- А другие гуляли, ничего, - гнул свое надоедливый.
- Это другие дети, - твердо сказала женщина. - А я боялась за своего сына.
- А зачем боялась?
- Вы бесчувственный! - выпалила она. - Каждая нормальная мать боится за своего сына. И волнуется, и тревожится, и не спит ночами, если тот не дома.
- На хрен тревожиться? - удивился знающий. - На хрен вообще переживать за судьбу близких людей? Им что, от этого лучше? Или вам лучше? Кому лучше, ты мне скажи?
- Материнский инстинкт, - талдычила свое Ольга Николаевна, нескромно пустив слезу.
- Вот хреномуть, - вздыхал самоуверенный. - Вы же ему заботой делали хуже. Это же лишняя опека. Это тепличные условия. В таких условиям жизнестойкость не вырастает. Вы зла хотели сыну? Отсутствия жизнестойкости?
- Нет, - растерянно рыдала женщина. - Я хотела, чтобы у Леши все было как у людей. Нормальная работа, нормальная семья.
- Ох уж вы мне, - вздохнул привередливый. - Нормальное вам подай. Ненормального надо хотеть, ясно? Великого и прекрасного. Великой работы! Прекрасной семьи! И быть достойным такой семьи и такой работы. И тогда нормально. А вам нормальное подай, вот и живете поэтому ненормально.
- Я как лучше хотела, - твердила Смурнова-мать. - И все хорошо было. С подонками Леша не общался, воровать не научили, пьяницей не стал. Школу кончил на четверки с пятерками. С первого раза в институт поступил, в тот, что выбрал. Получил нормальный диплом, устроился на работу. Платили не много, но ведь платили. Да, я понимаю, семейная жизнь не сложилась, но здесь-то Леша не виноват, просто нашел себе какую-то идиотку. Ну бросила его, потому что не понимала. Только жизнь ведь начинается только. Станет еще начальником отдела, найдет себе хорошую девушку. На свете столько женщин, Леша ведь с любой уживется. Он ведь не бич, не пьяница, скромный, заботливый. Золото, а не муж, только его почему-то не замечают. Он ведь не наглый, я ему нахальство не прививала. Он добрый, тихий, ранимый. Его понять надо. Рано или поздно полюбят, поженятся, заведут детей.
Клетчатый запрокинул голову и зверино захохотал.
- Ну убиенно, ну не могу, - орал он в потолок. - Детей, говоришь? Золото, говоришь? Ну ошизеть, бля.
Грузный не выдержал серьезной маски лица и тоже грянул искренним смехом. Не верилось, что такой внушительный человек может так прозрачно смеяться. Так смеются дети или хорошие люди.
Левосторонний вежливо подхихикивал. Получалось у молодого да белобрысого, старался, видать.
Из президиума волна веселья выкатилась в зал. Вежливо подхихикивал каждый: и бляха, и писарь, и неведомые статисты, одним словом, все. За исключением, конечно, насупленного Алексея Михайловича. Хотел подхихикнуть из вежливости, но опомился: неужели над родной матерью? Смешок придержал, только губы выкривил.
- Скажите-ка, Ольга Николаевна, - попросил клетчато-хохотистый, часто Леша с вами спорил в детские годы?
- Да нет, - сказала она. - Леша был добрый мальчик. Мать слушался, с хулиганьем не общался.
- Ну ладно, - поскучнел работящий, - ну ладно... А таланты какие в детстве имел?
- Рисовал. В шахматы играл.
- Хорошо рисовал-то?
- Нормально. Только бросил потом.
- А чего бросил?
- Скучно, говорит.
- А до чего в шахматы доигрался?
- Он непрофессионально играл. В четвертом классе сдал на третий разряд, а выше не получилось. Тоже бросил, когда подрос. Правда, играл за команду школы и института. Там больше некому было, а Леша очень дисциплинированный: сказали надо - значит, надо.
- Как вы думаете, во дворе его обижали?
- Да нет, за что его обижать?
- Причуды у него были?
- Нет, слава Богу. Он нормальным рос, от ребят не отличался.
- А если бы отличался, что вы делали?
- Если несильно, то пускай отличается. А если через край, отвела бы к психиатру.
- Книжки читать любил?
- В детстве-то? Конечно.
- А про что?
- Ну я не помню. Про что ребята в детстве читают? Про приключения разные, капитана Блада, трех мушкетеров. Любимое, наверно, виконт де Бражелон. Детективов особо не было, только Сименон и про милицию.
- А чего заумное читать не пробовал?
- То есть?
- Как сказать? Ну не знаю точно. Джойс какой-нибудь, Кант, Гегель... Пробовал читать очень взрослое?
- Вы же знаете, в наше время многих книг не продавали.
- Кого там не продавали? В библиотеку зашел, хоть "Заратустрой" зачитывайся. Ходил он "Заратустрой" зачитываться?
- Нет, конечно, у нас по-другому было: какой Заратустра? Какой Джойс? Маркс, Энгельс, три составляющих, три источника. Диалектика, материализм. Видите, даже я помню.
- С мужем как познакомилась?
- Случайно, у друзей. Они нас и свели: им казалось, что мы будем подходящей парой.
- Ну и как? Оправдались-то надежды? Не зря мутили друзья или лучше бы не старались?
- А почему не оправдались?! - с вызовом и плачем сказала женщина. - У нас все нормально! Не хуже, чем положено у людей. И отстаньте, не спрашивайте.
Ольга Николаевна разревелась.
Клетчатый сочувственно посмотрел и устало спросил:
- На цепь?
- Не стоит, - произнес начальник, на секунду оторвавшись от раскладывания бумаг. - Поговори с ней еще.