул.
- На допросе Нюман заявил, что не видел ни самой женщины, ни ее сумки, и пусть, мол, отвечают полицейские и охрана. Ну, все они отделались предупреждением.
- А как вел себя Эриксон, когда узнал, что случилось?
- У него было нервное потрясение, он несколько месяцев просидел на больничном, потом у него развилась депрессия. Когда жена не вернулась, он в конце концов обнаружил, что она забыла взять шприц. Сперва он обзвонил все больницы, потом завел машину и поехал ее искать. Словом, прошло немало времени, прежде чем он узнал, что Мария умерла. Не думаю, что они так, сразу, сказали ему всю правду, но мало-помалу он докопался до истины, поскольку в сентябре он написал первую жалобу на Нюмана и Хульта. Но к этому времени следствие все равно уже было закончено.
XXII
Молчание царило в кабинете Меландера.