Кристиансон протянул руку со свиной ножкой, чтобы схватить противника. Одновременно он в полном отчаянии продумывал возможности отступления. Перед его мысленным взором уже встали тысячи медяков, распиханные по многочисленным карманам.
- Караул! Он вонзил в меня свои когти! - вопил Задница. Вопил с хорошо разыгранным ужасом.
- В меня! В бедного несчастного инвалида! Этот грязный негодяй поднял руку на честного торговца! Только за то, что я оказал ему любезность! Отпусти меня, подлая скотина!
В решающую минуту свиная ножка лишила Кристиансона необходимой свободы действий, и он все равно не сумел бы применить насилие по всем правилам, но Задница предупредил его действия, открыв дверцу машины и плюхнувшись на заднее сиденье прежде, чем сам Кристиансон успел достичь своего малонадежного убежища.
Квант сказал, не поворачивая головы:
- Как это тебя угораздило, Калле! Это же надо быть таким дураком, связаться с Задницей! Эх ты!
Он включил зажигание,
- Господи боже мой! - не совсем последовательно ответил Кристиансон.
- Куда ехать-то? - злобно спросил Квант.
- Сульнавеген, девяносто восемь, - радостно заверещал арестант.
Задница был парень себе на уме. Он желал, чтобы его доставили в участок на машине. С плохо скрытым торжеством предвкушал он счастливое мгновенье, когда наконец-то займутся подсчетом его наличности.
- В нашем округе мы от него не избавимся, - сказал Квант. - Слишком рискованно.
- Везите меня в участок, - требовал Задница. - Предупредите по радио, что мы скоро будем. Пусть ставят воду на огонь. Я с радостью напьюсь кофейку, пока вы будете считать.
Он демонстративно расправил плечи.
И правильно сделал. Огромное количество медяков забрякало и загромыхало в многочисленных тайниках его одежды.
Обыскивать Задницу и составлять акт надлежало тому или тем полицейским, которые по дурости его задержали, официально такого закона не было, но неписаный соблюдался неукоснительно.
- Спроси, куда он хочет, - сказал Квант.
- Ты ведь уже спрашивал, - меланхолически ответил Кристиансон.
- Ну, задерживал его, положим, не я, - отбрил Квант. - Я его вообще не видел, пока он не влез в машину.
Ничего не видеть и ничего не слышать было одним из основных правил Кванта.
Кристиансон знал только один способ сыграть на человеческих слабостях Задницы. Он побренчал мелочью в кармане.
- Сколько у тебя? - жадно спросил Задница.
Кристиансон извлек из кармана всю сдачу, которую получил с десятки, подсчитал глазами и объявил:
- Шесть пятьдесят, как минимум.
- Взятка! - взвизгнул арестант.
Ни Кристиансон, ни Квант не разбирались в юридических тонкостях. Если бы он предложил им деньги, это означало бы попытку подкупа при исполнении служебных обязанностей. Но сейчас все получалось наоборот.
- Шесть пятьдесят мне мало. Надо, чтоб хватило на бутылку десертного.
Квант достал бумажник и вынул оттуда еще одну десятку. Задница схватил ее немедля.
- А теперь отвезите меня к какой-нибудь забегаловке, - потребовал он.
- Только не здесь, в Сульне, - сказал Квант. - Нельзя же так лезть на рожон.
- Ну, тогда на Сигтюнагатан. Там меня знают, а в парке возле писсуара у меня есть знакомая потаскуха.
- Не можем мы его высадить прямо перед винной лавкой, - робко запротестовал Квант.
Они миновали почту, Теннстопет и ехали теперь дальше, по Далагатан, в южном направлении.
- Сверну-ка я в парк, - предложил Квант. - Проедем еще немного и выкинем его.
- А за свиные ножки вы так и не заплатили, - сказал Задница.
Бить его они не стали. Уж слишком очевидно было их физическое превосходство, кроме того, они, как правило, не били людей, особенно если к тому не было веских причин.
И наконец, они были не слишком ревностными служаками. Квант докладывал почти обо всем, что сумел увидеть или услышать, но видел и слышал он почему-то на удивление мало. Кристиансон же был лентяем чистой пробы и с умыслом не замечал того, что могло хоть как-то усложнить ему жизнь и создать излишние трудности на службе.
Квант свернул в парк у самого стоматологического. Деревья стояли без листьев, голые и печальные. Квант притормозил у въезда и сказал:
- А ну, Калле, вылазь, я проеду чуть подальше и выставлю его из машины как можно незаметнее. Если увидишь кого-нибудь, кто может накапать, свистни.
В машине, как и обычно, пахло потом, засохшей блевотиной, но все запахи перешибал запах мочи и немытого тела, исходящий от арестанта.
Кристиансон кивнул и послушно вылез. Газеты он оставил на заднем сиденье, а свиную ножку по-прежнему сжимал в правой руке,
Машина быстро скрылась из глаз. Кристиансон вышел на улицу. Поначалу он не заметил никакого беспорядка. Но почему-то он не испытывал обычного флегматического спокойствия и с нетерпением ждал, когда вернется Квант, чтобы обрести прежнюю уверенность под надежным кровом родной машины. А потом так уж и быть: пусть Квант в который раз рассказывает про фригидность своей жены и до конца дежурства срывает на нем злость. К этому он привык. Собственная жена Кристиансона вполне устраивала, главным образом тем, что играла вместе с ним, а потому он редко о ней говорил.
Квант что-то замешкался. Наверное, не хочет, чтобы его увидели, а может, Задница испугался, что продешевил, и требует добавки.
Перед подъездом стоматологического института Истмена лежала площадь с круглым фонтаном или чем-то в этом роде посередине. На противоположной стороне площади он увидел черный "фольксваген", до того демонстративно поставленный в нарушение всех правил, что даже самый нерадивый полицейский и тот не удержался бы от вмешательства.
Не то чтобы у Кристиансона созрел какой-то определенный план, просто он почувствовал, что ожидание затягивается, и решил обойти бассейн вокруг. Таким образом можно будет поближе взглянуть на "фольксваген", владелец которого явно вообразил, будто ему дозволено ставить машину, как какой-нибудь важной особе, прямо в сердце шведской столицы. Кстати, один взгляд на неправильно поставленную машину никого ни к чему не обязывает.
Диаметр бассейна был равен примерно четырем метрам, и, когда Кристиансон описал полный круг, ему почудилось, будто он уловил мгновенную вспышку солнечного луча на стекле в одном из верхних этажей здания по ту сторону площади.
Через какую-то долю секунды он услышал короткий, отрывистый щелчок, и в то же мгновенье по его правому колену словно ударило молотком. Он покачнулся и упал навзничь через каменную ограду фонтана, дно которого было в эту пору года покрыто еловыми лапами, полусгнившей листвой и прочим мусором.
Он лежал на спине и слышал свой собственный крик. Потом ему послышалось, как эхо, еще несколько подобных щелчков, но к нему они явно отношения не имели.
В руках он сжимал свиную ножку, и ему так и не удалось найти связь между блеском дула, последовавшим за ним звуком выстрела и, наконец, пулей, которая прошила ему кость под правой коленкой.