– Вас ввели в заблуждение. Все, что я получил, оформлено нарядами, накладными, можете проверить.
– Это я и собираюсь сделать.
– Пожалуйста.– Князев вынул из папки, лежащей на столе, кипу документов и протянул их мне.– Чепуха какая-то. Как это, скажите на милость, я могу получить то, что мне не положено? Я ведь представляю государственную организацию, а не частную лавочку
– И все же вам придется поехать с нами
– Это еще зачем? – все так же спокойно спросил Князев.– Я думаю, что можно разобраться на месте. Поверьте, я ни в чем не виноват.
– Вот и хорошо,– сказал я, вставая.– Напишете объяснительную записку, много времени это не займет. Одевайтесь.
– Ну как хотите,– недовольно проговорил Князев и начал одеваться.
«Где же шапка,– мучительно думал я.– Неужели он ее выбросил?» А может быть, спрятал? Тогда придется делать обыск. И только когда Князев снял с вешалки пальто и вытащил из рукава засунутую туда рыжую лисью шапку, я, не удержавшись, облегченно вздохнул. Вот она, теперь все в порядке. Правда, бывают в жизни неожиданные совпадения…
Войдя ко мне в кабинет, Князев аккуратно разделся и закурил, не спрашивая разрешения. Держался он уверенно, как бы давая понять, что вызов его в милицию ошибка, и не более. Записав анкетные данные, я откинулся в кресле и, пристально посмотрев на Князева, спросил:
– А теперь, Константин Гордеевич, скажите мне, где вы были семнадцатого ноября с тринадцати до четырнадцати часов?
Князев зло блеснул глазами и промолчал.
– Вы что, не поняли вопроса? Могу повторить,– раздельно произнося слова, сказал я.– Где вы были семнадцатого ноября с тринадцати до четырнадцати часов?
Тут произошло что-то совсем несуразное. Князев хрустнул пальцами, глубоко, с аппетитом зевнул и, отвернувшись от меня, уставился в окно.
– Не хотите отвечать, ну хорошо. Кстати, Князев, вы водите машину?
Князев хитро посмотрел на меня, добродушно улыбнулся и высунул язык.
– Прекратите валять дурака! – строго сказал я, поняв, что Князев пытается прикинуться душевнобольным.– На месте преступления обнаружены осколки от ваших очков. Вот показания гражданки Олейник, которая по вашей просьбе купила новые очки с такой же диоптрией, те самые, которые сейчас на вас. Вот результаты экспертизы, утверждающие, что на голове убитого Карпова обнаружены лисьи волоски. Кстати, я изымаю вашу шапку для установления идентичности с найденными на месте преступления шерстинками. Но и без всякой экспертизы я убежден, что волоски именно от этой шапки обнаружены на месте преступления. Меня интересует, почему вы убили Карпова?
Князев посмотрел на меня отсутствующим взглядом и снова зевнул. На все мои последующие вопросы Князев отвечал молчанием. Только когда вызванная свидетельница Макарова среди них опознала в нем человека, которого она видела за рулем автомашины, переехавшей убитого, Князев вновь захихикал и высунул язык.
Допросы Князева шли уже третий день, но он по-прежнему молчал. Не отрицал своей вины, не оправдывался, просто молчал, тупо уставившись в одну точку. Время от времени он равнодушно зевал и почесывал небритый подбородок. Начальник следственного отдела Сурен Акопович Мартиросян предложил направить подследственного на судебно-психиатрическую экспертизу. Но я был твердо убежден, что Князев симулирует и хочет выиграть время. Для чего? По колючим искоркам, мелькавшим иногда у него в глазах, я ясно видел, что он прекрасно понимает смысл моих вопросов; чувствовалось, что его мозг работает лихорадочно и вполне отчетливо в поисках выхода из сложившейся ситуации. Нет, на экспертизу я его всегда успею отправить. Сейчас важно сломить его упрямство, дать ему понять, что выхода у него нет, заставить его говорить. Зря он рассчитывает, что я не вытерплю, нервы у меня в порядке, и я очень надеюсь, что первыми они сдадут у него. Поэтому, не повышая голоса, я в который раз задавал Князеву одни и те же вопросы.
Нашим поединком с Князевым заинтересовалось начальство. И поэтому я не был удивлен, когда ко мне в кабинет пожаловал сам прокурор Рудов. Он кивнул мне и, внимательно посмотрев на обвиняемого, тихо спросил:
– Ну что, игра в молчанку продолжается?
Князев буквально впился глазами в прокурора, он даже привстал на стуле, но тут же сел и, прикрыв рукою лицо, шумно вздохнул.
– Послушайте, Князев,– так же спокойно сказал Рудов,– неужели вы не понимаете, что ваше молчание ничего вам не даст? Ну отправят вас в больницу, назначат судебно-психиатрическую экспертизу, небольшая оттяжка, и говорить все равно придется. Может, хватит, а?
И тут произошло неожиданное. Князев медленно опустил руку и, еще раз пристально взглянув на Рудова, жестом показал, что хочет что-то написать. Я поспешно протянул ему бумагу и карандаш, ничего не понимая: ведь я десятки раз повторял Князеву эту же фразу, и она не производила на него никакого впечатления.
Князев что-то написал и протянул бумагу прокурору.
– Прошу оставить нас вдвоем,– попросил меня Рудов.
Увидев мое недоуменное лицо, он молча дал мне записку. «Буду давать показания только Рудову»,– было нацарапано корявым почерком.
Я встал, молча вышел из кабинета.
«Интересно получилось,– подумал я.– Бился, бился, и нате. А Рудов хорош: пришел, увидел – расколол! Будет теперь разговоров».
Впопыхах я забыл сигареты, но возвращаться в кабинет мне не хотелось.
– Дай-ка закурить,– обратился я к проходящему мимо Шуйдину, совсем забыв, что он некурящий.
Шуйдин молча развел руками.
– Ты что, тоже немой?! – не сдержавшись, заорал я на весь коридор.
– Валерьянки выпей,– спокойно пробасил Шуйдин. И пошел дальше.
Минут через сорок я все же не вытерпел и постучался в свой собственный кабинет. Князева уже увели Рудов по-прежнему сидел в моем кресле и задумчиво смотрел в окно.
– Ну? – не вытерпел я.– Что удалось узнать, Яков Тимофеевич?
Рудов молча протянул мне протокол допроса. На чистом листе бумаги была написана всего одна фраза1 «Я не виноват»,– и стояла размашистая подпись Князева.
– Что это значит? – я с удивлением уставился на прокурора.
– А то,– спокойно ответил Рудов, отбирая у меня листок бумаги,– что Князева придется из-под стражи освободить
– Как – освободить? Что за глупые шутки!
– Я вовсе не шучу.– Рудов строго посмотрел на меня.
– Вы что, действительно считаете, что он не виновен? А улики?
– Против Горбушина у вас тоже были улики, не так ли? – спокойно возразил прокурор.
– Но я не согласен с вами! – взорвался я.
– Принципиальность для следователя нужна не меньше, чем для прокурора, и все же, дорогой Сергей Васильевич, я очень прошу вас вынести постановление…
– О чем? О прекращении дела? Ни за что!
– А кто вам сказал, что дело нужно прекращать? Я предлагаю изменить меру пресечения: возьмите подписку о невыезде, но из-под стражи Князева освободите.
– Я буду жаловаться прокурору области.
– Это ваше дело.– Рудов встал с моего места и вежливо добавил: – Ваше законное право.
Взглянув на часы, прокурор направился к двери и уже у порога сказал: